Она зашагала по коридору к открытым дверям его кабинета. "Эверетт Сандерс, д-р философии" - было написано на матовом стекле черными буквами. Он склонился над клавиатурой компьютера, повернувшись худой спиной к двери. Лоснящийся розовый скальп просвечивает сквозь редеющие светло-каштановые волосы. Униформа Эва Сандерса: белая рубашка с короткими рукавами и коричневые синтетические брюки. Лизл не требовалось заглядывать спереди, она и так знала, что на его шее аккуратно и плотно завязан неописуемый коричневый галстук. Лизл постучала в дверное стекло.
- Войдите, - не оглядываясь, произнес он.
- Это я, Эв.
Эв обернулся и, завидев ее, встал. Как всегда, джентльмен. Слегка за сорок, но выглядит старше. И, разумеется, очередной грязно-коричневый галстук затянут высоко над адамовым яблоком.
- Привет, Лизл, - сказал он, устремив на нее из-за стекол очков в тонкой проволочной оправе водянистые карие глаза. Улыбнулся, обнажив чуть желтоватые зубы. - Замечательно, правда?
- Что именно?
- Отзыв.
- Ах да! Отзыв. По-моему, замечательно, и вы тоже так считаете?
В ежегодном выпуске "Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт", посвященном колледжам, Дарнеллский университет получил высшую оценку, и дело даже дошло до того, что его назвали "новым южным Гарвардом".
- Могу поспорить, Джон Мэннинг теперь жалеет, что ушел в Дьюк. Все, что нам требуется для полноты картины, это баскетбольная команда первой лиги.
- И чтобы вы ее тренировали, - добавила Лизл.
Эв издал один из своих редких смешков - хе-хе-хе - и потер руки.
- Итак, чем могу быть полезен?
- Я собираюсь сейчас поесть. Не хотите пойти со мной?
- Нет, пожалуй. - Он взглянул на часы. - Я прекращаю работу через две минуты, потом перекушу здесь и побегу на лекции. Лучше вы ко мне присоединяйтесь.
- Ну, тогда ладно. Я сегодня с собой ничего не принесла. Увидимся позже.
- Прекрасно. - Он улыбнулся, кивнул и снова уселся за компьютер.
Лизл с облегчением вышла. Приглашение Эва к ленчу было для нее чем-то вроде игры, в которую она играла сама с собой. Он всегда приносил завтрак с собой, всегда ел у себя в кабинете. Предлагать ему поесть вместе было совершенно безопасным актом вежливости. Он никогда не принимал приглашений. В Эве Сандерсе не было ничего непредсказуемого. Она гадала, что стала бы делать, если бы он когда-нибудь согласился.
Лизл вытащила из-за двери своего кабинета подушку в виниловой наволочке, прихватила ее с собой и направилась к кафетерию.
Как правило, лазанью [блюдо итальянской кухни из нарезанного полосами или кусками пресного теста, отваренного и запеченного с маслом, сыром или другим гарниром] в кафе готовили хорошо, но для горячих блюд погода, пожалуй, была слегка жарковатой. Лизл взяла фруктовый коктейль и индейку в белом соусе.
Вот так. Это выглядело вполне благоразумно.
А потом подошла к стойке с десертом и, не успев удержаться, проглотила кусок пирога с кокосовым кремом.
"А, никто не заметит".
Она оглядела столики в факультетском зале, не обнаружила никого, к кому стоило бы подсесть, и вышла на воздух, направившись к поросшему травой холму позади кафетерия. В надежде найти там Уилла.
Он был там. Она приметила знакомую фигуру Уилла Райерсона, привалившегося к широкому стволу единственного на холме дерева - корявого старого вяза. Он потягивал из банки шипучку и, по своему обыкновению, читал.
При виде его у нее поднялось настроение. Уилл действовал на нее, словно тоник. С тех самых пор, как она связалась с идеей опубликовать математическую статью, Лизл обнаружила, что каждый раз с началом работы внутри у нее все свивается в плотные маленькие болезненные клубочки. Даже руки потели от напряжения, как от тяжелого физического труда. А сейчас, когда Уилл поднял глаза и взглянул на нее, все эти клубочки разом ослабли. В его седеющей бороде засветилась приветственная улыбка. Он захлопнул маленькую книжечку, которую держал в руках, и сунул ее в пакет с завтраком.
- Чудесный денек! - сказал Уилл, когда она присоединилась к нему под их деревом. "Под их деревом". По крайней мере, так она его мысленно называла. Ей было неведомо, как называет его Уилл.
- Да уж, ничего не скажешь. - Она бросила на мшистую траву подушку и села. - Что вы тут читали?
- Когда?
- Когда я подошла.
Уилл вдруг чрезвычайно заинтересовался своим сандвичем.
- Книжку.
- Я догадалась. Какую именно?
- Гм~ "Постороннего". [повесть французского писателя Альберта Камю (1913 - 1960), где трактуется тема абсурдности жизни]
- Камю?
- Угу.
- Удивительно, что вы до сих пор ее не прочли.
