Потом мать подносила его руку к губам и целовала. «Мальчик мой, – приговаривала она, – радость моя, я люблю тебя больше всех на свете и не могу без тебя жить». Эти слова зачаровывали его; он испытывал какой-то сладкий ужас от мысли о нерасторжимости их связи. Находиться рядом с матерью, видеть, слышать ее, иметь возможность прикоснуться к ней было важнее всего на свете. Он не играл с товарищами, не ездил на школьные экскурсии, пропускал свидания с девушками ради того, чтобы побыть вдвоем с любимой мамой, всегда ласковой и внимательной к нему.
Она никогда на него не сердилась. Впрочем, однажды, когда он сообщил ей о своем решении жениться на Дорине, она вышла из себя. «Эта женщина тебя недостойна, – сердито сказала она, – если ты на ней женишься, я тебе этого никогда не прощу». Он женился, и она простила его до того, как болезнь начала разрушать ее сознание.
Франко встал и вышел в коридор, где его ждала Марисоль.
– По-моему, она спит спокойно, – сказал он.
– Естественно, врач сделал ей успокоительный укол.
– Что все-таки случилось? – спросил он, спускаясь на первый этаж. – Почему вдруг сердечный приступ?
– Синьоре Серене стало плохо два дня назад, – начала рассказывать Марисоль, – сразу после визита Дорины.
У Франко защемило в груди: ведь это он попросил свою бывшую жену навестить мать; думал, она будет рада.
– Поначалу все было хорошо, – продолжала Марисоль, – она обрадовалась Дорине, долго разговаривала с ней, а потом спросила, где ты и почему она уже несколько дней тебя не видит. Синьора была в полном уме, совсем не заговаривалась, даже удивительно. А Дорина возьми, да и скажи ей, что ты отправился кататься на яхте с красивой женщиной. Твоя мать заставила Дорину рассказать о ней все, что та знала, и, когда Дорина уехала, от ее хорошего настроения и следа не осталось. Она вдруг впала в ярость, стала ругать последними словами эту женщину, разбила вдребезги чайный сервиз, в общем, кошмар какой-то! Мы долго не могли ее успокоить. Потом ей стало плохо. Резкие боли в груди, под лопаткой, в области левого плеча – типичные признаки инфаркта. Я вызвала врача. Он сделал электрокардиограмму и сказал, что дело плохо.
Франко слушал и все больше бледнел. Неужели его короткая поездка вдвоем с Джулией де Бласко могла вызвать такой приступ ярости у матери? Неужели причиной инфаркта стала ревность?
– Ты уверена, что она рассердилась из-за этой поездки? Может, просто совпадение?
– Спроси Помину, если не веришь, она была при этом и может все подтвердить. Мы вдвоем не могли справиться с синьорой. Такая хрупкая, а сил у нее было, как у разъяренного тигра.
Франко похолодел от ужаса, он не верил своим ушам. Возможно ли, чтобы его ласковая деликатная мама носила в себе такой запас ненависти?
– Я вернусь к ней, а ты немного отдохни, – сказал он и снова поднялся наверх.
Когда Франко вошел в комнату, синьора Вассалли лежала с открытыми глазами.
– Здравствуй, мама, – с улыбкой сказал он.
– Все-таки приехал, – прошептала она обессиленным голосом.
– Я всегда приезжаю, ты же знаешь.
– Когда не уезжаешь куда-нибудь со своими любовницами. – И она посмотрела на него как на врага.
И вдруг Франко прочел в этом взгляде то, чего никогда прежде не замечал: его мать всегда хотела владеть им полностью, как своей собственностью. Эта хрупкая нежная женщина всю жизнь держала его в железном кулаке; он был ее пленником, ее рабом, ее любимой куклой.
К рассвету следующего дня Серены Вассалли не стало. Франко, сидя над телом умершей матери, испытывал противоречивые чувства. В нем боролись обида и жалость, разочарование и любовь; его душа страдала от безысходного отчаяния и одновременно успокаивалась, наполняясь новым, незнакомым прежде чувством – чувством свободы.
Глава 69
Перебрав в памяти сделанное, Гермес остался доволен: операции прошли удачно, без осложнений, бригада работала на редкость слаженно, все понимали друг друга без слов. Покинув операционную в двенадцать, Гермес перекусил в столовой для сотрудников, навестил нескольких тяжелых больных и утвердил график операций на завтра. После этого он отправился в свой кабинет, где его уже ждали пациенты, назначенные на консультацию.
Наконец рабочий день закончился. Гермес уже снял халат, собираясь уходить, когда к нему заглянула секретарша.
– Тут одна ваша бывшая пациентка, она очень просит ее принять.
– Разве мы не всех приняли, кто был записан? – удивился Гермес.
– Всех. Но эта женщина пришла без записи и говорит, что ей необходимо с вами поговорить. Она очень взволнована, хотя, как я поняла, речь идет не о здоровье. У нее другие проблемы.
– Кто такая?
– Сара Шейки, вот ее история болезни.
