Любой игрок или развратник, оказавшись во власти своего порока, бывает, теряется, ему изменяет чувство меры, чувство опасности, увлекшись, он бывает готов на все, лишь бы удовлетворить пожирающую его страсть.
– Сколько стоит твоя цыганка? – наконец решившись, напрямик спросил он.
– Много. – Чезаре даже не верил, что подцепил его на крючок так легко.
Отец Долорес играл на фисгармонии, а девушка и медведь в такт этой музыке пританцовывали в круге, образованном зрителями на площади. Люди бросали монетки и аплодировали им, пораженные тем контрастом, который представляли собой эта хрупкая нежная красавица и топающий рядом с нею косматый зверь.
– Сколько? – нетерпеливо настаивал мужчина.
– Пятьдесят франков, – ответил Чезаре, не изменившись в лице.
– Ну ты и ублюдок! – вскинулся тот.
– Как хотите. – Он развел руками и сделал вид, что собирается уходить.
– Когда?.. – удержал его за рукав хозяин.
– Здесь, немедленно, и все деньги сразу. – Чезаре был непреклонен и деловит.
– Как мне знать, что она согласна? – Это все же была сомнительная сделка, и Пессина хотел от него гарантий.
– Никто, кроме меня. Так да или нет, хозяин?
– А отец?.. – Уверенность парня давила на него.
– Риска нет, – был ответ. – За пятьдесят франков я договорюсь и с ним.
– Где я с ней встречусь?
– Недалеко отсюда – там, где они устроились на ночь.
– Где это? – Пессина был до того взволнован, что плохо соображал.
– Деньги, – сказал Чезаре, протягивая правую руку и глядя ему прямо в глаза.
– Ты и вправду сукин сын, – воскликнул Пессина, чувствуя, что своей уверенностью этот парень гипнотически действует на него. Но отказаться от такого соблазна он был уже не в силах.
– Деньги, – невозмутимо повторил Чезаре. Пессина вытащил из кармана брюк грязный носовой платок и нервно провел им по лбу.
– Отойдем в сторонку, – решил он, показывая на кирпичную стенку в стороне от толпы.
Они отошли на несколько шагов, и Пессина опасливо извлек кожаный тугой бумажник, прикрепленный цепочкой к его жилету. Он отсчитывал купюры по одной, выкладывая в протянутую руку Чезаре и тщательно мусоля пальцами, прежде чем отдать.
– Где? – спросил он, когда парень убрал руку и спрятал деньги в карман.
– На лугу у «виселицы».
– А как я доберусь до этого веселенького места?
– Я провожу вас.
– Далеко отсюда?
– Между Порта Виджентина и Порта Лодовика. Там, где цыгане обычно проводят ночь. Во всяком случае, вы не заблудитесь, раз я сам поведу вас.
– Только никаких шуток!
– Вы же понимаете, что такой человек, как я, не может шутить с таким, как вы.
Пессина сдался.
Глава 10
Темные кроны и широкие листья конских каштанов по обе стороны аллеи, по которой они шли, были недвижны, как ночное небо над городом, как зной, как пыль на дороге.
– Не припомню такой жары, – отдуваясь, заметил Пессина.
– Так все говорят, – кивнул парень. Он шел, опираясь на суковатую палку, внимательно разглядывая дорогу впереди.
Навстречу им попалась бродячая собака. Чтобы не получить пинка, она опасливо обошла их.
– Далеко еще? – спросил Пессина.
– Не очень, – ответил парень. – Все равно успеем. Свидание ведь назначено в полночь. Который час?
Пессина вытащил из жилетного кармана часы и зажег спичку, чтобы лучше видеть. Чезаре внимательно посмотрел на эти часы с эмалевым циферблатом и римскими цифрами, с фигуркой женщины на серебряной крышке.
– Остается двадцать минут до полуночи, – сказал мужчина.
– Тогда мы можем замедлить шаг, – сказал Чезаре. – Красивые у вас часы, – добавил он.
– С тем ремеслом, которым ты занимаешься, ты скоро сможешь купить себе такие же.
– Да, я тоже так думаю, – без смущения согласился парень. Перед глазами у него еще стояла изящная фигурка женщины на серебряной крышке часов.
– Если нажать на кнопку, они заиграют, – похвалился Пессина.
– Как это получается? – с любопытством спросил Чезаре.
– Тут есть специальный механизм. Сначала заводишь, потом нажимаешь на кнопку, и вот тебе музыка.
Первая молния сверкнула на горизонте, и мгновение спустя заворчал гром. В темноте качнулись ветви конских каштанов – от порыва ветра дохнуло не освежающей прохладой, а накопившимся за день жаром. Но ветер усиливался, небо чернело, а деревья клонились под его грозовыми порывами, которые несли уже первые капли дождя. Проехала двуколка с горящим фонарем у задка – фонарь метался, и двуколка казалась лодкой, качающейся в бурном море.
– Вот здесь. Мы почти пришли! – крикнул Чезаре. Вой ветра и раскаты грома заглушали его голос, в то время как зарницы молний вырывали из тьмы то поля, то соседние дома, то гнущиеся деревья.
