Мередит села за обеденный стол длиной в двадцать футов и, не отрывая глаз от своей тарелки, боролась с искушением посмотреть на человека, мысли о котором упорно не выходили у нее из головы. Глядя из-под опущенных ресниц, она украдкой наблюдала, как он двигается вдоль серванта. Ее внимание задержалось на его бриджах, плотно облегавших фигуру. Пристыдив себя, она отвела взгляд, разломила свою липкую сладкую булочку и затолкала в рот слишком большой кусок.
Щеки у нее горели, и она все еще жевала, когда он сел напротив нее, встряхнул салфетку и положил ее на колени. Когда она потянулась за чашкой чая, его взгляд остановился на Мередит. Наблюдая за ней, он откусил ломтик намазанного джемом тоста. Потупившись, она смотрела на горячее мутное коричневое содержимое чашки, которую держала обеими руками.
– Сегодня утром вы выглядите очаровательно, Мередит.
Она, опустив глаза, посмотрела на свое платье. Это было самое красивое из ее траурных платьев, в котором она ходила только в церковь, но все равно оно выглядело унылым. Всего лишь несколько рюшей и черных бусин украшали скромный вырез лифа. В таком платье ничего нельзя было назвать очаровательным. И она искренне сомневалась, что ее персона придает хоть немного красоты этому мрачному одеянию.
– Ваши волосы так мило причесаны, – добавил он. Она смущенно дотронулась до своих волос. Обычно она, собираясь в церковь, укладывала волосы в менее строгую прическу, старательно собирая волосы в пучок, не такой тугой, как обычно. Но она старалась не ради него.
Затем, испугавшись, что он примет это на свой счет, она поспешила сказать:
– Спасибо. Я всегда так причесываюсь, когда иду в церковь.
Он кивнул и вернулся к завтраку, поедая его с большим удовольствием. Ясно, это был человек, любящий поесть. Мередит любила готовить и чувствовала себя уверенно на кухне. И правда, немногие леди могли претендовать на такое умение, да и не хотели. Но она не всегда была графиней. До Оук-Ран в ее семье были только две служанки, и когда кухарке нужна была помощь на кухне, помогать ей приходилось Мередит. Она заметила, как Ник впился зубами в сдобную булочку. От получаемого удовольствия он даже закрыл глаза, и она подумала: интересно, что бы он сказал, если бы знал, что она помогала испечь их?
После нескольких минут неловкого молчания она решила объявить:
– Мы отправляемся в деревенскую церковь в девять часов, милорд.
Ник, чуть замешкавшись, ответил:
– Это очень хорошо, миледи, но не заблуждайтесь, я не буду сопровождать вас.
Мередит почувствовала, как краснеет, и подавила желание нагрубить в ответ, что она даже и не думала, что он пойдет с ними. Но это было бы ложью. Конечно, она была уверена, что он будет сопровождать их. Так поступало все респектабельное общество по воскресеньям.
Вместо этого она только сказала:
– Теперь весь Эттингем знает о вашем приезде. Все ожидают, что вы появитесь в церкви. Начнутся… разговоры, если вас там не будет.
Тихо звякнув ножом и вилкой, он положил их на тарелку и, откинувшись на спинку стула, медленно смерил ее взглядом. Потребовалось все ее самообладание, чтобы не съежиться под его тяжелым взглядом.
– Когда вы узнаете меня ближе, вы поймете, что я редко делаю то, чего от меня ожидают, я живу не ради удовлетворения других.
Она почти не заметила, как сжала пальцами нож и вилку, но зато услышала свой язвительный ответ:
– Как это удобно, жить, не заботясь ни о ком, кроме себя. – Не успела она договорить последние слова, как подумала, что же такого есть в этом человеке, что она высказывает первое, что приходит ей в голову. Это была ее естественная ответная реакция, не оставлявшая времени на обдумывание.
Сузив глаза, он сказал:
– Выражайте это любыми словами, как вам нравится. Просто я не поддерживаю лицемерие, это не для меня – сидеть в церкви в окружении сверхпривилегированного общества, которое в воскресенье поет аллилуйю, а в остальные дни недели наслаждается своей грешной жизнью.
– В жизни не слышала такую кощунственную чушь!
Он поднял бровь и вкрадчиво спросил:
– В самом деле? Значит, в деревне вы вели очень замкнутый образ жизни.
Она рассердилась, ей не понравился его намек на ее некоторую ограниченность.
– Я не спорю, многие прихожане не следуют тому, что проповедуется по воскресеньям. Но в конце концов, они всего лишь люди. Однако большинство людей действительно стремятся к праведной жизни, включая членов очень «сверхпривилегированного общества», частью которого вы и сами являетесь.
– Вот в этом вы ошибаетесь. Я мог родиться в этом мире, но я не принадлежу к нему. Мой отец позаботился об этом. – Неожиданный поворот головы и гневный блеск глаз должны были предупредить ее, что не следует продолжать этот разговор, приходилось смириться с тем, что этот человек выше сферы ее понимания и не ее дело спорить с ним. Кроме того, это противоречило ее скромному, кроткому поведению, которого совсем недавно она решила придерживаться.
