У тебя было кровотечение, и нам пришлось удалить матку. Мне очень жаль.
– Билл хотел пять мальчиков и пять девочек, – тупо сказала Сара.
Сара не смогла присутствовать на похоронах, и только через несколько недель ее выписали из больницы. Лицо ее еще представляло сплошной синяк, внутренности горели, а половина головы была наголо выбрита. Мэри, приехавшая за ней, сама еле держалась на ногах. Краснота вокруг ее глаз говорила о том, что она не переставала плакать с того момента, как услышала о смерти Билла.
– Мой бедный, любимый Уильям. Почему это должно было случиться с ним? Дом так пуст без него, и Макс тоскует. – Сара затряслась, и Мэри крепче обняла ее. – Прости, девочка. Как ты себя чувствуешь? Ты так похудела. Ты уверена, что готова вернуться домой?
– Я ничего не чувствую. Ничего.
Они приехали домой, и Сара побрела за домоправительницей в гостиную. Как странно, что Билл не вышел встречать ее! И в этот момент она до конца осознала, что никогда больше не увидит его. Она все же пыталась сдерживать слезы, но, заметив бейсбольную перчатку Билла на его письменном столе, безутешно заплакала.
Целыми днями она слонялась из комнаты в комнату, замкнувшись в своем горе. Временами она забывала, что Билла больше нет, и звала его. Ей казалось, что вместе с ребенком и возможностью когда-либо иметь детей она навсегда потеряла и свое сердце. И эта боль была гораздо хуже, чем физическая.
Мэри ухаживала за ней, как за собственным ребенком, и обе женщины ушли в свое горе, стараясь свести до минимума все контакты с внешним миром. Им это удавалось до того момента, как – через три недели после смерти Билла – Сара получила письмо с требованием освободить дом, поскольку сестры Билла решили продать его.
«Он так и не собрался написать завещание», – как в тумане подумала Сара.
Вместе с письмом в конверте оказались газетные вырезки. Сара вынула одну. Большой портрет Билла и ее… поменьше. Некоторое время она просто смотрела на Билла, водя пальцем по его лицу, закусив губу, чтобы не расплакаться. Когда глаза перестало щипать, она прочла заметку и в конце концов поняла, о чем идет речь: она – глупая английская девчонка, не привыкшая к правостороннему движению, и именно ее неопытность привела к автокатастрофе. И это было самое мягкое обвинение. Другие газеты, когда-то взахлеб расписывающие ее отношения с Биллом, были еще суровее. Некоторые даже выдвигали предположения, что они ссорились и именно это привело к трагедии. Водитель грузовика, не получивший ни единой царапины, сообщил полиции, что Сара на большой скорости вылетела ему навстречу.
– Это неправда, – крикнула Сара, бросая газеты и не в первый раз жалея, что не умерла вместе с Биллом.
Она в тысячный раз прокрутила в голове катастрофу. Она была уверена, что грузовик выехал на ее полосу, но, может быть, она просто пытается найти оправдания? Может быть, газеты правы? И все, что она воображает сейчас, просто способ облегчить чувство вины? Может, она действительно ехала слишком быстро.
Сара вошла в кухню и показала Мэри письмо и газетные вырезки.
– Я пойду соберу свои вещи.
– Пожалуйста, не слушай их, детка. Я знаю, ты сделала все, что было в твоих силах, – сказала Мэри, помогая ей подняться по лестнице.
Сара ничего не ответила. Слова Мэри не утешали ее. Через двадцать четыре часа она сидела в самолете, направлявшемся в Англию.
Глава 15
Англия, январь 1990
Джун взглянула на поднос, стоящий перед спальней Сары, и увидела, что еда не тронута.
– Сара, любовь моя. – Джун дернула ручку, но дверь не поддалась. – Ты должна поесть.
Не дождавшись ответа, Джун подняла поднос и пошла в кухню выбрасывать еду. Всю последнюю неделю Сара практически не выходила из своей комнаты. Ужасное Рождество. А в канун Нового года – в годовщину той ночи, когда Билл сделал Саре предложение, – дочь спокойно сказала, что хочет умереть.
После смерти Билла прошло шесть месяцев, но Сара все сильнее погружалась в депрессию. Джун начинала бояться, что Сара никогда не смирится со своей потерей. Хотя что тут странного, если сама Джун так и не оправилась полностью после кончины мужа? Смирившись с тем, что закончит свои дни в одиночестве, Джун не могла допустить, чтобы подобное случилось с ее дочерью. Она подумала о внуках, которых у нее никогда не будет, и по ее щеке скатилась слеза.
Все эти месяцы соседи вели себя безупречно, особенно миссис Сэмюэлс. Старушка выполняла различные поручения и приходила посидеть с Сарой, когда Джун надо было выйти из дома. Вдов поддерживали воспоминания о долгой и счастливой жизни с мужьями, а какие слова утешения могли предложить старые женщины Саре, так жестоко лишенной счастья, едва успевшего начаться?
Джун пыталась убедить дочь съездить к Мэгги, но Сара даже не желала разговаривать с ней по телефону. Джун чувствовала холодок между девушками, но надеялась, что ничего серьезного между ними не произошло.
