– Ты и прошлый раз так говорила, ма, – поддразнила Кейти, похлопывая по коленке.
– Да я и не хочу. С этих пор ваш отец может спать в амбаре.
Все засмеялись, радуясь облегчению.
– Бог устроил так, что боль забывается. А вы остаетесь с прекрасным младенцем, который быстро растет и заставляет вас желать другого, – усмехнулась Мари, наклонившись над скользкими от пота ногами Салли. – Я права, милая? – спросила она ободряющим, тоном.
Салли ответила жалкой улыбкой:
– Да.
– Прекрасно, когда почувствуешь, что он давит, тужься, – распорядилась Мари.
Салли тужилась, ее лицо стало ярко-красным от напряжения. Хриплое дыхание шумно вырывалось сквозь сжатые зубы. Вскоре ее стоны сменились мучительными криками. Сквозь шум Мередит услышала, как наверху рыдает малыш.
– Ханна, – приказала Мередит. – Уведи малышей из дома. Им не следует находиться здесь.
Ханна послушно вывела детей.
Наконец на свет появился младенец. Мари взяла его за ножки вниз головой, хлопнула по попке и вызвала в ответ яростный вопль. Салли опустилась на подушки и удовлетворенно улыбнулась.
– Кто это?
– Девочка, – радостно сообщила Мари.
– Иди позови семью, Ханна. – Салли слабо махнула рукой на дверь. – Скажи, чтобы пришли поздороваться с их маленькой сестрой.
Мари растерла младенца одеялом и передала его Салли.
– Она красавица, – сказала Салли, глядя, как малышка ухватилась за ее палец.
– Ты рожаешь красивых детей, Салли, – согласилась с ней Мари.
Весь клан Финнеев столпился в комнате вокруг младенца со смехом и восклицаниями. Салли вручила младенца гордому отцу. Это было счастливое время для счастливой семьи, и Мередит почувствовала себя немного одинокой и лишней среди них. Она находила утешение, зная, что у нее скоро будет собственный ребенок, которого она сможет обнять. Даже если родит его не она, у нее всегда будет кого любить. Кого-то, кто не откажется принять в дар ее сердце.
Пока Мари занималась Салли, Мередит смотрела, как Том Финней целовал жену. Держа на одной руке свою дочь, он положил другую на покрытый капельками пота лоб Салли таким жестом, что нельзя было сомневаться в его любви и преданности. Глядя на них, Мередит чувствовала себя чужой и одинокой в этом мире. На какое-то мгновение у нее мелькнула мысль, какой непохожей на теперешнюю была бы ее жизнь, если бы Эдмунд был ей настоящим мужем, если бы он не отвернулся от нее в их брачную ночь.
Мередит отошла к двери, где бы она никому не мешала, но и не слишком далеко, на случай, если она понадобится Мари. Холодный сквозняк шевелил ее волосы на затылке, и она растирала руки, чтобы согреться. Среди счастливых голосов она услышала слишком знакомый голос, произнесший около ее уха: «Настоящий праздник».
Она оглянулась на Ника, стоявшего на пороге, затем посмотрела на Финнеев.
– А чего вы ожидали? Это счастливая семья.
– Но у меня в этом нет опыта.
Мередит смерила его долгим задумчивым взглядом.
– Нет, – тихо сказала она. – Полагаю, что нет. – Помолчав, она спросила: – А что вы здесь делаете?
– Я сказал Нелсу, что возьму карету, чтобы привезти вас обеих домой.
– Вам не следовало беспокоиться, милорд. – Она ухватилась за титул, как за старое знакомое оружие. – Один из мальчиков Финнея отвез бы нас. Вы не должны жертвовать своим сном ради нас.
Он пожал плечами.
– Я сплю немного.
Она обхватила себя за плечи, радуясь любому разговору, который отвлекал бы ее от мыслей об одиночестве, и в то же время желая разрушить близость, неожиданно возникшую между ними – еще одна душа, знавшая, что такое одиночество.
– В самом деле? Неужели у вас нет потребности во сне, как у всех нас?
Он стоял, скрестив руки, и его глаза блестели словно кусочки угля.
– Я не сказал, что не нуждаюсь, просто я мало сплю. Для некоторых сон не приходит так просто.
– Миледи, – позвала ее Мари, остававшаяся у кровати, избавляя ее от ответа на загадочные слова Ника.
Подходя к Мари, она взглянула на нижнюю половину кровати, куда ей указывала Мари. То, что она увидела, привело ее в ужас. Вся нижняя часть постели пропиталась кровью. Слишком много крови, чтобы мог выжить человек, потеряв ее.
Глава 8
Никто не обращал внимания на Мередит и Мари, с встревоженным видом стоявших у нижней спинки кровати. Даже Салли, которая с каждой минутой становилась все бледнее, видела только радость семьи, восхищавшейся ее новым членом.
– Уведите их, – шепнула Мари.
Кивнув, Мередит, преодолевая душившие ее слезы, сказала бодрым голосом:
– Довольно. Хватит шуметь. Оставьте ребенка с отцом. Выйдите, пока ваша мать приведет себя в порядок. – Мередит выставила детей за дверь. Выходя, Ник бросил на нее тревожный взгляд, он понял.