Даже понимая все это, она услышала свой голос:
– Но вы находитесь здесь и, на мой взгляд, ведете себя совсем как хозяин имения.
– Уверяю вас, только на время. Даже если у вас родится дочь, я найду способ освободиться от обязанностей, связанных с Оук-Ран, титулом… и вами.
Она ощутила совершенно неуместную обиду от его последних слов. Это было абсолютной нелепостью. Она не хотела быть привязанной к нему так же, как и он – к ней.
Он снова принялся за еду, и Мередит вздохнула с некоторым облегчением, освободившись от его пристального внимания.
– Я снова буду свободным, – произнес он так тихо, что она едва расслышала его слова. Они постепенно входили ей в голову, как падает в воду камешек и наконец опускается на речное дно.
Откинувшись на стуле, она прищурила глаза, неожиданно озарение нашло на нее, она как будто видела его в первый раз. Он действительно не хотел получить Оук-Ран. Его очевидное безразличие, с которым он принял известие, что она носит ребенка Эдмунда, объяснялось тем, что ему это было действительно безразлично. Он не стремился завладеть титулом. Для него он был ярмом на шее, оковами и принуждением общества. Он жил, не признавая никаких законов, кроме своего собственного. Респектабельность, ответственность, Оук-Ран, графский титул… он воспринимал это все как тюремный приговор.
Вооруженная пониманием этого, она подумала, не отнесется ли он так же спокойно и к ее обману. Возможно, даже поможет ей довести его до конца. Нет, это маловероятно и не стоит рисковать. Все же она чувствовала себя лучше, зная, что предоставляет ему то, чего он хотел. Выход. Встав со стула, Мередит уронила салфетку на тарелку.
Он поднял бровь:
– Еще нет девяти. Вы уже отправляетесь, чтобы присоединиться к столпам общества? – Он чуть слышно фыркнул. – Не поддавайтесь иллюзиям, Мередит. Ни у одного из этих людей не найдется в сердце столько милосердия, сколько в одном вашем мизинце.
Уверенная, что неправильно поняла его слова, что он не хотел сделать ей комплимент, она озадаченно посмотрела на него. Он не так уж хорошо знал ее, чтобы судить о ее милосердии, и он едва ли счел бы ее милосердной, если бы узнал о мошенничестве, которое она затевает против него.
Словно стирая свой сомнительный комплимент и напоминая ей об отсутствии у него врожденного стыда, он добавил:
– А мой сводный брат придерживался ваших взглядов? Он ходил с вами в церковь?
Мередит увидела насмешку в его глазах и мгновенно поняла, что он хорошо знал Эдмунда. Вероятно, даже лучше, чем она. А она знала о нем не очень много. Вероятно, даже портной Эдмунда был осведомлен о подобном лучше, чем она. Единственное, что Мередит могла сказать о своем покойном муже, – это то, что он не хотел иметь с ней дело. Находил ее настолько отталкивающей, что не смог даже выполнить свои супружеские обязанности, чтобы консумировать брак.
Несмотря на желание стереть насмешливую улыбку с лица Ника, она не могла уклониться от его вопроса. Она взглянула на отца, сомневаясь, можно ли его оставить наедине с Ником. Однако, к счастью, ее отец, казалось, не замечал их разговора. Это было хорошо. Он бы пришел в ужас, узнав, что сидит рядом с язычником.
Мередит с чувством собственного достоинства, шурша юбками, встала из-за стола.
– Извините меня, милорд. Я не хочу опоздать на службу. – На пороге она задержалась и добавила: – Сегодня с нами обедает викарий. Может быть, вы сможете вступить с ним в дискуссию относительно отсутствия милосердия у его прихожан. – С чуть заметной улыбкой на губах она вышла.
Ник мрачно смотрел на дверь, за которой исчезла Мередит, и чувствовал себя настоящим ослом, из-за того что она была ему нужна. Это ощущение, казалось, никогда не ослабевало. Минуты разговора – и она рассердила его. Он ткнул ножом в яйцо и тихо выругался. Прошло много времени с тех пор, когда он бывал в обществе настоящей леди. Вероятно, он мог обвинять в произошедшей ссоре себя, поскольку забыл, как следует себя вести.
Но дело было не только в этом. Он обнаружил, что ему нравилось дразнить ее. Нравилось настолько, что без ее оживляющего присутствия комната казалась ему пустой. Как будто вся жизнь и энергия исчезали вместе с ней. Неожиданно его внимание привлекло громкое чавканье отца Мередит, напомнившее ему, что он здесь не один. Ник покачал головой и усмехнулся. Старик дрожащей рукой поставил чашку на блюдце и снова бессмысленно уставился в окно.