– Вот здесь, – показал он рукой.
Там была поляна вокруг старого дуба, в стороне от дороги. Под кроной дуба они увидели цыганскую повозку, лошадь с охапкой сена перед ней, а слева тесную деревянную лачужку, покосившуюся от старости. Кто-то расхаживал в этой лачуге – слышался легкий скрип половиц.
Волнение овладело Пессиной при мысли, что цыганка уже ждет его. При свете молний, освещающих небо, он словно видел ее красивое лицо, ее черные андалузские глаза, ее гибкое, еще незрелое тело.
– Она ждет нас? – спросил он.
– Ждет вас, – уточнил парень.
– Если все пройдет хорошо, мы с тобой и дальше сможем делать дела, – возбужденно сказал он Чезаре.
– Все будет в порядке, хозяин, – уверенно ответил тот.
– Она там одна?
– Конечно, одна, – заверил его парень.
Немного помедлив, мужчина шагнул к лачуге, но тут Чезаре окликнул его.
– Энрико Пессина, – позвал он голосом твердым и ясным.
Тот обернулся, и тогда Чезаре изо всей силы нанес ему удар дубинкой по голове.
– Это тебе за сестру, – сказал он.
Раздался хруст пробитой головы, и Пессина медленно повалился назад, выкатив глаза и раскинув руки, словно в полете. Он рухнул замертво у порога.
С неожиданной для себя силой Чезаре поднял безжизненное тело и бросил его прямо в лапы медведя, единственного обитателя этой лачуги. И зверь, возбужденный блеском молний и оглушительными раскатами грома, с диким ревом вонзил в него свои страшные когти.
Когда цыган и Долорес прибежали с фонарем, все было кончено.
Долорес удалось успокоить разъяренного медведя, она увела его и привязала к повозке под хлещущим проливным дождем. Изуродованное когтями тело Пессины они оставили в хижине, не притрагиваясь к нему. Потом вернулись вместе с Чезаре в фургон, насквозь промокшие, уселись в нем на скамеечках.
– Как же это могло случиться? – хватался за голову руками цыган. – Что теперь с нами будет?
– Он был пьян, – сказал Чезаре. – Хотел помериться силами с медведем. Я думал, что он шутит.
– О боже, как это могло случиться! Грицли никого не трогал раньше! – рыдала Долорес.
– Что же нам делать? – в отчаянии спрашивал цыган.
– Следовало бы позвать карабинеров. – В голосе Чезаре мелькнуло сомнение – он будто и сам не знал, что делать.
– Даже если поверят, что это несчастный случай, Грицли тотчас убьют, – сказала Долорес.
– А я кончу в тюрьме, – добавил цыган.
– Я могу быть свидетелем, что вы здесь ни при чем, – предложил парень.
– Ничто не спасет от тюрьмы двух цыган с медведем, если они стали причиной смерти человека, – сказал отец.
А ливень все хлестал по крыше и стенам фургона, молнии бороздили небо, а гром гремел глухими раскатами. Яростная летняя гроза была в самом разгаре, но скоро должна была стихнуть.
Чезаре оставалось немного времени, чтобы убедить цыгана.
– Мертвого не воскресишь, – сказал он. – Карабинеры не вернут его с того света. Даже если убьют медведя, а вы пойдете на каторгу, он все равно уже не воскреснет.
– Что же тогда?.. – Все думали об одном и том же.
– Похороним его, – предложил парень. – Но сделаем это сейчас же. Никто из вас не виноват в этом ужасном происшествии. – И он не лгал. – Если судьба этого человека свершилась таким образом, вы не должны расплачиваться за это.
– Но жена и дети заявят в полицию. Они будут искать его, – засомневался цыган.
– У него нет ни жены, ни детей. Никто не будет плакать из-за него, если вы не заплачете. – Чезаре был спокоен, но он спешил. – Решайтесь же, и приступим к делу.
Цыган и Долорес молча переглянулись.
– Что со мной станет без тебя и без Грицли? – заплакала девушка.
– Делать нечего, закопаем его, – решил цыган.
Они положили тело Пессины на кусок брезента и отнесли в тополиную рощицу неподалеку. Торопливо вырыли глубокую яму заступами и опустили туда тело со всеми вещами. Аккуратно сровняв и утрамбовав землю, набросали сверху листьев и веток. Свет молний и шум грозы, которая к утру все же начала стихать, были единственными свидетелями. В просветы грозовых облаков уже проглядывали бледные звезды.
Воздух после грозы посвежел, дышать стало легче. Полегчало и на сердце у Чезаре, с которого было смыто тяжкое оскорбление.
«Закон, если он гуманный, не должен оставлять безнаказанным того, кто надругался над слабым», – Чезаре не знал, прочитал ли он где-то эти слова, или они только сейчас пришли ему в голову, но он твердо знал, что поступил так во имя этого своего убеждения.
– Возьми, – сказал он цыгану, протягивая ему увесистую пачку банкнот, которую сам не потрудился даже пересчитать.
– Почему мне?.. – растерялся цыган.
