Но он должен был отпереть ее.
– Я тебе написала много писем, – сказала Анна. – Ты их получил?
Старик провел рукой по седеющим волосам, словно хотел избавиться от докучных мыслей.
– Я их получил, – ответил он.
– Тогда ты все знаешь, – тихо сказала Анна. Она чувствовала, что момент гнева уже прошел, и теперь они с отцом могут поговорить спокойно.
– Почему ты бросила своего жениха? – спросил ее строго Чезаре.
– Как почему? – усмехнулась она. – Мы просто не подходили друг другу. Я же не могу выйти замуж за человека, чьи ласки внушают мне отвращение.
– А на острове Сале? – Глаза старика сверкнули невольной ревностью. Мысль, что какой-то мужчина был там с его дочерью, была для него как заноза.
– На острове Сале кое-что случилось, – с улыбкой ответила Анна.
– Именно это кое-что мне и не нравится, – изрек Чезаре, туша сигарету в хрустальной пепельнице.
Анна с детским кокетством забилась в угол дивана.
– Папа, я люблю его.
– Люблю его, – презрительно повторил старик. – Увидела какого-то хлыща, который строит ей глазки, и решила, что она его любит. – Чезаре резко поднялся. – Он женат! – Голос его стал тихим и угрожающим. – Это хоть для тебя что-нибудь значит? Анна пошла в контратаку:
– Ах, вот как! Но ты тоже влюбился в замужнюю женщину. И никто не мешал тебе любить ее.
– Ты сказала очень глупую вещь. – Шрам на щеке Чезаре стал более заметен, и взгляд голубых глаз потемнел. Он был задет вдвойне: в своей ревности, в своей любви к дочери, и в своей гордыне одновременно.
– Мы живем в 1960 году, папа, вежливо возразила Анна.
Уже прошли две войны, мир стремительно развивался, все прежние предрассудки стали смешны, а тут отец осуждал ее лишь за то, что она влюбилась в женатого мужчину.
– Это не дает тебе права делать глупости, – настаивал Чезаре. – Есть принципы, которыми нельзя поступаться, – сказал он, – даже если ты хочешь переделать мир или просто изменить свою жизнь. Без этого все теряет значение, потому что тогда наступает хаос.
– Так я и знала, – рассердилась Анна. – Ты сам живешь в жестоком мире, но в том, что касается твоей дочери, ты продолжаешь мечтать о принце, о флердоранже, о какой-то райской идиллии.
Чезаре не согласился.
– Флердоранж, – возразил он, – это не проблема. Браки заключаются и расторгаются. Но нужна веская причина. Каприза ради такие вещи не делаются.
– Послушай, папа, – возразила Анна уверенно, решив довести сражение до конца. – Да, я полюбила женатого мужчину, но тут я изменить ничего не могу. Так случилось, так, наверное, мне на роду написано.
– Все не так просто, как ты думаешь. – Он произнес это спокойно, но спокойствие стоило ему больших усилий, и Анна видела, что ей не изменить решения, которое он готов был уже принять. – Я не говорю тебе: не думай об этом мужчине. Я прошу лишь не видеться с ним некоторое время. Пусть время само решит.
– Но, папа, я люблю Арриго. Ты не можешь требовать от меня этого. – Душа ее была полна воспоминаний о зеленом острове, возникшем за одну ночь.
– А я люблю тебя, – изрек Чезаре.
– И свои принципы, – добавила Анна.
– И мои принципы, – согласился старик.
Анна встала и подошла к освещенному солнцем окну.
– Если бы Сильвия не подняла здесь шума, никто бы ничего не узнал об этом. – Она достала платочек и вытерла полные слез глаза. Чезаре посмотрел на дочь с болью. Ему хотелось обнять, утешить ее, но он не мог пренебречь общественным мнением.
– А как, по-твоему, должна вести себя его жена? – спросил он. – Хочешь, чтобы она сказала тебе: пожалуйста, не стесняйся, это мой муж, но ты можешь взять его себе. – Он подошел к Анне, желая ее успокоить.
– Ее ничего не интересует в Арриго, кроме его имени и положения. И потом, она шлюха, – бросила Анна, не выбирая выражений.
– Это ничего не меняет, – сказал Чезаре.
– Сильвия де Каролис – змея! – упорствовала Анна.
– Сильвия де Каролис, пока она не разведена, – графиня Валли ди Таверненго, – напомнил ей старик.
– Сильвия меня ненавидит! Она меня всегда ненавидела! – вспыхнула Анна от гнева. – Всегда старалась унизить меня, напоминая о моем происхождении. Она и ее подруги. А теперь печешься о ней.
– Я забочусь прежде всего о тебе, – уточнил он.
– Ты хочешь, чтобы она надо мной смеялась? – Анна попыталась вызвать у него жалость к оскорбленной дочери.
– Единственный способ отличить собак от волков – это позволить им лаять, – заметил он. – Единственный способ узнать орла – это увидеть, как он летает. Опаснее те, которые помалкивают, а не те, что поносят. Ты же не думаешь, что можно добиться успеха и избежать при этом зависти. – Чезаре был непреклонен.