Лишившись общества Мередит, Ник почувствовал, как тяжелый груз опустился ему на грудь. Впервые за многие годы он искал общества другого человека. Странно, что им оказалась вдова Эдмунда. Женщина, которую он не должен любить хотя бы из принципа.
Глава 7
– Не понимаю, почему ты так расстроилась, дорогая. – Тетушка Элеонора обиженно поджала губы.
Мередит вздохнула и еще раз попыталась объяснить, чем она недовольна.
– Я только жалею, что ты не посоветовалась со мной прежде, чем приглашать на обед половину наших соседей.
– Ты преувеличиваешь. Мистер Браун, сэр Хайрам и Стабблфилды едва ли составляют половину наших соседей.
– Фелисия Стабблфилд самая большая сплетница в округе. Приглашая ее, ты приглашаешь всех соседей. И тебе известно, от сэра Хайрама у меня по коже бегают мурашки.
– А что еще я могла сделать? Они знают, что новый граф здесь, и викарий уже приглашен на обед. Я никак не могла исключить их, Фелисия просто напрашивалась на приглашение.
Мередит взяла тетю под локоть, останавливая ее перед дверями гостиной, где их ожидали гости.
– А вы не подумали, что, может быть, лорд Брукшир не захочет, чтобы соседи свалились ему на голову? Что я не хочу? Особенно когда он остановился здесь на короткое время. – Последние слова Мередит произнесла свистящим шепотом.
Тетушка Элеонора зажала рот рукой.
О Боже, – испуганно прошептала она и посмотрела на дверь гостиной так, как будто там вместо приглашенных гостей пряталась ядовитая змея.
– Я не подумала об этом.
Каким образом обстоятельства, в которых они находились и о которых Мередит думала почти ежеминутно, ускользали из головы тети, было непостижимо. Ее обман, как неисчезающая туча, омрачал ее жизнь, временами ее тревога возрастала настолько, что она не решалась заниматься своими делами от страха, что в любую момент кто-то может подбежать к ней и, показывая пальцем, закричать: «Лгунья! Лгунья!»
– Я все понимаю, тетя. – Мередит, не в силах устоять перед укоренившейся привычкой успокаивать ее, ободряюще похлопала ее по плечу. – Не волнуйтесь. Мы справимся.
Глубоко вздохнув, она старалась набраться оптимизма. Может быть, будет какая-то польза и от неосмотрительности тети. Вечер, проведенный с местным дворянством, может заставить Ника вернуться в Лондон.
Изобразив на лице улыбку, Мередит с развевающимися черными юбками решительно вошла в гостиную. Трое джентльменов встали и поклонились. Дочь барона Стабблфилда, раздражающе хорошенькая в розовом муслиновом платье, с видом императрицы расположилась в кресле. Она улыбнулась Мередит, но ее глаза оставались холодными. Мисс Фелисии Стабблфилд было всего девятнадцать, но ее считали бриллиантом Эттингема. При всем при этом Мередит не могла нравиться девушка, чьи холодные голубые глаза всегда окидывали ее презрительным взглядом. Борясь с сознанием собственного несовершенства, Мередит вздернула подбородок и выразила восхищение утренней проповедью мистера Брауна.
Фелисия взглянула на дверь. Она нетерпеливо постукивала ногой о пол, и Мередит догадывалась о причине. Ее подозрения оправдались, когда Фелисия наконец не выдержала и спросила:
– А лорд Брукшир присоединится к нам? Мисс Элеонора сказала, что сегодня он будет обедать с нами.
От Мередит не ускользнуло, как девушка сердито посмотрела на ее тетю.
– Лорд Брукшир взрослый человек и не отчитывается ни перед кем, кроме себя самого.
– Не бойтесь, мисс Фелисия, ни один мужчина не пропустит обеда в таком приятном обществе, – вмешался сэр Хайрам, изящным жестом указав на трех присутствующих дам.
– Совершенно верно, Ролинс, – усмехнулся барон Стабблфилд, поглаживая себя по довольно большому животу, и добавил: – А кухарка леди Брукшир – самая лучшая в наших краях. Ни один джентльмен не откажется от приглашения отобедать в Оук-Ран.
Все рассмеялись. За исключением мистера Брауна, который сквозь неодобрительно поджатые губы сделал глоточек чая. Сегодня проповедь викария была более длинной и торжественной, чем обычно. Мередит подозревала, что он приложил такие усилия, ожидая, что на проповеди будет присутствовать лорд Брукшир. Ее подозрения подтвердились, когда викарий сразу же после проповеди начал расспрашивать ее о местонахождении лорда Брукшира.
Прошло еще с полчаса, прежде чем Нелс объявил, что обед подан. Провожая своих немногочисленных гостей в столовую, Мередит с тетей обменялись растерянными взглядами. Все говорило о том, что лорд Брукшир не намерен обедать с ними. Мередит сжала кулаки и почувствовала, как краска стыда заливает ее лицо.
Место во главе стола, привлекавшее всеобщее внимание, оставалось пустым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36