Вера не удержалась, конечно, чтобы не упрекнуть дочь за ошибки, которые та наделала, но Мария все это предвидела и снесла довольно легко.
Она шла по виа Орефичи к пьяцца Кордузио, свободная и легкая, как воздух, готовая улыбаться всем прохожим, всем землякам. Это был отпуск, о котором она и не мечтала. Она как будто вновь стала девушкой, которая никогда не знала своего циркача, не знала замужества; даже то, что у нее есть ребенок, которого она оставила в надежных руках матери, казалось сейчас пустяком.
На просторе пьяцца Кордузио она окинула взглядом великолепный ансамбль зданий, принадлежавших страховым и банковским компаниям, – этим своего рода храмам коммерции. На виа Данте полюбовалась башней Филарете над замком Сфорца и, выйдя из Кайроли, повернула направо к Форо Бонапарте.
Здесь она остановилась перед старинным особняком и позвонила в блестящий медный колокольчик, приделанный к косяку массивной двери из черного дерева. Медная дощечка с выгравированной на ней изящным курсивом фамилией «Лемонье» была такой блестящей, что в нее можно было смотреться, как в зеркало. Мария приблизилась, чтобы проверить, в порядке ли волосы, но от ее дыхания дощечка запотела, не позволив ей как следует рассмотреть себя.
Дверь открылась, и на пороге ее встретила молодая служанка в черном атласном платье, белом переднике, отороченном кружевом, и крахмальной наколке на голове. Опрятная, с живым взглядом, слегка вздернутым носиком и крепкого сложения, эта девушка была образцом настоящей служанки, какой и следовало быть во всем, до мелочей.
– Я бы хотела поговорить с синьорой Лемонье, – сказала Мария напористым тоном, сознавая, что ей нелегко будет добраться до хозяйки.
– Она назначила вам встречу? – Этот прямой вопрос прозвучал как объявление войны.
– Нет, – уверенно ответила она, – не назначала, но думаю, что синьоре будет неприятно узнать, что я приходила и не имела возможности увидеть ее. – Она вспомнила Немезио, его находчивость, достойную авантюриста, его постоянные выходки; этот пустомеля и задира кое-чему ее научил.
– Синьора вас знает? – нерешительно уточнила горничная, уже готовая сдаться.
На Марию это подействовало ободряюще.
– Если бы это было не так, – сказала она, одаряя девушку ослепительной улыбкой, – разве стала бы я докучать ей?
– Проходите, – пригласила горничная, пропуская ее, – я посмотрю, может ли синьора принять вас.
Мария вошла и оказалась в просторной прихожей, которую особенно украшал овальный диван голубого бархата. По углам в огромных кашпо того же цвета стояли пышные ухоженные цветы. Два больших змея из синего китайского фарфора казались экзотическими стражами у двери. Это дивное сочетание голубого и зеленого навело Марию на мысль о прихожей в раю.
Впервые она входила в дом с парадного входа. Когда прежде разносила заказы из шляпного магазина по богатым домам, то всегда пользовалась служебным входом. Ее нынешнее появление с главного входа было равносильно вызову: она приходила не как просительница, не как девушка на посылках, а как знакомая к знакомой – ведь мадам Лемонье всегда выказывала ей свою симпатию и благосклонность.
– Будьте добры сказать ваше имя, синьорина? – спросила ее горничная.
– Синьора, – поправила Мария, решившая воспользоваться этим своим преимуществом. – Скажите мадам Лемонье, что Мария, модистка, хотела бы поговорить с ней.
Служанка изменила выражение лица и окинула ее уничтожающим взглядом.
– Модистка, – повторила она, глядя ей прямо в лицо и покачивая головой. Этим взглядом она показывала, что модистке не следовало входить с парадного входа.
– Модистка, – вызывающе улыбнулась Мария и без приглашения уселась на бархатный диван, тем самым весьма затрудняя желание прислуги выдворить ее.
– Видите ли, – тянула время служанка, глядя поочередно то на Марию, то на дверь и прикидывая, удастся ли выставить непрошеную гостью без шума.
– Итак? – Мария выдержала этот взгляд, и в глазах ее сверкнула решимость. Она была близка к тому, чтобы добиться своего, и уже теперь-то не отступила бы.
– Подождите, пожалуйста, – решилась наконец горничная, выбрав бесконфликтный вариант.
Мария научилась скрывать свои чувства, но сердце колотилось как бешеное. Чтобы унять свое волнение, она стала смотреть на уличное движение сквозь двойные окна особняка. Было что-то завораживающее в бесшумном движении трамваев, автомобилей, спешащих прохожих, точно все это происходило за стеклами аквариума.
– Дорогая моя! Как я счастлива видеть тебя! – Спокойный и ласковый голос мадам Лемонье подействовал как чудодейственный бальзам. – Я в самом деле счастлива снова видеть тебя, – добавила хозяйка дома.