– Значит, ты и в самом деле не хочешь мне помочь, – смирившись, прошептала Анна.
Чезаре обнял ее.
– Это не так, – успокоил он ее. – Ты знаешь, что это не так. Я всегда защищу тебя. Но это не может изменить мое решение. Ты не должна видеться с этим человеком без моего позволения.
Возражать было бесполезно. Анна вытерла слезы, смиренно поцеловала отца и вышла.
Глава 4
Красота Сильвии была вызывающей и откровенно сексуальной, Чезаре это сразу оценил. Это был не тот тип женщины, который ему нравился, но тот, который волновал. И она не осталась равнодушна к обаянию этого великого финансиста, о котором была так много наслышана.
– Надеюсь, вы пришли сюда с мирными предложениями, – сказал Чезаре, галантным жестом протягивая ей бокал шампанского.
– Я защищаю свою семью и свое имя, – возразила Сильвия с подчеркнутой серьезностью, сделав несколько шагов по гостиной, в которой они были одни. Она двигалась, как манекенщица, выставляя напоказ свои длинные ноги, красивые бедра, свою тонкую талию и высокую грудь. На ней было платье из голубого джерси, в котором безошибочно узнавался Диор. В распахнутое в сад окно светила ясная луна, на темном небе блистали звезды.
– Понимаю, – сказал старик, ставя свой бокал на отполированную поверхность рояля. – Я ищу путь, приемлемый для всех. Для вас, Сильвия, для моей дочери и для вашего мужа. – Он пригласил ее занять место на диване, где сидел сам, непринужденно закинув ногу на ногу.
– Полагаю, что есть один путь, – решительно заявила Сильвия. Она слегка коснулась губами хрусталя и бросила лукавый взгляд в его сторону.
Игра была волнующая, опасная, но и ставки игроков высоки. И тот, и другой считали, что имеют на руках выигрышные карты, но не спешили их выложить на стол.
– Я ждал три месяца, прежде чем пригласить вас к себе, – сказал Чезаре, выбрав дипломатичный тон. – И думаю, сделал все, что в моих силах, чтобы убедить Анну отказаться. Но я не могу помешать вашему мужу вести дело по расторжению вашего брака.
– Вы недооцениваете себя, синьор Больдрани, – польстила ему Сильвия. – Нет такой вещи на свете, которой великий Больдрани не мог бы добиться. – Она взглянула на него откровенно вызывающим взглядом, ведя этот скользкий разговор, который становился все более двусмысленным. Ей очень хотелось сблизиться с этим могучим стариком, чье влияние в деловом мире было огромно, а успех у женщин общеизвестен. Его баснословное богатство, однако, волновало Сильвию больше всего.
– Боюсь, моя дорогая, что вам все равно придется смириться с неизбежной реальностью, – с любезной улыбкой, но твердым тоном отрезал он.
– Значит, я должна буду потерять свое имя? – спросила она подавленно.
– Но не свою роль в обществе, – сказал он в утешение. – Театральные ложи и светские гостиные сияют, когда вы в них появляетесь. И кроме того, – добавил он, растягивая слова и понизив голос, – вы можете рассчитывать на мое покровительство. – И опять улыбнулся ей.
Но Сильвия не ответила на его улыбку. Ее губы сжались, изящный носик задрожал, а взгляд сделался неподвижным, как у куклы.
– Значит, мы с вами не поняли друг друга. Я думала, что вы… Думала, что вы на моей стороне. – Ее голос стал пронзительным и неприязненным.
– Поговорим начистоту, дорогая, – начал Чезаре, неожиданно перейдя на «ты» и отбросив все условности. – Я был на твоей стороне. Был, несмотря на то, что тебе до своего мужа никакого дела, собственно, нет. Был, поскольку не хотел, чтобы моя дочь вышла за разведенного. Был, невзирая на сплетни, которые ты распускала на наш счет. Был, хоть и знал, что ты делала в спальнях, на яхтах и на виллах твоих многочисленных друзей. Я был на твоей стороне, потому что у меня есть свои принципы.
Яркий румянец вспыхнул на матово-бледном лице Сильвии.
– Никто никогда еще так меня не оскорблял! – воскликнула она, закрыв лицо руками.
– И вот нашелся кто-то, кто это сделал, – спокойно произнес Чезаре.
– Но я не собираюсь уступать! – Она встала и, собрав остатки своей гордости, взглянула в его невозмутимо голубые глаза. Она была так красива в своей театральности, так волнующа в своей испорченности, что Чезаре невольно почувствовал волнение в крови.
– Сопротивляться – это твое право, – согласился он. – А я могу дать тебе только один совет. Оцени его во столько, сколько он стоит.
– А именно? – спросила она, прищурясь.
– Отступись. Это равносильно успеху, когда нельзя победить. Ты меньше потеряешь, дав свободу Арриго. Ты даже немало приобретешь. И среди прочего, – добавил он, – мое покровительство и мою дружбу.
Сильвия не слушала его.
– Я не могу допустить, чтобы какая-то женщина восторжествовала надо мной, – сказала она, – даже если она дочь Чезаре Больдрани.
