Произнеся эти слова, она бы больше никогда не смогла отказать ему в близости. Дверь в ее спальню навсегда осталась бы открытой. Как и ее сердце.
– Я твоя.
Ник жадно и требовательно целовал высушенные полотенцем места, продолжая ласкать ее грудь. Мередит металась, уклоняясь от его влажных горячих губ, но его бедра снова задвигались, и она обеими руками ухватилась за его ягодицы, заставляя его еще сильнее, еще плотнее прижиматься к ней. Ее глаза наполнились жгучими слезами, и она сжала веки так, что глаза оставались почти сухими.
Но несмотря на то что Ник любил ее со всей страстью, печаль не покидала ее, нависая над нею как грозовое облако. В ее сердце все еще звучали сказанные им накануне слова: «Любовь не входит в наше соглашение».
В течение ночи Ник просыпался несколько раз. В первый раз он заверил себя, что это сказывалась новизна его положения с Мередит, свернувшейся рядом с ним, и его разбудило желание снова почувствовать ее своей.
Но в четвертый раз он проснулся словно от толчка, как будто совершенно не понимал, где находится. Он взглянул на спящую рядом Мередит и вспомнил. Темные круги вокруг ее глаз говорили о ее изнеможении. Тени только подчеркивали фарфоровую белизну ее кожи, Мередит казалась хрупкой, совсем не похожей на ту, прежнюю, воинственную. Она многое пережила за эти последние двадцать четыре часа. Не удержавшись, он погладил ее по щеке. Она словно умерла для этого мира.
Наступавшее утро наполнило комнату предрассветной серой полутьмой, а Мередит все спала, не ведая о его прикосновениях или наступающем дне.
Ник протянул руку и обнял ее за талию. Мередит с легким вздохом приникла к его груди, и его сердце сжалось при виде этого безграничного доверия к нему, которое она проявляла даже во сне. Он закрыл глаза. Затем открыл и пристально посмотрел на нее. Неужели он когда-то думал, что равнодушен к ней? Большой рот, слегка приоткрывшийся во сне, губы, припухшие от поцелуев, – она была самой красивой женщиной из всех, с которыми он когда-либо делил постель.
Несмотря на то что в эту ночь он мало спал, Ник не чувствовал усталости. Он мог бы еще долго смотреть на нее. И эта мысль, подсказанная сердцем, испугала его.
До этой ночи он был уверен, что выражение «физическая любовь» изобрела женщина, чтобы придать вожделению больше значимости, показать, что слияние тел в чисто физическом акте имеет особый смысл. Но с Мередит его прошлое перестало существовать. Этой ночью перестал существовать и остальной мир. Ночью он узнал различие между вожделением и любовью. С Мередит любовь была всепоглощающей страстью.
Ник больше не мог этого отрицать. Его гнев, если только он действительно испытывал его, давно угас. Ее обман не так уж трудно было понять. Возможно, он с самого начала понимал мотивы ее поступка, но использовал свой праведный гнев, чтобы создать барьер, чтобы ничто не связывало его с нею. Глядя на Мередит, он понимал, что любит ее. Чувство, которое разрушало человека, которое делало человека слабым и ранимым, которое приводило к страданиям и печали, завладело его сердцем.
Ему оставалось только одно.
Глава 24
Мередит вышла из кареты и увидела перед собой до боли знакомое Оук-Ран. Послеполуденное солнце, пробиваясь сквозь облака, освещало дом своими лучами, словно приветствуя ее. Мередит взглянула на Ника, довольная тем, что вернулась домой, довольная, что он захотел приехать сюда, а не в Лондон.
Входная дверь распахнулась, и появилось круглое улыбающееся лицо Мари. До этой минуты Мередит не подозревала, как сильно она скучала по ней. Ей казалось, что она отсутствовала целую вечность. Оук-Ран как будто стало меньше. Подхватив юбки, она бросилась в объятия экономки. Освободившись из ее пухлых рук, Мередит услышала, как Ник отдает распоряжения кучеру.
– Только багаж леди. Мой оставь здесь. И проследи, чтобы переменили лошадей.
Ее радость погасла, и она повернулась к Нику.
– Разве ты не остаешься?
– Я поеду дальше, как только переменят лошадей. Мередит посмотрела на сгущавшиеся сумерки.
– Но уже поздно. Ты не останешься хотя бы переночевать?
На это он ничего не ответил. Да в этом не было необходимости. Выражение его лица все объясняло.
– Когда ты вернешься? – Ей не хотелось спрашивать, но притворяться равнодушной, когда он уезжал, было невозможно.
Он пожал плечами, избегая ее взгляда.
– Не могу сказать.
Несмотря на то что эти слова не прозвучали, Мередит все равно услышала их: «Я не вернусь».
Она стояла на ступенях в полном оцепенении, наблюдая, как конюхи меняют лошадей. Ник молча стоял неподалеку. Карета наконец была готова, и Ник повернулся к Мередит. Она чувствовала, что смотрит на него с вызовом, заставляя признать правду, признаться, что он оставляет ее и не собирается возвращаться. Он шагнул к ней, как будто хотел поцеловать ее на прощание.