- Да я читал. Решил попробовать перечитать. Но это не помогает.
- Не помогает чему?
- Не помогает понять.
- Что понять?
Он усмехнулся:
- Хоть что-нибудь, - и откусил огромный кусок сандвича.
Лизл улыбнулась и покачала головой. Весьма типично. Однажды она слышала, как о чем-то сказали: "Тайна, покрытая мраком". Вот это и есть Уилл. Философ-газонокосильщик из Дарнеллского университета.
Лизл впервые увидела его два года назад под этим самым деревом. Стоял точно такой же день, как сегодня, и она решила посидеть на свежем воздухе, проверить несколько контрольных работ. Уилл подошел и заявил, что она заняла его место. Лизл подняла глаза на высокого бородатого незнакомца, которому близилось к пятидесяти. Акцент у него был явно северный, пахло от него машинным маслом, руки сплошь покрыты мозолями и, судя по виду, постоянно имели дело с моторной смазкой и маслом, на зеленом комбинезоне пятна грязи и пота, на рабочие ботинки налипли травинки. У него были ясные голубые глаза, длинные темно-каштановые волосы с проседью, зачесанные назад и стянутые красной резинкой в коротенький конский хвостик, жестоко перебитый нос и широкий шрам справа на лбу. Стареющий хиппи-разнорабочий, которому удалось устроиться на постоянное место, подумала она, улыбнулась и переместилась ровно на три шага вправо. Он уселся, вытащил сандвич и бутылку пепси. Тоже типично. Но когда он достал Кьеркегорову "Болезнь к смерти" [сочинение датского религиозного философа и писателя Серена Кьеркегора (1811 - 1855), в котором дается экзистенциально-психологическое обоснование христианской религиозности] и принялся читать, Лизл пришлось пересматривать свои оценки. И она не могла не заговорить с ним.
С тех пор они разговаривали. Они стали друзьями. В некотором роде. Она сомневалась, что Уилл способен на настоящую крепкую дружбу с кем-либо. Он был невероятно скрытен во всем, что касалось его самого. Все, что ей удалось выведать о его происхождении, это то, что он из Новой Англии2. Он излагал ей глубочайшие мысли о жизни, о Любви, о философии, о религии, о политике, и, слушая, она ясно видела, что он много раздумывал над этими проблемами. Он говорил на любую тему, кроме Уилла Райерсона. Что придавало ему еще больше загадочности.
Лизл чувствовала, что он человек одинокий и что она стала одним из немногих людей в его жизни, с кем он мог общаться на равных. Остальные газонокосильщики не принадлежали к кругу Уилла, или он не входил в их круг. Он часто жаловался, что его коллег ничего не интересует, кроме спорта да большегрудых телок. Так что обычно он проводил обеденный перерыв с Лизл, чтобы обсудить накопившиеся за время разлуки идеи.
Поэтому она и не поняла, по какой причине он так уклончиво отвечает про книжку, спрятанную в пакете с завтраком. Она совершенно уверена, что это никакой не "Посторонний". Но тогда что же? Порно? Сомнительно. Порнография не в его стиле. И даже если бы так, он, скорее всего, пожелал бы поговорить с ней на эту тему.
Лизл выбросила из головы эти мысли. Не хочет говорить, его дело. Он не обязан давать ей объяснения.
Она наблюдала, как он сосредоточенно ест. В руках у него был один из излюбленных им длинных сандвичей со всякой всячиной, нарезанной на кусочки, запихнутой внутрь между двумя половинками итальянского батона и сдобренной растительным маслом и уксусом.
- Хотела бы я быть похожей на вас.
- Вот уж чего не советую, - буркнул он.
- Я имею в виду обмен веществ. Возможность вот так вот поесть, по крайней мере. Боже милосердный, вы только взгляните на этот сандвич! Могу представить, что вы едите на обед. И ни одного фунта не прибавили.
- Но я, кроме того, не просиживаю целый день за рабочим столом.
- Правда, и все же ваш организм гораздо энергичней сжигает калории, чем мой.
- Он работает хуже обычного. Переваливаю пятидесятилетний рубеж и чувствую, что машина сдает.
- Возможно, но мужчины легче женщин переживают старение.
По мнению Лизл, Уилл превосходно переживал старение. Может быть, благодаря отличному сложению: очень худой, мускулистый, добрых шести футов, даже чуть больше, ростом, широкоплечий, и никакого брюшка. Возможно, за два последних года его длинные волосы и борода поседели, но ясные голубые глаза остаются мягкими и кроткими - и непроницаемыми. Уилл снабдил зеркала своей души стальными противоураганными ставнями.
- Просто мужчины так не волнуются по этому поводу, - заметил он. Возьмите пузанчиков из нашей рабочей бригады.
Лизл усмехнулась.
- Знаю. Некоторые кажутся на восьмом месяце беременности. И если я наберу еще немножко, буду казаться точно такой же. Если б я только могла сбрасывать фунты, как вы.
Уилл пожал плечами.