– Но Анна одержит победу все равно. – Чезаре пытался заставить ее трезво взглянуть на вещи. – Победит и без меня. Она уже победила вопреки моей воле.
– Вы не можете этого понять, – прошептала Сильвия, начиная плакать.
– Это почему же? – Чезаре взял ее за плечи, пытаясь утешить и успокоить.
– Потому что вы мужчина, – сказала она сквозь рыдания.
– Вытри свое прекрасное личико, – сказал он, протягивая ей белый батистовый платок.
– Этот развод стал бы для меня нестерпимым оскорблением. – Она была искренна.
– Другого не дано, девочка моя, лучше смириться, – погладил он ее по щеке. – Анна и Арриго любят друг друга или думают, что любят, что, по сути, одно и то же. А для тебя Арриго – только пьедестал. Потеряешь один – я предложу тебе другой.
– Я должна была предвидеть, что вы не поймете. Вы говорите, что были на моей стороне, а на самом деле против меня. Это правда, я не люблю Арриго. И знаю, что он меня не любит. Но так во всех браках, которые мне известны, и, наверное, во всех, которые известны вам. Если любовь была бы главным в семье, то семьи не существовало бы. Я не откажусь от своих прав. И буду защищаться всеми средствами, которыми располагаю.
Лицо Чезаре стало бесстрастным.
– Я надеялся, – проговорил он, – что ты пришла с миром. – Он вытащил сигарету из дорогого старинного портсигара, закурил и выдохнул голубое облако дыма.
Женщина поглядела на него с вызовом.
– Мне неприятно говорить это вам, – начала она, – но, если будет необходимо, я не остановлюсь перед скандалом.
– И намереваешься раздуть его с помощью своих газет, – заметил Чезаре равнодушно.
– Да, – решительно подтвердила она.
– Даже известие о браке Маргарет Английской с фотографом Тони Армстронгом Джонсом не произвело особого впечатления на публику, – скептически возразил Чезаре. – Сегодняшних обывателей не особенно интересует адюльтер. – Он был удивлен, что она сама не понимает этого.
– Я имею в виду совсем не то, что вы думаете. Если ваша дочь не отступится от Арриго, – пригрозила она, – я опубликую письма, с которыми вы знакомы.
– Какие письма? – Чезаре насторожился, почувствовав опасность, которая грозила ему из глубин прошлого.
– Письма Немезио Мильковича к Марии…
– Ну, хватит! – хлопнул рукой по столу он. Шрам на его щеке побледнел и сделался очень заметен. Но только на мгновение. – А ты смела, девочка, – усмехнулся он. – Я, кажется, тебя недооценивал.
– Вы не оставили мне другого выбора. – Сильвия почувствовала, как ладони у нее стали влажными, но не опустила перед ним глаз.
– Ты более отчаянная, чем я думал, – сделал ей комплимент Чезаре. – И у тебя неплохие ищейки среди твоих репортеров, если им удалось разыскать в старых архивах фашистской полиции два или три завалявшихся там письма.
– Эти письма могут вызвать скандал вокруг довольно темной истории вашей семьи, – многозначительно сказала она.
– Значит, ты и в самом деле готова на все, – сказал Чезаре. Он чувствовал неодолимое желание избить ее, но также и соблазн овладеть ею. Его возбуждала эта холеная красивая самка, эта особа без чести и совести, но гибкая и опасная, как змея. – …Готова на все.
– На все, – выдохнула она ему в лицо голосом тихим и неожиданно хриплым, прочитав в его глазах эту вспышку желания, своей внезапностью ошеломившую ее.
– Тогда раздевайся.
Сильвия помедлила немного и вдруг начала раздеваться, словно в сомнамбулическом сне. Она раздевалась под взглядом старика, становившегося все более холодным и бесстрастным.
– Итак? – спросила она, носком ноги отбросив свои туфли на высоких каблуках. Ее драгоценности на круглом столике рядом с диваном лежали сверкающей кучкой. Маленькая и беззащитная без прикрывавшего ее бастиона изысканной одежды, она не вызывала уже желания, а скорее чувство неловкости. Ее нагота напомнила ему ту голую шлюху в Удине, которая была первой и последней в его жизни. Смуглая, с короткими черными волосами, она валялась на еще не остывшей от прежних посетителей постели. «Иди сюда, хорошенький солдатик», – вспомнилось с омерзением ему. Нечто похожее чудилось и в тяжелой груди Сильвии, в ее круглых ягодицах, в ее длинных и стройных ногах.
– Можешь снова одеться, если хочешь, – сказал он холодным тоном.
Прекрасное лицо Сильвии вспыхнуло от гнева.
– То, что ты со мной сделал, отвратительно! – воскликнула она, бросаясь к своей одежде, которую пыталась лихорадочно надеть на себя. – Ты хотел унизить меня!
– Нет, – сказал он, – просто я передумал.
– Да ты просто уже не способен на это, – прошипела она свистящим голосом, стремясь посильнее уязвить его.
– Если это тебя утешит, то ради бога, – примирительно сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60