Она поспешно отступила, слишком оскорбленная, слишком разгневанная, чтобы позволить ему прикоснуться к ней.
На помрачневшем лице его губы сжались в тонкую линию.
– Ты должен ехать, – сказала она, в ее голосе слышались вызов и возмущение. – Не сомневаюсь, в Лондоне у тебя дела. Здесь тебя ничто не удерживает.
Бросив на нее последний острый взгляд, он сел в карету и на минуту придержал дверцу.
– Береги себя. – Это было последнее, что он сказал. Она смотрела на удалявшуюся карету, вытирая щеки и презирая себя за бегущие по ним слезы. Почему она должна плакать? У нее есть все, чего она хотела: надежное положение и обеспеченное будущее ее семьи. Она никогда и не искала любви. Почему она нужна ей теперь?
– Убегая, никогда ничего не добьешься.
Мередит подняла глаза от шитья и сердито посмотрела на тетю, мгновенно поняв, что та имеет в виду.
– Я не сбежала. Сбежал он.
– В самом деле? – с насмешкой спросила тетушка Элеонора, поджав губы. – Значит, ты так и не сказала ему, что любишь его?
С каких это пор ее тетя настаивала на честности?
– Конечно, нет! – резко сказала Мередит. – Зачем мне это нужно? Я не люблю его. – По крайней мере она не оказалась настолько глупой, чтобы признаться ему в этом. Дать обещание верности ему было уже слишком много.
– Ты определенно влюблена, – ответила тетушка Элеонора. – Есть побег в буквальном смысле – такой устроил Ник. А есть побег душевный, какой устроила ты и всегда устраиваешь.
– Чепуха, – фыркнула Мередит, глядя на ряд крохотных розочек, которые вышивала. Дрожащие руки плохо справлялись со стежками. Она поймала себя на том, что ей хотелось, и не впервые, чтобы тетя оставалась в Лондоне, а не вернулась домой, как только услышала, что Мередит в Оук-Ран. Или, вернее, как только услышала, что она в Оук-Ран одна. Безмужняя. Опять. Ее жизнь была достаточно тяжелой и без тетиных колких и довольно жестоких замечаний.
Тетушка Элеонора возобновила свой допрос:
– Так что же мы здесь делаем, когда он в Лондоне?
Улыбка пробежала по губам Мередит. Впервые за много дней. Она не сдержалась:
– Мы?
У нее было мало причин улыбаться после отъезда Ника. Оук-Ран – ее убежище, единственное место, где земля не уплывает из-под ног, – больше не заполняло пустоту ее жизни. С тех пор, как он уехал, ничто не могло снова заполнить ее.
От следующих слов тети улыбка исчезла с ее лица.
– Похоже, ты позволила и другому мужу оставить тебя гнить в деревне. – Она покачала головой и неодобрительно прищелкнула языком. – Вот уж никак не ожидала, что этот брак окажется таким же, как и первый.
Мередит чувствовала, как кровь отливает от ее лица. Тетя только взглянула на нее и поспешила извиниться:
– Дорогая, прости меня. Это была невероятная бесчувственность.
– Нет, вы совершенно правы, – пробормотала Мередит, ожесточая свое сердце и раскачивая головой то в одну, то в другую сторону.
Лицо тети сочувственно скривилось.
– Я…
Мередит махнула рукой, заставляя ее замолчать. Тетушка Элеонора закрыла рот. Отложив шитье, Мередит встала и в молчании долго задумчиво смотрела в высокое окно. Причина, по которой Эдмунд бросил ее, больше не была тайной. Она даже испытала некоторую жалость к своему покойному мужу. Бремя тайной жизни не могло сделать счастливым его существование.
Но Ник?
Никто не заставлял его жениться на ней. Как мужчину со здоровыми мужскими потребности, его интересовал противоположный пол. Потребностями свои он, казалось, был счастлив обрушить на нее. Так в чем же было дело? Почему он не здесь? Не с ней?
Она слишком уважала себя, чтобы броситься следом за ним, вымаливая его любовь. Ведь он бросил ее. Если он все же питал к ней какие-то чувства, кроме вожделения, то гордость требовала, чтобы она ждала, когда он сам приедет к ней. Задумчиво постукивая по губам пальцами, она смотрела в окно, а внутри нее зрело непоколебимое убеждение.
Но он не приедет к ней.
В этом она была так же твердо уверена, как и в том, что солнце зайдет и снова взойдет на следующее утро.
Если только что-нибудь не приведет его сюда. Кто-нибудь. Она.
Если она ничего не предпримет, ее снова ждет участь брошенной жены. Только на этот раз это будет более болезненно, более мучительно, потому что этого мужа она любила.
– Я знаю! – возбужденно воскликнула тетя Элеонора, оживившись. – Ты можешь снова притвориться беременной, только на этот раз…
– Нет, – перебила Мередит, инстинктивно положив руку на живот. – Ни в коем случае. Я не хочу лгать Нику. – Было еще рано об этом говорить, но предложение тетки вполне могло оказаться правдой. И как бы эта вероятность ни радовала ее, Мередит поклялась, что не воспользуется их ребенком, чтобы привязать Ника к себе.