Первые две недели рядом с Сарой была Кейти, и ее присутствие очень помогло, но Кейти пришлось вернуться в Лондон, готовиться к поездке в Японию – какой-то новый проект ее журнала. Сара не вдавалась в детали, она теперь была безразлична ко всему.
Джун понимала, как важно дочери вновь обрести цель в жизни, но стоило ей завести разговор о работе, как Сара замыкалась в себе. Она лишь хотела лежать в своей спальне с зашторенными окнами двадцать четыре часа в сутки, и Джун часто просыпалась по ночам, разбуженная плачем дочери.
Так дальше не может продолжаться. Она не позволит своей умной красивой девочке жить воспоминаниями и прятаться от жизни.
Необходимо что-то предпринять, но она уже испробовала все, что могла придумать. Оставалось одно последнее средство. И Джун сделала то, что поклялась не делать никогда в жизни. Она позвонила Стюарту Харгривсу.
– Джун, что случилось? Как она?
– Конечно, плохо.
– Позвольте мне приехать. Я добрался бы за три часа…
– Сколько раз я должна вам повторять? Я не хочу, чтобы вы сюда приезжали. – Пока Сара жила с ней, Джун, по меньшей мере, могла не подпускать к ней Стюарта. – Но мне необходима ваша помощь. Я исчерпала все свои возможности. Сара должна начать восстанавливать свою жизнь.
Стюарт помолчал несколько секунд, затем сказал:
– Положитесь на меня. Я знаю, чего вам стоило попросить меня о помощи. Спасибо за это.
Сара стояла на крыльце, накинув на плечи одеяло, и смотрела на дождь. Она хотела закрыть глаза и забыться сном, но мать убедила ее выйти на свежий воздух. Уронив одеяло, Сара спустилась в сад и замерла неподвижно. Вскоре коротко остриженные волосы облепили ее голову, дождь пропитал мягкую фланелевую рубашку. Это была рубашка Билла, единственная его вещь, привезенная ею домой. Сара задрожала, и ее дрожащие плечи были единственным признаком того, что она вообще способна что-то чувствовать.
В доме зазвонил телефон, но Сара даже не обернулась, только украдкой вынула из кармана бутылочку со снотворным, открутила крышку и посмотрела, сколько осталось. Потом сунула в рот две таблетки и подумала, хватит ли ей энергии сходить к врачу за новым рецептом. Мысль о том, что она не сможет спать, казалась невыносимой. Только во сне могла она забыть о кошмаре ожидавшей ее долгой пустой жизни.
– Сара, дорогая, – позвала мать. – Тебя к телефону.
– Я не хочу ни с кем разговаривать, – ответила она, возвращаясь в дом.
– Это Кейти, – солгала Джун, зная, что только с Кейти Сара согласилась бы поговорить, – из Японии.
Сара остановилась на пороге своей комнаты. Кейти, конечно, постарается скрыть переполняющую ее радость от новых впечатлений, но вряд ли у нее это получится.
– Скажи ей, что мы поговорим на следующей неделе.
Джун не повесила трубку, и в ее голосе прозвучало разочарование.
– Должно быть, это стоит ей кучу денег.
– Хорошо, я подойду. – Сара прошла в гостиную и взяла трубку из руки Джун. – Привет, Кейти.
– Привет, Сара. Говорит Саймон Холлэнд.
– Чем могу быть полезна, мистер Холлэнд? – Сара возмущенно взглянула на мать.
– Я хотел выразить соболезнования.
Снотворное начинало действовать, и у Сары не хватило сил удивиться, откуда Саймон узнал о катастрофе. Когда люди выражали ей сочувствие, ей всегда казалось, что они ждут, чтобы она как-то сгладила неловкость момента. Все хотели услышать, что ей становится легче, но она этого не говорила. Это просто было неправдой.
– Сара, вы меня слышите?
– Что? О, спасибо, что позвонили, вы очень… внимательны. – Это самое большее, что она могла сказать. – Я не могу говорить…
– Подождите, я не все сказал. Я хочу, чтобы вы вернулись в «Войс».
Думать становилось все труднее. Из глубины сознания выплыла мысль, что этот звонок каким-то образом устроила мать.
– Спасибо, но я не нуждаюсь в ваших заботах.
Холлэнд рассмеялся.
– Не часто меня обвиняют в заботливости. Послушайте, если хотите, могу предложить внештатную работу. Подумайте об этом.
Сара молча сунула трубку матери, прошла в свою спальню и заперла дверь.
Съежившись на скрипучем диване, обтянутом красной кожей, Сара растерянно оглядела гостиную Мэгги. Мать долго уговаривала ее принять предложение Саймона, и в конце концов Сара сдалась. У нее просто не было сил бороться. И, в любом случае, какая разница? Ей абсолютно все равно, что делать.
Джун договорилась с Мэгги, что Сара поживет у нее, пока не найдет себе жилье. И опять Сара не спорила, но, войдя в квартиру Мэгги в Блумсбери, сразу поняла, что совершила огромную ошибку.