Гермес снова надел халат, сел за стол и открыл медицинскую карту: Сара Шейки, француженка, замужем за итальянцем, сорок лет, профессия – дизайнер, оперировалась по поводу рака молочной железы… Да-да, теперь он вспомнил! Опухоль была уже запущенная, пришлось полностью ампутировать левую грудь. Женщина выписалась в тяжелом душевном состоянии, даже курс психотерапии не дал заметных результатов.
– Пусть заходит, – сказал Гермес секретарше.
Сара вошла в кабинет стремительно, и Гермес сразу же отметил про себя, что выглядит она великолепно. Сбросив меховое манто, женщина осталась в вязаном платье, облегающем ее прекрасную фигуру. Массивный пояс из золоченого металла подчеркивал осиную тонкость ее талии. Тщательно причесанная, в меру накрашенная, она производила впечатление женщины с большим вкусом: редкой красоты драгоценности украшали ее руки и шею.
– Спасибо, что приняли меня, – сказала она и подала Гермесу руку.
Гермес поднялся из-за стола, ответил на рукопожатие и жестом предложил садиться.
– Я понимаю, что задерживаю вас, господин профессор, – начала она, – но у меня все просто ужасно, и некому, кроме вас, рассказать о моем отчаянном положении.
– Плохие результаты анализов? – сочувственно спросил Гермес.
– Нет, по этой части все нормально, во всяком случае, пока. У меня проблема совсем иного порядка. – Сара посмотрела на него глазами, полными страдания.
– В чем же состоит эта проблема, синьора?
– Проблема в моем муже.
Гермес посмотрел на нее непонимающе.
– Но чем я могу вам помочь? – удивился он.
В его практике было немало случаев, когла даже любящие и заботливые мужья не выдерживали выпавших на их долю испытаний: едва их жены оправлялись после гинекологической операции или удаления молочной железы, они от них уходили. Возможно, объяснение этому надо было искать в области психоанализа: оставаясь инфантильными, эти взрослые мужчины с бессознательной жестокостью торопились выбросить сломавшуюся игрушку, потеряв к ней всякий интерес.
Имея обыкновение разговаривать перед операцией не только с пациентками, но и с их мужьями, Гермес побеседовал в свое время и с мужем Сары. Он отлично помнил, как тот сказал ему с непоколебимой уверенностью: «Я буду любить жену еще больше, ведь я женился на ней, а не на ее груди. Мое чувство к ней неизменно, оно проверено временем». Да уж, в этом человеке Гермес не сомневался…
– Муж больше не любит меня, – сказала Сара, точно подслушав его мысли.
– Но почему? Что произошло?
Женщина посмотрела на него прямым, открытым взглядом и без тени смущения призналась:
– Я изменила ему, причем самым банальным, самым примитивным образом. Это произошло во время уик-энда в горах. Он, я хочу сказать, тот, другой, стал настойчиво ухаживать, я бы даже выразилась, приставать. Причем самое удивительное, что он знал о моей болезни. И хотя я не могла пожаловаться на мужа – он был заботлив и очень внимателен, – у меня было чувство, что после операции я перестала быть женщиной. Нет, мы с мужем и после случившегося бывали близки, но я не верила, что осталась для него желанной. В конце концов, он мог притворяться, притворяться из жалости. И мне вдруг захотелось удостовериться, действительно ли я могу вызвать у мужчины порыв страсти. Я хотела узнать это ради себя самой, чтобы не чувствовать себя неполноценной. Так я оказалась в объятиях другого мужчины.
– И… – У Гермеса кровь застучала в висках. – Что теперь?
– Теперь я знаю, что люблю своего мужа больше всех на свете и хочу только его.
Она замолчала, и Гермес, стараясь подавить волнение, сказал:
– Продолжайте, прошу вас.
– Все, собственно, на том бы и закончилось, если бы муж не узнал о моей измене.
– Вы признались ему?
– Я не такая дурочка. Зачем заставлять страдать близкого мне человека, если я знаю, что такое никогда больше не повторится. Нет, ему сказали другие, и после этого он ушел.
– Многие женщины после подобной операции проходят через такие же испытания. Это единственное, чем я могу вас утешить, – думая про Джулию, рассеянно сказал Гермес.
– Понимаете, профессор, я не уверена в завтрашнем дне, я живу в страхе, что болезнь вернется. И мне кажется, что я должна все успеть сейчас, сегодня. Конечно, это не оправдание, но как-то объясняет мое поведение. – Разыщите своего мужа и откровенно поговорите с ним, – посоветовал Гермес. – Если вы объясните ему свой поступок, как сейчас объяснили мне, он поймет вас, я уверен. Если же нет – попросите его позвонить мне. Как бы ни сложились ваши будущие отношения, не впадайте в отчаяние. Полнокровная жизнь – вот залог вашего здоровья.
Сара Шейки горячо поблагодарила его и ушла, а он еще долго сидел в своем кабинете, потрясенный ее исповедью. У него перед глазами стояла Джулия, которая говорила ему при их последней встрече примерно то же самое. Значит, она не лгала, когда уверяла его в своей любви, ставшей еще сильнее после злополучной встречи с финансистом Вассалли?