– А что ты думаешь? – спросила тетя Элеонора, пристально вглядываясь в ее лицо.
Мередит почти не обратила внимания на вопрос тетки, углубившись в размышления о том, что привело бы Ника к ней. Если бы она могла только снова увидеть его и посмотреть ему в глаза, то, может быть, он бы смог понять, что было у них общего. Все, чем они были бы друг для друга. Что могло бы заставить такого гордого человека бросить все и…
Вдохновленная идеей, она перестала постукивать пальцами и произнесла единственное слово.
«Гордость».
Ник был гордым. Временами невыносимо гордым.
– Мередит! – окликнула тетка, когда Мередит бросилась прочь из комнаты. – Куда ты?
– Нанести визит.
– Визит? Кому? – Недоумение тетушки было вполне понятно. За последние две недели Мередит не так уж часто покидала дом, предпочитая тосковать в четырех стенах, где никто, кроме домочадцев, не видел ее плачевного состояния. Замкнувшаяся в себе, несчастная, она отказывалась принимать кого-либо. Но больше этого не будет. Она больше не будет прятаться. Не будет жалеть себя. Пора взять все в свои руки.
Она задержалась в дверях. И озорная улыбка озарила ее лицо.
– Я собираюсь навестить сэра Хайрама. – Она мельком взглянула на испуганное лицо тети и выбежала из комнаты.
В последнюю неделю сэр Хайрам вел себя как хищная птица, питающаяся падалью, почувствовавшая первый запах крови, или, как в данном случае, первый признак недавно брошенной жены. Он заезжал почти каждый день. Она же всегда передавала ему свои извинения, ее настроение не располагало к принятию его пылких знаков внимания. Он, без сомнения, слышал, что после побега она вновь осталась одна, и ему захотелось вернуться к своим старым привычкам. Это было известно всем соседям, чем и объяснялся наплыв визитеров, которых интересовало, почему новобрачная приехала без жениха.
Но на этот раз она будет поощрять его ухаживания.
И постарается, чтобы Ник об этом узнал.
Ник спрыгнул с коня на подъездной дороге и пошел пешком. Соломон далеко не уйдет. Он приучен оставаться на месте и никогда не убегал. Как и женщина, приходившаяся ему женой. К тому же то, что Ник собирался сделать, не займет много времени.
Перешагивая через две ступени, он подошел к двери, и не обратив внимания на медный дверной молоток, застучал в дверь кулаком. Хруст бумаги в его кармане напомнил о письме Порции и еще сильнее разжег пылавший в Нике гнев. Если бы он закрыл глаза, то мысленно бы увидел этот изящный торопливый почерк. Он вспомнил все слова, запечатлевшиеся в его памяти.
«…Мередит пишет, что после возвращения в Оук-Ран она очень занята, принимая гостей, но ни один из них не внимателен к ней так, как некий сэр Хайрам Роулинс, который в ваше отсутствие часто развлекает ее прогулками и катанием на лошади. Мне приятно думать, хотя я и скучаю по ней, что она находится в приятном обществе…»
Приятное общество! Ха! Он-то знал, что у этого мерзавца на уме. Новобрачная, и никакого мужа поблизости. Роулинс взялся за старые шалости. Ник намеревался предупредить этого джентльмена, что на этот раз Мередит вышла замуж за мужчину совсем другого сорта. Такой мужчина не потерпит, чтобы кто-то другой посмел болтаться около юбок его жены.
Дверь открыла изможденная экономка, из-под белого чепца которой выбивались седые волосы. Визгливые вопли, которые могли принадлежать только маленьким детям, сразу же оглушили его.
Экономка быстрым взглядом окинула его дорогую, хотя и помятую одежду.
– Да, сэр. Чем могу быть вам полезной?
Он снял перчатки и ударил ими по ладони.
– Сэр Роулинс, пожалуйста.
В этот момент к воплям присоединился женский голос.
– Боже! Это новая гувернантка. Сюда, сэр. – Экономка пошла впереди него, так и не потрудившись спросить его имя или попросить его визитную карточку. Она просто махнула рукой на дверь гостиной и заспешила прочь, крикнув через плечо: – Сэр Роулинс сейчас к вам выйдет.
В ожидании Ник широкими шагами расхаживал по гостиной. Крики, раздававшиеся в другой стороне дома, замолкли, и он догадался, что экономка навела там порядок. Ник немного слышал о буйных детях Роулинса и что эта неуправляемая стая отпугивала потенциальных жен. Скверно. Этот неумелый отец пусть поищет других мест для удовлетворения своих потребностей и держит свои руки подальше от его жены.
– Лорд Брукшир, какой сюрприз. Я и не знал, что вы навещаете Мер… – Он запнулся, чтобы исправить ошибку, по его глазам было видно, что этот неожиданный визит насторожил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36