Мередит закрыла дверь и вернулась к Мари.
– Чем я могу тебе помочь?
Мари откинула одеяло и осмотрела Салли.
– Она истекает кровью. Если кровотечение не остановится, мы потеряем ее. Должно быть, что-то разорвалось внутри ее, когда выходил ребенок.
Салли, уже поняв опасность, тихо попросила:
– Дайте мне подержать мою дочку.
Мередит взяла ребенка у Тома Финнея и вложила в руки Салли. Том переводил вопросительный взгляд с Мари на Мередит, но выражение беспомощности на их лицах сказало ему все.
Он в отчаянии затряс головой.
– Нет! – крикнул он Мари, пытавшейся остановить кровь. – Сделайте что-нибудь!
– Я делаю все, что могу.
Потрясение, гнев, ощущение нереальности происходящего – Мередит видела, как все эти чувства, наполнявшие и ее сердце, промелькнули на лице Тома. Салли тихонько напевала своему младенцу колыбельную, последнюю колыбельную в своей жизни. Том положил руку на ее лоб. Его лицо исказилось от боли, а тело сотрясалось от сдерживаемых рыданий.
– Не уходи, Салли. Не покидай меня.
Жизнь вместе с кровью покидала ее, ее голова бессильно упала на подушку, глаза потухли, застыли словно стекло. Бескровные губы беззвучно шевельнулись в последней попытке заговорить. Но она не произнесла ни звука. Не прошло и нескольких секунд, как Мари вынула ребенка из застывших рук Салли и передала его рыдающему отцу.
Затем очень решительно Мари начала в последний раз обмывать Салли. Мередит помогала ей, понимая, что ее горе несравнимо с горем Тома Финнея, и чувствовала необходимость помочь, чем только могла. Они убрали пропитанные кровью простыни, осторожно переложили тело умершей на вновь застеленную кровать. Наконец Мари кивнула. «Сделано».
Мередит взяла себя в руки и вышла из дома. Следом за ней вышла и Мари. Без сомнения, рыдания Тома Финнея были слышны во дворе.
– Дети, – тихо обратилась Мередит к ожидавшим малышам, – вы нужны сейчас вашему отцу.
Кейти бросилась в дом. Остальные отстали, их страх был почти осязаем, он пропитывал воздух. Пронзительный крик девочки разорвал тишину ночи. Остальные дети застыли на месте с широко раскрытыми от испуга глазами, прижимаясь друг к другу. Мари прижала к своей уютной груди маленьких Бесс и Хегара.
Неожиданно у Мередит перехватило дыхание. Горе сгустилось в воздухе подобно дыму, и она почувствовала, что задыхается. Спотыкаясь, она выбежала со двора, направляясь в поля, инстинктивно ища пространства, где могла бы отдаться своему одиночеству, которое раньше пугало ее. Оказавшись одна, она жадно глотала воздух и пыталась отгородиться от того ужаса, что остался позади нее.
Она рано узнала, что такое смерть. Когда умерла мать, отец запретил оплакивать ее. По его мнению, скорбь была орудием дьявола. Только неверующие упиваются своим горем. Следует радоваться, когда другого человека забирает Бог. Это было так просто. Никаких слез не было пролито в то утро, когда, проснувшись, Мередит узнала, что мать умерла. Некоторое время она скучала по ней, но к тому времени, когда она подросла и смогла осознать истинную цену своей потери, плакать было уже поздно.
Эта ночь показала ей, что смерть не просто тихий, незаметный уход из жизни. Она была неопрятной, безобразной, разрывавшей сердце. Не всякий мог принять смерть со стоицизмом ее отца. Мередит было страшно возвращаться к той боли, которая ожидала ее на ферме Финнея.
– Мередит, – раздался позади нее голос Ника, этот удивительный голос, такой знакомый, такой близкий, он, словно накрывая ее бархатным плащом, мгновенно успокоил ее. Она забыла, что он был ей не нужен, что она не хотела его присутствия в Оук-Ран, не терпела его вмешательства в ее дела. Сейчас имело значение только то, что он оказался рядом.
Она обернулась, пытаясь в темноте разглядеть его фигуру. По шуршащим под его ногами сухим листьям он двинулся к ней. Она бросилась к нему и, крепко обхватив его за талию, прижалась щекой к его груди, ища утешения у другого человеческого существа. Застыв на мгновение, он расслабил напряженные под ее щекой мышцы и заключил ее в объятия. Поддерживая своей большой рукой ее голову, он сказал:
– Все хорошо.
Мередит прижималась к нему, вдыхая его чистый запах, а он тихо бормотал что-то нечленораздельное, успокаивая ее.
– Я не хочу возвращаться туда. Это эгоизм, но я не могу это вынести.
Она неохотно отстранилась и освободилась из его объятий. Яростно вытирая слезы, она тихо сказала:
– Вы, должно быть, думаете, что я слабая и эгоистичная, что сейчас по-настоящему страдает семья Финнея. Я не переживала так сильно, когда умерла моя мать.
