После многих сотен воспитанников, которые прошли через него за сто с лишним лет, дом мог выдержать многое. Даже Дэнни Гордона.
Но дни приюта Святого Франциска для мальчиков были сочтены. "Общество Иисуса" сворачивало свою деятельность - как и во всех религиозных орденах, численность иезуитов постепенно сокращалась, - и одной из жертв этого должен был пасть приют Святого Франциска. Городские власти и другие католические организации заполнят брешь, которая образуется, когда он по истечении двух-трех лет закроет наконец свои двери. В нем и так уже живет гораздо меньше мальчиков, чем когда-либо в истории старого приюта.
Укладывая Дэнни в кровать и помогая ему произнести вечерние молитвы, Билл размышлял, позволительно ли так привязываться к ребенку. Черт возьми, надо признать: он уже чрезмерно к нему привязался. Это роскошь, которую не может позволить себе человек в его положении. Он должен ставить на первое место интересы ребенка - неизменно. Он не может позволить, чтобы какие-то личные чувства отражались на принимаемых им решениях. Он знал, что ему будет больно, когда Дэнни уйдет. Пусть на устройство дел потребуется некоторое время, усыновление неизбежно, и он не должен отдалять боль разлуки, жертвуя интересами Дэнни.
Но Билл был решительно настроен получать удовольствие от общения с Дэнни, пока он тут. Он сильно привязывался и к другим мальчикам в прошлые годы - Ники был первым, - однако большинство из них попадало к Фрэнси на несколько лет старше. Билл наблюдал, как Дэнни растет и развивается. Это почти все равно, что иметь своего сына.
- Доброй ночи, Дэнни, - сказал он от дверей спальни. - И не доставляй отцу Каллену никаких неприятностей, ладно?
- Ладно. А куда вы идете, отец?
- Собираюсь навестить старых родственников.
- Тех самых, к которым все время ходите?
- Тех самых.
Билл не хотел говорить ему, что совершает свои регулярные поездки, навещая собственных родителей. Это обязательно привело бы к расспросам о родителях Дэнни.
- А когда вернетесь?
- Завтра вечером, как всегда.
- Ладно.
И с этими словами он свернулся в клубок и заснул.
Билл в одиночестве прошел в свою комнату, где его поджидала наполовину собранная сумка с вещами. Если быстренько все запихать, можно успеть в родительский дом до часу ночи.
Мама ждала его, как всегда. Билл снова и снова уговаривал ее не сидеть допоздна, но она не слушалась. Вот и сегодня она, закутавшись в длинный фланелевый халат, как всегда, встретила его материнским поцелуем и объятием.
- Дэвид! - окликнула она. - Билл пришел.
- Дай ему поспать, ма.
- Не говори глупостей. У нас сколько угодно времени, чтобы спать. Отец изведет меня, если я не разбужу его сейчас.
Шаркая ногами, в кухню вошел отец, завязывая халат. Они пожали друг другу руки. Билл заметил, что пожатие отца не такое крепкое, как обычно. Кажется, он с каждым разом все больше горбится.
Последовал установленный ритуал.
Мама усадила их с отцом за кухонный стол, включила кофеварку, уже приготовленную, с засыпанным кофе и налитой водой, дала каждому кусок пирога - на сей раз вишневого, - и когда был готов кофе, все уселись и принялись обсуждать, "что новенького".
Как всегда, новенького было не так уж много. Повседневная работа Билла у Фрэнси шла раз навсегда заведенным порядком, и один день почти в точности походил на другой. Время от времени он мог сообщить об удачном устройстве воспитанника, но, как правило, все сводилось к обычной работе. Что касается мамы и папы, обоим перевалило за семьдесят. Они никогда особенно не увлекались ни гольфом, ни обществом и жили уединенно. Дважды в неделю ходили обедать - по вторникам в кафе "Лайтхаус", а по пятницам к "Мемисону". Единственным событием, которое нарушало привычный жизненный распорядок, была смерть кого-то из знакомых. У них почти всегда находилось в запасе известие о чьей-то кончине или серьезной болезни. Подробное обсуждение этого и составляло основную тему их бесед.
Не такая уж бурная семейная жизнь, с точки зрения Билла, но они любили друг друга, им было хорошо друг с другом, они вместе смеялись и были вполне счастливы. В сущности, одно только это и имеет реальное значение.
Вот только содержание дома становилось для них слишком обременительным. Мама изо всех сил старалась поддерживать в комнатах чистоту и порядок, но все прочее медленно и неуклонно уплывало из рук отца. Билл пытался уговорить их продать дом, купить квартиру поближе к центру, где они могли бы вести примерно такой же образ жизни, ходили бы гулять в гавань. Нет. Им ничего этого не нужно. Они всегда жили здесь, здесь и останутся, и больше не будем об этом говорить.
Он нежно любил их, но, когда речь заходила о доме, иметь с ними дело было попросту невозможно. Хотя, с другой стороны, нельзя упрекать их за это. Мысль о продаже старого дома, в котором поселится кто-то другой, ему самому была не по душе. Дом казался островком постоянства в текучем и переменчивом мире.