Гермес подошел к окну. Давно уже стемнело, и на улице ярко светились витрины магазинов и разноцветные гирлянды праздничной иллюминации. Город готовился к Рождеству.
Глава 70
От гинеколога Джулия вышла в приподнятом настроении: беременность протекала нормально, причин для беспокойства – никаких.
– Все в лучшем виде, – заверил ее врач. – Вы вполне здоровы, уверен, что в срок родится здоровый ребенок.
Когда она ждала Джорджо, то из-за опасности выкидыша почти весь срок пролежала в постели. Теперь же ей было рекомендовано побольше гулять, заниматься гимнастикой и даже плавать часок в день.
– Не беспокойтесь, – заметив ее испуганный взгляд, засмеялся врач, – от посещения бассейна одна только польза.
Джулия чувствовала бы себя совсем счастливой, будь рядом Гермес, но он не подавал о себе никаких вестей. Хотя прошло уже много времени после их последнего свидания в Нью-Йорке, Джулия так и не смирилась с мыслью, что их разрыв окончательный.
Приближающийся праздник давал ей возможность напомнить о себе и сделать новую попытку к примирению. Она зашла в магазин, купила круглую белую грелку с красным сердечком и, вырвав листок из блокнота, написала своим быстрым, легким почерком:
«Надеюсь, что это разогреет твое ледяное сердце. Позвони, телефон все тот же.
С наступающим, Джулия».
Потом вложила записку в конверт, надписала адрес и, воспользовавшись своим обаянием, попросила продавца:
– Доставьте это, пожалуйста, в канун Рождества, я вас очень прошу.
Молодой продавец, сразу же узнавший известную писательницу, расплылся в улыбке.
– Не беспокойтесь, синьора де Бласко, доставим ваш подарок вовремя.
Джулия уже направлялась к выходу, когда ее окликнул низкий знакомый голос. Обернувшись, она увидела Заиру. Старинная подруга, закутанная в соболя, радостно шла ей навстречу.
– Что купила, любовь моя? – поинтересовалась она, нежно обнимая Джулию.
– Ничего, просто поглазела, – соврала Джулия, которой не хотелось посвящать Заиру в свои личные дела. – А ты?
– Моя крестьянская натура не позволяет мне выбрасывать деньги на ненужные вещи. Любой подарок должен быть практичным, – со смехом сказала она и добавила: – Мы с тобой сто лет не виделись!
– А если точнее, то с прошлого лета, – поправила ее Джулия.
– Как ты меня находишь?
– Если ты имеешь в виду подтяжку, то великолепно. Выглядишь просто превосходно.
– Я надеялась, что будет незаметно, – слегка расстроившись, вздохнула Заира.
– Ничего и не заметно, – успокоила ее Джулия, – просто я очень хорошо знала каждую твою морщинку, а теперь они исчезли. Почему бы нам немного не поболтать? Давай зайдем к «Святому Амвросию», выпьем чего-нибуль.
Они перешли Корсо Маттеотти, вошли в знаменитое миланское кафе, сели за столик и заказали себе по чашке горячего шоколада.
– Как в лучшие времена, – расчувствовавшись, сказала Джулия, искренне радуясь случайной встрече.
Заира с любопытством разглядывала подругу.
– Ты очень похорошела, Джулия, но что-то в тебе не так. Ходишь осторожно, точно ты из фарфора, во взгляде – томность, ну-ка, давай, выкладывай, что с тобой происходит.
– Это большой-большой секрет, – рассмеялась Джулия, – который скоро откроется.
– А я, твоя лучшая подруга, ничего не знаю! Новая книга? Новый перевод? Экранизация твоего романа?
– Новый ребенок. Я беременна, Заира.
– У меня нет слов. – Заира действительно казалась потрясенной. – А кто отец?
– Ну кто может быть отцом? – Джулия даже рассердилась. – Гермес, конечно.
– А Франко Вассалли ни при чем?
– Франко Вассалли ни при чем! – возмутилась Джулия. – Как только такое могло прийти тебе в голову?
– Но ведь ты провела с ним несколько дней на его яхте, разве не так?
– А ты-то откуда знаешь?
– Бывшая жена Франко… ну как бы это сказать? Моя подруга, что ли…
Джулия сразу поняла, что имела в виду Заира.
– А я и не знала об этой, как ты выражаешься, дружбе.
– Ты вообще ничего не знаешь, что происходит вокруг тебя. Но я не понимаю, ради чего такая женщина, как ты, да еще беременная, отправляется в плавание по Средиземному морю с Франко Вассалли?
– Ради секса, – ответила Джулия и покраснела.
– Ну ты даешь! – расхохоталась Заира. – Если бы я тебя знала чуточку хуже, то могла бы и поверить, что ты говоришь правду.
– Мне очень интересно, кто же рассказал о нашем плавании жене Франко Вассалли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36