– Возможно, поэтому вам так тяжело сейчас, – предположил он.
Она представила чеканные черты его лица и обратилась к его темной фигуре:
– Она просто истекла кровью и умерла прямо на своей постели. Крови было так много. Все произошло так быстро. Одну секунду ты жив…
– Смерть чаще всего бывает бессмысленной. – Его руки твердо держали ее за плечи, и их тепло сквозь накидку доходило до ее кожи. – Я знаю, это несправедливо, но по крайней мере сегодня взамен была дана новая жизнь. Редко смерть приносит добро.
Мередит задумалась над его словами и затем, соглашаясь, кивнула:
– Да, конечно. Именно так и надо на это смотреть. Мы могли бы потерять их обеих. – Слабая улыбка пробежала по ее губам. – Вы видите самую суть вещей.
– Подозреваю, что-то еще беспокоит вас. Есть и другая причина того, что вы так потрясены случившимся сегодня.
– Какая? – Мередит помедлила с ответом, догадываясь, что он собирается сказать, и не желая это слышать.
– Не боитесь ли вы за себя, когда придет ваше время?
Мередит тупо смотрела на него, снова удивленная тем, что он оказался способным на такую заботу, особенно о ней, той самой обманщице, которая обманывала его. Но ведь он не знал, что она обманщица. Она прерывисто вздохнула, чувствуя, как в висках нарастает боль.
– Не думаю… – Она замолчала и, покачав головой, прижала пальцы к вискам. – Я за себя не боюсь. Женщины в моей семье всегда разрешались от бремени благополучно.
Она освободила руку и направилась обратно к ферме, торопливо и неуклюже шагая в темноте, словно могла убежать от своей лжи.
Он поравнялся с ней и взял ее под локоть.
– Такие страхи вполне естественны, и, вероятно, эта ночь не прибавила вам уверенности.
– Конечно, – ответила Мередит, снедаемая чувством вины. Она предпочитала видеть его властным и неприступным. Таким его было легче не любить. А не таким, каким он был сейчас, – добрым и заботливым.
– Вот почему вы могли бы подумать о переезде в Лондон на время вашей беременности. В городе наилучшие врачи будут под рукой. Это было бы разумно, просто на всякий случай. Есть врачи, чья специальность – принятие родов. Я мог бы разузнать и получить самого лучшего в Лондоне врача.
Чувство вины возросло, и Мередит занервничала. Этот человек хотел нанять для нее врача? Она могла представить себе выражение лица этого врача, когда она произведет на свет подушку весом около фунта. Почему Нику так хотелось заботиться о ней? Они едва знали друг друга. Она с подозрением взглянула на своего спутника. Возможно, он вовсе не был так добр, а на самом деле подозревал правду… что у нее не будет никакого ребенка. Или еще хуже. Возможно, он был большим мерзавцем, чем она полагала, и хотел договориться с врачом, чтобы тот повредил ей или ребенку, таким образом он получил бы свое наследство. Неужели он обманывал ее так же, как она обманывала его? От этих безумных мыслей ее затошнило.
– Когда подойдет срок, мне будет удобнее оставаться дома.
– Мередит. – Он остановился и заставил ее посмотреть на него. – Я понимаю. Это всего лишь мое предложение. Я ни на чем не буду настаивать, но вам следует подумать, что лучше, а не просто, что удобнее. – Беспокойство смягчило его голос и развеяло ее прежние подозрения, ей даже стало немного стыдно. В его предложении была лишь искренняя доброта. Доброта, которой она не заслуживала и поэтому не хотела признавать за ним, представляя его каким-то безобразным и неискренним.
– Я ценю вашу заботу. – Она все еще слышала упрямство в своем голосе, хотя и пыталась скрыть его, сознавая, что лучше всего выразить свое согласие.
Он вздохнул.
– Вы упрямая женщина. Пока оставим это, но я не сдамся. Не забывайте, я тоже оказался свидетелем сегодняшней трагедии. И это заставляет меня беспокоиться за вас.
Беспокоиться за нее? Сколько времени прошло с тех пор, когда кто-то беспокоился о ней? Кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему боялся за нее? Мередит снова зашагала вперед, она давала себе клятву, что его забота ни в коей мере не заставит ее изменить к лучшему ее мнение о нем.
Зачем только она послушалась своей тети? Это дело с обманом могло очень сильно усложниться. Теперь она лгала даже себе самой.
Ник должен уехать. Его забота, проявленная накануне ночью, была неожиданной и встревожила ее. Его стремление вмешиваться в ее дела, его наглость, даже его насмешки все это она могла вынести. Но его забота оказалась последней каплей.
Если он останется еще на один день и всего лишь одним словом проявит свою заботу о ней, она не выдержит и во всем признается. Однако она знала, что он не уедет, пока сам не сочтет это нужным. Мередит покачала головой и признала неоспоримую истину, что и его отъезд, и его пребывание от нее не зависели. От отчаяния она была готова биться головой об стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36