Комната была тесной и душной. Диван задвинут в угол, освобождая место для многофункционального тренажера, по полу разбросаны кучи старых газет, переполненные пепельницы и подносы из фольги с остатками еды, доставляемой на дом. Китай, Индия, Италия – гастрономические объединенные нации лежали на грязном ковре, перебивая аромат вездесущих пачули Мэгги и образуя ядовитую смесь запахов.
«Все, как раньше», – подумала Сара, глядя на грязные кремовые стены.
Вошла Мэгги с двумя стаканами.
– За новый старт, – сказала она, чокаясь. – Обожаю эту квартиру. Отсюда можно плюнуть на Оксфорд-стрит.
Сара слабо улыбнулась, стараясь разобраться в изменениях, происшедших с Мэгги за два года после их последней встречи. Ее пережженные волосы из белых превратились в почти зеленые, и сквозь налакированные пряди просвечивал череп. Но это еще ерунда по сравнению с потерей веса. Казалось, на теле Мэгги не осталось ни грамма мяса, а кожа приобрела нездоровую прозрачность. Глубокий вырез блузки обнажал глубокие впадины над грудиной, а тазовые кости буквально распирали тесные джинсы.
– Мой офис совсем рядом.
– И как ты себя чувствуешь в роли редактора отдела?
– Нормально, – ответила Мэгги, уверенная, что Сара над ней насмехается. – «Хлоя» процветает, продается больше двухсот тысяч экземпляров в неделю. Мне очень нравится отдавать приказы, но я хотела бы двигаться дальше и работать в какой-нибудь ежедневной газете. Женские журналы больше подходят таким рохлям, как Кейти.
«Не только ее кожа прозрачна», – подумала Сара, но не стала ничего говорить вслух.
– Что это? – показала она на тренажер.
– Фантастика, правда? – Мэгги широко улыбнулась. – Я занимаюсь по утрам перед работой и иногда по вечерам, если пропускаю занятия в зале.
– Ты не боишься переусердствовать?
– Нет, не боюсь. – Мэгги помрачнела. – Тебе больше нравилось, как я выглядела в школе?
– Конечно, нет.
Однако пауза – не дольше доли секунды – не оставила у Мэгги никаких сомнений: если бы Сара могла выбирать из двух крайностей, то предпочла бы прежнюю толстуху.
– Сара, честно говоря, несколько часов на этой штуковине и тебе не повредили бы, как и курс ультрафиолетового облучения.
– Один-ноль в твою пользу. Так когда я познакомлюсь с Хью?
– Завтра утром. Он очень поздно возвращается из клуба.
– Значит, он живет здесь?
– В основном. Эта жирная свинья, его жена, заграбастала дом. Разве я тебе не говорила?
Сара отрицательно покачала головой – больше от отчаяния, чем в ответ на вопрос.
Услышав, как захлопнулась входная дверь, Сара вылезла из постели. Снотворное кончилось, и она проснулась несколько часов назад, но не выходила из своей крохотной комнатки, не желая видеть, как Мэгги истязает себя на тренажере.
Натягивая старые джинсы и футболку, Сара решила, что раз уж ей предстоит жить здесь – пусть только неделю, – она наведет в этом свинарнике порядок.
В гостиной пахло не лучше, чем накануне. Сара попыталась открыть окна, но краска присохла намертво, и она направилась в кухню за ножом. Ноги прилипали к линолеуму, раковина была переполнена немытой посудой. Как человек, который почти ничего не ест, умудрился развести такую грязь?
Опасливо дотронувшись до зеленого неопознанного объекта в сковородке, Сара удивилась, почему согласилась с предложением матери. Но делать нечего. Придется пока забыть об окнах. Она наклонилась, надеясь найти под раковиной какую-нибудь моющую жидкость, и в этот момент кто-то обхватил ее за бедра.
– Эта роскошная задница – точно не Мэгги. Привет, Сара.
Сбросив с себя чьи-то руки, Сара в бешенстве выпрямилась и обернулась. Перед ней, растянув пухлые губы в глупой ухмылке, стоял мужчина в цветастом шелковом халате. Несомненно, Хью.
– Есть возражения?
– Вовсе нет. – Его акцент напоминал одновременно о съемочной площадке и заштатной средней школе. А жвачку он жевал, как статист в любительской постановке «Вестсайдской истории». – Я просто обалдел. Не хочешь сварить крошке Хью чашечку кофе? А если еще и завтрак сварганишь, я позволю тебе почесать мне ножки. Может быть.
Сара с отвращением посмотрела на него и схватилась за ручку сковородки, с трудом подавляя желание ударить по жирной роже. Хью правильно оценил ситуацию и, пожав плечами, мол, как хочешь, потянулся через Сару и включил чайник. Пояс его халата развязался.
– Ух, – сказал он, даже не пытаясь запахнуть халат.
– О Боже! Прикройтесь.
Хью подбоченился и как-то по-детски фыркнул.
– Тебе нравится?
– Пора бы уже повзрослеть, – огрызнулась Сара, жалея, что не воспользовалась сковородкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53