Они стояли рядом с повозкой. Ветер гнал облака на восток. Медведь покачивался, уже успокоившийся, и тянул к ним лапу, узнав хозяина.
– А ты бы хотел, чтобы мы закопали их вместе с ним? Возьми – они вам еще пригодятся.
– Но почему мне, а не тебе?
– Я уже взял свою долю.
Поверив его словам, цыган взял деньги и спрятал в карман.
– Только ничего не говори о них Долорес, – посоветовал парень, прежде чем уйти. – А лачугу эту сожги. Пусть думают, что ночью в нее попала молния.
Он прошел на место, где они закопали насильника: вода и ветер уже замели все следы. Чувствуя страшное изнеможение, он повернулся и медленно зашагал к дому.
Облака рассеивались, и ночное небо открывалось над его головой. А в тот момент, когда месяц показался на нем, Чезаре вынул из кармана серебряные часы. Фигурка женщины со струящимися волосами олицетворяла Фортуну – богиню судьбы. Он нажал кнопку, крышка открылась, и невидимый механизм заиграл мелодию, звонкую и чистую, как детский смех.
Много лет спустя он узнал, что это «Турецкий марш» Моцарта, и эта мелодия запала в его душу навсегда. Она стала символом того первого сведенного им счета. Было ли это возмездием или правосудием – кто возьмется судить?
Глава 11
Об исчезновении Энрико Пессины, владельца бараков за Порта Тичинезе, где начинались «серые районы», наполовину сельские, наполовину городские, которые нарождались тогда на промышленных окраинах, писали газеты, его искала полиция, но все напрасно. Этот человек, которого никто не любил, а многие ненавидели и боялись, исчез бесследно. Несколько дней о нем говорили все, в том числе и девушки в отделе упаковки фармацевтического общества Акилле Кастелли, где работала Джузеппина, но вскоре напрочь забыли.
Узнав об его исчезновении, Джузеппина так перепугалась, что едва не лишилась чувств. Она сразу вспомнила предсказания Раттаны и поняла, кто за нее отомстил. Не иначе, как он сам, этот внушающий ужас священник в поношенной рясе, со сверкающим взглядом и какой-то магнетической силой. Любой, кто узнал бы о его предсказании, согласился бы с ней. Истории об этом лишенном духовного сана священнике знал весь Милан. Как-то кондуктор в трамвае, придравшись к чему-то, предложил ему выйти. «Я выйду, – ответил ему Раттана, – но твой трамвай не сдвинется с места». И в самом деле, вагон как встал, так и ни с места – пришлось отправить его в ремонт. В другой раз кто-то спилил несколько деревьев на его участке, чтобы наколоть дров на растопку. Узнав об этом, священник воскликнул: «Пусть из этих деревьев, что он украл у меня, он сколотит себе гроб». И действительно, вор слег в постель со злокачественной лихорадкой и вскоре скончался.
Она помнила, что сказал ей священник Раттана: «Жизнь у тебя будет нелегкая. Увидишь цвет своей крови еще до времени. Близкие тебя покинут. Один лишь спасет и отомстит за тебя».
Сам же Чезаре с той страшной грозовой ночи не позволял себе даже вспоминать про Энрико Пессину. Для него этого человека никогда не существовало: так мы прихлопываем комара, который насосался нашей крови, через минуту уже не помня о нем.
Стояло лето, на редкость погожее, ясное и спокойное – о таких с грустью вспоминается, когда набегают облака. Полет ласточек в чистой лазури, пчелы, жужжащие вокруг цветов, веселые детские голоса, аппетитные запахи, которые исходят даже из самых бедных домов, – все дышало довольством и спокойствием.
Было солнечное июльское воскресенье, но свежий северный ветерок ласкал кожу. Белье, развешанное на заре на лугу перед прачечной, уже высохло и сияло чистотой. Чезаре собрал его на тележку, аккуратно сложил и разместил по порядку в шкафах, предназначенных для чистого белья. Он работал голым по пояс, с удовольствием греясь на солнце, которое слегка припекало плечи, в то время как прохладный ветерок их освежал. Мускулы перекатывались под его бронзовой кожей, густые волнистые волосы падали на лоб. На душе было легко и спокойно, дело спорилось в его руках.
Закончив работу, он закрыл на два оборота тяжелую дверь прачечной и перешел на другую сторону улицы, чтобы отнести хозяйке ключ. Она жила в своем домике здесь же неподалеку.
Чезаре постучал раз, постучал другой, но ответа не дождался. Он толкнул створку, и дверь открылась. За нею был маленький темный коридор, в конце которого еще две двери: в гостиную и в кухню, а дальше – лестница, ведущая на второй этаж. В этой полутьме ощущался вкус достатка и довольства, волнующий аромат каких-то специй и весенних глициний.
– Синьора, – позвал он. – Это я, Чезаре.
Послышался шорох легких шагов, и вскоре вдова появилась на верхней площадке лестницы, наклонившись через деревянные перильца вниз. На ней была лишь тонкая батистовая рубашка, перехваченная в талии пояском.
– В чем дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60