Так что, начиная с прошлого лета, Билл пару раз в месяц стал посвящать воскресенья уходу за фамильным особняком Райанов на три спальни. Почти двадцать лет, проведенных у Святого Франциска, сделали его умелым мастеровым. И он почти справился, рассчитывая к лету свести ремонтные работы к одному разу в месяц.
- По-моему, я сыт по горло, - признался Билл, отваливаясь от стола.
- Ты даже пирог не доел.
- Не могу, ма, - отказался он, похлопывая по расплывающимся бокам. Он уже набрал больше веса, чем хотелось Маме не втолкуешь, что мужчина, переваливший за сорок, не нуждается в вишневых пирогах в час ночи.
Пожелав родителям приятного сна, он направился в спальню в дальнем конце дома, которая с детства принадлежала ему. Не потрудившись переодеться, нырнул в спящую старую кровать, устраиваясь, как натруженная нога в удобном разношенном шлепанце.
Билл проснулся, закашлялся, чувствуя, как щиплет в глазах и в носу. Либо приступ аллергии, либо~ Дым! Что-то горит! И тут услышал приближающуюся сирену.
Пожар!
Он вскочил с кровати и включил лампу. Света не было. Он схватил фонарик, который с мальчишеских лет всегда держал в тумбочке, и тот загорелся, но слабо. Билл побрел в белом дыму, который слоями стоял в комнате и сворачивался в клубы позади него. Дверь спальни была закрыта. Дым пробивался по краям.
Дом в огне. Мама! Папа!
Билл схватился за ручку двери. Она оказалась горячей - огненно горячей, - но он, превозмогая боль, повернул ее. Волна жара из коридора отбросила его назад, а вихрь дыма и пламени с ревом ворвался в спальню. Он метнулся к окну, распахнул его и выскочил наружу.
Холодный свежий воздух. Он глотнул его. Перекатился на спину и взглянул на дом. Пламя выбивалось из окна его спальни с оглушительным ревом, словно кто-то открыл дверцу топки.
И тогда ужасная мысль пронзила его, заставила вскочить на ноги. Что в остальной части дома? Что происходит в другом конце, там, где спальни родителей?
Господи Иисусе, о, пожалуйста, пусть с ними все будет в порядке!
Он побежал направо, к парадному входу, и заледенел, завернув за угол.
Дом был сплошной массой огня. Пламя пылало в окнах, лизало стены, летело в небо из дыр в крыше.
Боже милосердный, нет!
Билл помчался вперед, туда, где пожарные разворачивали шланги.
- Мои родители! Райаны! Вы их вытащили?
Пожарник повернулся к нему. Лицо его было мрачным в пляшущем желтом свете.
- Мы только приехали. Вы действительно думаете, что там кто-то есть?
- Если вы здесь не видели мужчину и женщину лет семидесяти, значит да, они точно там!
Пожарник перевел взгляд на огонь, потом снова на Билла. Этим взглядом все было сказано.
С хриплым воплем Билл кинулся к входной двери. Пожарник схватил его за руку, но он вырвался. Он должен вытащить их оттуда! Когда он подбегал к дому, его стали обдавать волны жара. Он много раз видел горящие дома в телевизионных новостях, но фильмы и видеозаписи никогда не передавали подлинной ярости разгулявшегося огня. Ему казалось, что кожа трещит и пузырится от ожогов, что глаза закипают в глазницах. Он прикрыл лицо руками и бросился вперед, надеясь, что волосы не загорятся.
На крыльце схватился за медную ручку, но дрогнул и бросил ее. Раскаленная. Горячее, чем ручка в спальне. Слишком горячая, чтобы взяться. А потом разразился проклятиями, сообразив, что не важно, горячая она или нет - дверь заперта.
Он побежал вокруг дома к спальням родителей. Пламя с грохотом беспрепятственно рвалось из окон. И все-таки изнутри, сквозь этот грохот и рев он, кажется, услышал~ ~крик.
Он повернулся к пожарным и закричал сам.
- Здесь! - Он показывал на два окна их спальни. - Они здесь!
Билл пригнулся, когда пожарные включили насос и направили мощную струю прямо в эти окна.
И снова услышал крик. Крики. Теперь два голоса, стонущие в агонии. Там его мать и отец горят заживо!
Пожарник, которого он встретил первым, подбежал к нему и потянул назад.
- Уходите отсюда! Вас убьет!
Билл оттолкнул его.
- Вы должны мне помочь вытащить их оттуда!
Пожарник схватил Билла за плечи и повернул его лицом к огню.
- Смотрите, какое пламя! Как следует посмотрите! Там никому не остаться в живых!
- Господи, да вы что, не слышите?
Пожарник замер на миг, прислушиваясь. Билл следил за его мосластым лицом, когда он снял шлем и навострил уши.