Мария обернулась и оказалась перед женщиной безупречно элегантной, вызывающе красивой. Она принадлежала к той уже исчезающей категории богатых людей, у которых такой вид, словно они хотели бы попросить извинения за свое благополучие и богатство. Мадам Лемонье была аристократкой по рождению и по воспитанию. Мария всегда испытывала перед ней, далекой и недосягаемой, как мечта, глубокое восхищение.
Привычным легким движением головы Мария отбросила назад свои роскошные волосы, прекрасно сознавая власть своей красоты и своего обаяния.
– Мадам, – начала она, – пожалуйста, не считайте меня нахальной, даже если я такой покажусь. Но у меня есть дело к вам.
– Чему же я обязана удовольствием видеть тебя? – ответила та с улыбкой. – У тебя неприятности?
– Увы, да, – ответила Мария, вступая на самый краткий путь – путь откровенности. – С тех пор как я вышла замуж, на меня посыпались несчастья.
– Надеюсь, что их еще можно исправить, – сказала синьора.
– Мне нужна ваша помощь, – решилась наконец Мария.
Элизабет Лемонье ласковым движением обняла ее за плечи.
Мария ощутила легкий запах жасмина и пудры, исходивший от нее, и приятное прикосновение ее платья из тонкой шерсти с воротничком, как у пансионерки, которое синьора носила с непринужденной элегантностью.
– Пойдем, моя дорогая, – сказала хозяйка дома приветливо, – пойдем в гостиную и немного поболтаем.
– Я не прошу так много, – извинилась Мария, удивленная таким радушием.
– Ну что ты. В сущности, твой визит – это приятное разнообразие в моей жизни, – успокоила ее мадам Лемонье. – Как видишь, ты тоже мне делаешь одолжение. И потом, позволь мне выразить мнение, которое может показаться очевидным и даже банальным, что, когда женщина молода, здорова и красива, как ты, несчастья для нее никогда не бывают очень уж страшными.
Она привела свою гостью в изящную маленькую гостиную, отделанную красным деревом, со множеством картин, изображающих цветы и растения в нежных, размытых тонах, и села рядом с ней на диван, обитый шелком в тон стен и рисунков.
– Я тоже думала, идя к вам, – согласилась Мария, – что трудности преодолимы. Если, однако, нас поддерживают…
Горничная принесла им серебряный поднос с кофе и сливками на французский манер. Элизабет Лемонье была родом из Женевы; она жила отдельно от своего мужа, известного банкира из Цюриха, и даже в Италии сохранила дорогие ее сердцу привычки своей родины. Они говорили долго, как старые подруги, хотя и принадлежали к совершенно разным классам общества, и Мария рассказала Элизабет, которая слушала с большим интересом, о своем бегстве с циркачом, о браке с ним, о рождении ребенка в Модене.
– Я хочу работать, – продолжала она, – но, чтобы стать законченной модисткой, я должна практиковаться еще пару лет. Мне уже двадцать, и я не могу пойти в ученицы, получается, что практически у меня нет профессии. Школу я не закончила. Единственная открытая дорога для меня – в домработницы, – добавила она вполголоса, боясь, что горничная подслушивает.
– Анализ реалистический, – согласилась хозяйка дома, – но жалованье домработницы небольшое. Шестьдесят, максимум восемьдесят лир в месяц. Это все, что ты сможешь заработать.
– Все же лучше, чем ничего.
– И это верно. – Практическая сметка девушки понравилась ей. – А ребенок?
– За ним присматривает моя мать.
В этой комнате с изысканно размытыми полутонами и нежными ароматами, в этой драгоценной шкатулке, отделанной красным деревом, Мария почти забыла о прошлом. Возможно, уверенность, которую внушала ей мать, заботливая нянька Джулио, помогала ей в этом.
– Мать сразу привязалась к малышу, – продолжала девушка. – Она просто счастлива иметь его при себе. Она убеждена, что такая легкомысленная особа, как я, не может быть хорошей матерью.
Мария говорила со страстью, разгорячившись, в то время как Элизабет, которая была лет на десять старше ее, внимательно за ней наблюдала. Она интуитивно чувствовала в ней силу и волю, задатки незаурядной женщины. Чтобы им проявиться, недоставало лишь хорошей дрессировки.
– Кажется, у меня есть на примете то, что тебе нужно, – сказала она, потирая виски и наморщив лоб. Как же она раньше об этом не подумала? Ей нравилась смелость Марии, ее искренность, и, пока девушка рассказывала о своих несчастьях, в уме ее созрело решение.
– Это было бы слишком хорошо, так, сразу, – сказала Мария.
– Одному синьору, – снова начала Элизабет, – моему хорошему другу, человеку серьезному и положительному, нужна экономка.
– Да? – Мария затаила дыхание, чтобы не упустить ни слова – она вся обратилась в слух.