- По-моему, так обстоит дело со всем, что касается нас - двух противоположностей. Чего не можете вы, могу я. Чего не могу я, можете вы.
- Знаете, Уилл, а вы правы. И вместе мы с вами составим одну великолепно сложенную и идеально образованную персону.
Он рассмеялся.
- И я говорю: мне почти ничего не известно о точных науках, а вас вполне можно классифицировать как особу культурно неполноценную, имея в виду гуманитарные сферы.
Лизл кивнула, полностью признавая его правоту. Пасторальные обеденные часы, проведенные с Уиллом, заставили ее болезненно осознать удручающие пробелы в своем образовании. Да, она получила степень доктора философии, но через школу, колледж и университет прошла словно с завязанными глазами. Точные науки и математика, математика и точные науки - в них заключалась вся ее жизнь, все, что ее волновало. Уилл продемонстрировал, сколько она упустила. Если бы ей довелось начинать все сначала, она взялась бы за дело иначе. За пределами точных наук и математики лежал целый мир - богатый, красочный, полный историй, музыки, искусства, танцев, философских, этических и политических школ и учений и многого другого, - который она потеряла. Полностью потеряла. Но у нее еще будет возможность наверстать. А с таким руководителем, как Уилл, это будет необычайно занимательно. И все же мысль о потерянном времени огорчала ее.
- Ну, спасибо. Впрочем, я, безусловно, стала гораздо культурней, чем до нашей встречи. Можем продолжать?
Она почувствовала, как лицо его, завешенное бородой, смягчилось.
- Сколько угодно.
И тут Лизл заметила, что кто-то машет у подножия холма. Она узнала крепенькую, ладненькую фигурку Адель Коннорс.
- Эгей! Лизл! Смотрите все! Я их нашла! - пронзительно прокричала она и помчалась вверх по склону, размахивая в воздухе связкой ключей.
- Ключи? - воскликнула Лизл. - О, как удачно!
Адель была одной из лучших факультетских секретарш. Вчера Лизл нашла ее ломающей руки и оплакивающей потерю ключей. Адель безуспешно искала их почти целый день. В конце концов, она, не имея возможности завести без ключей собственную машину, попросила Лизл подбросить ее домой.
Лизл это несколько раздосадовало. Не то чтобы ей не хотелось сделать Адели одолжение, а просто секретарши взяли моду считать ее одной из своих. Но Лизл вовсе себя таковой не считала. Не занимая покуда высокой должности, она все же была младшим преподавателем математического факультета университета и желала, чтобы к ней иногда относились именно так. Но винить в этом надо было только себя. Может быть, будучи единственной женщиной на факультете, она в первое время чересчур свойски общалась с секретаршами. Не привыкшая занимать ответственные посты, она опасалась, как бы секретарши не сочли ее заносчивой сучкой. Кроме того, девичья болтовня пришлась весьма кстати - она разузнала все про всех, кто работал на факультете, даже не задавая вопросов.
И все же~ как ни полезна была эта дружба, за нее пришлось расплачиваться. Она не могла не заметить, что секретарши, обращаясь ко всем другим докторам философии на факультете, так и величают их - "докторами"; тогда как ее вечно окликают по имени - "Лизл". Ерунда, но обидно.
- Где они были? - спросила она, когда Адель добралась до вершины холма.
- Прямо под подушкой на моем кресле. Это что-то!
- Ты вроде бы говорила, что все обыскала?
- Ну да! Ну конечно! Только одно упустила. Позабыла обратиться за помощью к Господу.
Краешком глаза Лизл углядела, что Уилл замер, едва надкусив сандвич. Она безмолвно застонала. Адель была из Заново Рожденных. Она могла бесконечно толковать об Иисусе.
- Чудесно, Адель, - быстро сказала Лизл. - Кстати, это Уилл Райерсон.
Уилл с Аделью обменялись кивками и приветствиями, но Адель не свернула с излюбленной темы.
- Дайте же мне рассказать, как Господь мне помог, - продолжала она. После того как ты забросила меня до мой вчера вечером, я позвала большого Дуэйна и маленького Дуэйна, и мы встали на колени посреди гостиной и стали молиться, чтобы Господь помог мне найти ключи. Мы проделали это вчера вечером дважды и еще раз сегодня утром, как раз перед тем, как за маленьким Дуэйном пришел школьный автобус. И знаете что?
Лизл ждала. Вопрос явно не был риторическим, так что она с огромным усилием принудила себя ответить:
- Ключи нашлись.
- Хвала Господу, да! Сегодня утром большой Дуэйн привез меня на службу, я подхожу к столу, сажусь в кресло, чувствую что-то твердое под подушкой. Смотрю, и - хвала Господу! - это они! Это просто маленькое чудо, вот что! Потому что я знаю - вчера их там не было! Бог нашел их и положил туда, куда я обязательно села бы. Я просто знаю, что Он это сделал. Пути Господни неисповедимы, правда? - Она повернулась и побежала вниз по склону, вскрикивая и бормоча всю дорогу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47