Он должен услышать! Как можно не слышать эти жуткие смертные крики? Каждый вопль пронзает Билла, словно прикосновение колючей проволоки к открытой ране!
Пожарник покачал головой.
- Нет. Мне очень жаль, приятель. Там нет никого живого. Ну, пошли~
Билл снова вырвался, и тут крыша над спальней рухнула, раздался взрыв, взлетели искры и языки огня. Поток жара сшиб Билла с ног.
Тогда он понял, что их больше нет. Он чувствовал, как грудь рвется от боли. Мама~ папа~ погибли. Должны погибнуть. Спальня превратилась в крематорий. Там никому не выжить ни одного мгновения.
Он не мог больше сопротивляться, и пожарник оттащил его в безопасное место. Он мог только кричать в ночи от горя и яростного бессилия перед пламенем.
Глава 15
Почему?
Билл в одиночестве стоял у двойной могилы под ослепительно ярким на исходе зимы небом. Беспрепятственно льющиеся лучи солнца жарко пощипывали щеки, ощутимо грели грудь и плечи, но не задевали душу. Мартовский ветер пронизывал все вокруг ледяным лезвием, посвистывая между голыми холмиками кладбища Толл-Оукс, проникал сквозь плотную ткань черных брюк и пиджака.
Скорбящие разошлись, могильщики должны вот-вот прибыть. По традиции следовало собрать друзей дома на поминки, но дома у него нет. Дом стал грудой черных, подернутых инеем головешек.
Почему?
Билл отделался от всех, кто присутствовал на похоронах, чуть ли не вытолкал их с кладбища. Он выплакал слезы, выместил ярость, колотя по бесчувственным стенам кулаками, покуда они не покрылись синяками и ранами, а теперь хотел побыть с родителями наедине, в последний раз перед тем, как их скроет в себе земля.
Каким одиноким чувствовал он себя в тот момент! Он понял, что подсознательно считал само собой разумеющимся, что родители всегда будут рядом. Умом, разумеется, знал, что оставшиеся им годы можно перечесть по пальцам, но воображал, что они будут оставлять его по одному, один за другим, умирая естественной смертью. Никогда, в самых страшных кошмарах он не предвидел возможности такой~ катастрофы. Их внезапный уход оставил зияющую пустоту в его жизни. Где теперь его дом? Он словно бы оказался на воле волн, якорь сорвало три дня назад, и точки опоры уже не найти.
Долгие три дня - два на поминки перед погребением, потом заупокойная месса, и сами похороны нынче утром, - полные горя и сочувствия друзей и знакомых; три дня, в ходе которых он пытался облегчить свою боль, уговаривая себя, что родители прожили долгую, счастливую, полезную жизнь, и не так много времени им оставалось, и ему повезло, что они так долго были с ним рядом. Но все это не помогало. Какое бы утешительное действие ни оказывали подобные рассуждения на всепоглощающее чувство утраты, оно мгновенно улетучивалось при назойливом воспоминании о двух скрюченных обуглившихся телах, которые на его глазах вытащили из-под руин родительской спальни.
Почему?
Сколько раз он предлагал успокаивающие, притупляющие бромистые препараты скорбящим семьям умерших, обращавшихся к нему с тем же вопросом! Он всегда воздерживался от повторения ерунды, что, мол, "такова Божья воля", что Господь "подвергает живых испытанию" на прочность веры. Жизненные обстоятельства, причуды реальности - вот что испытает прочность веры. Господь и пальцем не шевельнет, чтобы кого-то испытать. Болезни, несчастные случаи, генетические отклонения, силы природы - вот что губит и убивает людей без всякого вмешательства Бога.
А теперь он, отец Райан, задает тот же самый вопрос, и вопрос этот мучит отца Райана, ибо он понимает, что никогда не мог по-настоящему ответить на него другим и не сможет ответить себе.
Хотя шеф пожарной компании "Морган" Монро предоставил некоторые объяснения. Во время гражданской панихиды в похоронном бюро он отвел Билла в сторонку.
- Кажется, мы нашли причину, отец, - сообщил он.
- Поджог? - спросил Билл, чувствуя, как в нем закипает злость. Он не имел представления, кому и зачем надо было устраивать поджог, но не мог поверить, что огонь сам по себе так быстро распространился по всему дому.
- Нет. Мы посылали бригаду специалистов по поджогам исследовать место. Никаких признаков злого умысла. Мы считаем, что все началось с проводки.
Билл застыл в недоумении.
- Вы хотите сказать, что короткое замыкание могло вы звать в доме такой пожар?
- Ваши родители выстроили этот дом до войны - до Второй мировой войны. Это настоящая пороховая бочка. Хорошо, что нам позвонили соседи, иначе вы бы тоже здесь не стояли.
- Какой-то электроприбор~
- Ну, проводка старая, как и сам дом. Не приспособлена для современной техники. Где-то слишком часто перегревалось, и вот~ - Он завершил фразу выразительным пожатием плеч.
Но сказал более чем достаточно, чтобы Билл ощутил слабость и тошноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47