– Он живет недалеко отсюда, – объяснила мадам Лемонье, наливая себе еще кофе. – Тебе налить тоже?
– Нет, спасибо, – ответила Мария. Ей не терпелось узнать подробности.
– Этот синьор – мой хороший друг, – продолжала она. – Он холост и живет с сестрой, которая и заботится о нем. Женщина простая, патриархальная, которая в последнее время недомогает. Я даже полагаю, что именно ей в первую очередь и нужна помощь. Этот синьор живет в палаццо поблизости. Его зовут Чезаре Больдрани.
– Тот самый, что строит дома в Милане? – спросила Мария, делая большие глаза.
Она много слышала об этом богатом и влиятельном человеке, когда разносила заказы клиенткам, но никогда не переступала порога его палаццо. Она вспомнила сплетни, которые ходили о нем в городе, о нем и мадам Лемонье. У нее в магазине и в тех домах, что она посещала, упоминали об их любовной связи, которая тянулась уже довольно давно.
– Именно тот самый, – ответила Элизабет Лемонье, которая, казалось, поняла мысли, теснившиеся в голове Марии, но не придала этому никакого значения. – В самом деле, это неплохая идея, – продолжала она, обдумывая все возможности своего проекта. – Позвони-ка мне завтра утром. – Она взяла карандаш из серебряной коробки и написала на листочке четыре цифры: 4715. – Это номер моего телефона, – объяснила она с улыбкой, протягивая Марии листочек. – Позвони после девяти, и я скажу тебе, в какой день и час ты сможешь явиться к синьору Больдрани.
Глава 5
А еще через день Мария стояла перед палаццо на Форо Бонапарте и оглядывала его, словно пытаясь предугадать, что ее ждет за этими стенами. Это был добротный особняк, не лишенный некоторой элегантности, но претендующий скорее на солидность и строгость, во вкусе ломбардской буржуазии.
В течение последних двух дней ветер спал и поднялся туман, такой густой и плотный, что вызывал головокружение. В Модене туман наводил на нее тоску, а здесь, в Милане, может быть, это был даже добрый знак в момент, когда она поступала экономкой к синьору Чезаре Больдрани. Экономкой вообще для нее уже было много, а экономкой в доме Больдрани – об этом она не смела и мечтать. «Жалованье, – сообщила ей Элизабет Лемонье по телефону, – двести лир в месяц». Много больше, чем она ожидала.
Плечо затекло, и только тут она вспомнила, что держит в руке тяжелый фибровый чемодан, в котором лежали ее личные вещи. Еще раз она мысленно оглядела себя и в общем-то осталась довольна. На ней было коричневое пальто, отороченное дешевым мехом, и простые туфли на низком каблуке. Но кожаный пояс подчеркивал изящество талии, а крой платья – бюст и округлость бедер. Длинные стройные ноги делали ее похожей на девушку с обложки журнала. Так что, даже несмотря на ужасное пальто, она выглядела совсем неплохо.
Мария переступила порог подъезда и остановилась перед швейцарской, откуда тянуло запахом супа, который как-то не соответствовал солидности дома. Она отметила это вскользь про себя, чтобы не забыть и заняться этим.
– Чего вы желаете? – остановил ее швейцар в ливрее. Он был высок, представителен и чем-то похож на большую овчарку, сознающую, что она при исполнении служебных обязанностей. Доступ в палаццо зависел от этого цербера, которому вменялось в обязанность безошибочно определять посетителей.
– Я новая экономка дома Больдрани. – Представляя верительные грамоты, Мария позаботилась о том, чтобы подчеркнуть свою роль. – Синьор Больдрани ждет меня, – добавила она слегка надменно.
Ливрея и должность, которую он исполнял, сообщали привычную важность швейцару.
– В глубине двора направо. Служебная лестница, – едва шевеля губами, бросил он.
«Теперь или никогда», – подумала Мария и решила сразу же отстаивать свои позиции.
– Наверное, вы меня не так поняли, – возразила она с достоинством. – Я экономка, а не судомойка. – И почти властно добавила: – Когда синьор вызовет вас для какого-то поручения, вы воспользуетесь служебной лестницей. А я экономка. Я одна имею право пользоваться господской лестницей.
Элизабет Лемонье сообщила ей все основные правила, и она, как всегда, не пропустила ни слова. Поэтому сейчас Мария лишь повернулась на каблуках и стала подниматься по широкой и светлой мраморной лестнице, не давая швейцару даже опомниться.
Ее ждали. Марию встретил невысокого роста пожилой мужчина в затрапезной зеленой с черным ливрее. У него были седые волосы, большие голубые глаза и забавный нос картошкой с легкими красными прожилками. На вид он казался человеком мягким и приветливым.
– Вы синьора Мария, не так ли? – зачастил он быстрой скороговоркой, прежде чем она успела сказать хоть слово. – Дайте ваш чемодан, – заботливо добавил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60