Ты можешь прямо отвечать, что он занимается своими инвестициями.
У нее создалось впечатление, что он смеется над ней, как будто респектабельность не была его целью с самого начала.
– И это приятно, я признаю, не бояться государственного контроля.
– Зачем ты все это говоришь, Домал?
Он так близко подошел к ней, что она почувствовала запах его одеколона. Он крепко схватил ее за руки.
– Я говорю все это, чтобы ты выбросила из головы сумасшедшие мысли.
Его ногти впились в нее.
– У меня нет никаких сумасшедших мыслей.
– Не играй со мной в кошки-мышки, Мэг. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты опять раздумываешь о деле Бена.
– Да, – тихо согласилась она, – я бы хотела знать правду.
– У нас был этот разговор когда-то давно, Мэг. Мы чуть было не разошлись из-за этого, как ты помнишь. Давай не будем повторять все сначала.
– Но то, что я услышала сегодня…
– От Поля Вернера?
– Он бы не стал лгать.
– А я стал бы?
– Ты бы скрыл. Ты скрываешь. Играешь в кошки-мышки, как ты говоришь.
– Черт побери, Мэг, ты считаешь своего мужа убийцей?
– Я знаю, что тебе известно больше, чем ты говоришь.
Страх, как ни странно, придал ей большей смелости.
– Ты закрыл глаза на смерть Бена, ты закрываешь их теперь на страдания в Европе, тебе наплевать на все и всех, кроме получения прибыли…
Он оттолкнул ее с такой силой, что, не будь рядом кровати, она бы упала. Коробка с драгоценностями на ее столике была еще открыта. Он запустил в нее руки и подошел к Мэг с полными ладонями.
– Посмотри, что я дал тебе, посмотри! Бриллиантовые серьги, рубиновые браслеты, греческое золото, бермудский жемчуг…
Маленький резиновый предмет упал среди сверкающих драгоценностей на одеяло. Рука Мэг потянулась, чтобы прикрыть его, но Донал опередил ее.
– Что за черт, как это называется?
Она подняла глаза и встретила его удивленный взгляд. Говорить было нечего.
– Так ты пользуешься этим? И поэтому у нас не было никого после Агнесс? Ты делала это?
Она кивнула. Сердце замедлило свой ритм, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Странно, подумала она в этот долгий миг.
– Ну, будь ты проклята… Кто дал это тебе? Эта умница Ли, без сомнения. Так ты скрывала что-то от меня, да? Раздевайся. Снимай эту штуковину.
– Нет, – прошептала она, завязывая поясок халата.
– Снимай, я сказал.
Вдруг она испугалась, словно оказалась в комнате с незнакомцем.
– Что ты собираешься делать? Он засмеялся, не разжимая губ.
– Ты не хочешь подчиниться? Но я покажу тебе, кто здесь правит и будет править. Теперь все будет по-моему. Ты понимаешь, Мэг?
Отведя ее руки, он сбросил с нее халат.
– Донал, прекрати. Ты играешь роль. Ты не хочешь этого. Ты только хочешь…
– Я сам знаю, что я хочу!
Он бросил ее на кровать. Его искаженное от ярости лицо испугало ее.
– Нет, Донал, не поступай так со мной. Не надо.
– Сейчас. Иди добровольно, или я заставлю тебя. Я сказал, что теперь будет по-моему.
Она боролась, как могла. Он поймал ее руки и, прижав ее к кровати, сорвал с нее ночную рубашку. Она слышала треск шелка. Она не могла кричать – рядом были комнаты, где спали дети. Она поняла, что обречена на поражение. Холодные слезы текли по ее вискам.
Как стыдно! Как безобразно! Акт презрения. И впервые за все время, что этот человек входил в нее, она не чувствовала ничего. Ничего, кроме ужаса.
Когда он наконец встал, она уткнулась в подушку и зарыдала.
– Сегодня я позволю тебе поспать одной, – сказал он. – Завтра я уезжаю в Вашингтон на пару дней, но когда я вернусь, ты выбросишь ту штуку, и мы будем жить, как раньше. Тебе придется смириться.
Он погладил ее по плечу.
– Поплачь. Тебе станет легче, – и он тихо закрыл за собой дверь.
* * *
Мэг испытывала отвращение к себе. Это было невыносимо. Когда рыдания стихли, она перевернулась на спину и лежала уставившись в потолок. Изредка по улице проезжал автомобиль – она слышала скрежет тормозов и шуршанье сухих листьев. Свет фар скользил по потолку, и снова наступала темнота. Она заснула, проснулась и снова вспомнила свое унижение. Ее душила ярость, ярость на него и на себя за свою беспомощность. Нет, это невозможно пережить!
В комнате посветлело. Она лежала, не двигаясь, боясь пошевелиться, чтобы он не услышал и не пришел. Потом, вспомнив, что он говорил о раннем отъезде в Вашингтон, она почувствовала облегчение. Приподнявшись на локте, Мэг посмотрела на часы. Было почти восемь, ей давно было пора встать и завтракать с детьми. Посмотрев в зеркало, она ужаснулась: отекшие щеки и распухшие глаза с красными веками. Если бы она могла взять лед внизу, но тогда ее увидят горничные. Она услышала, как закрылась входная дверь. За дверью в ее спальню послышались детские голоса. Им, должно быть, сказали, чтобы они дали маме поспать. Немного погодя, в дверь легонько постучали:
– Миссис Пауэрс? С вами все в порядке?
– Дженни, все хорошо, спасибо. Я всю ночь мучилась жестокой простудой, инфекция, наверное. Нос и глаза все распухли.
– Может, что-нибудь принести? Кофе?
– Нет, спасибо. Я встану через минуту. Может быть, пойду подышать воздухом. Возможно, мне это и надо.
Под душем она долго плескала холодной водой на лицо. Это немного помогло. С макияжем и низко надвинутой шляпой она сможет выйти из дома. Стены давили на нее. Она развела руки, словно пытаясь раздвинуть их.
На улице ей сразу стало легче дышать. Дул холодный северный ветер, пронизывающий до костей. Воробьи и один одинокий кардинал копошились на лужайке перед домом. Мороз прихватил кончики лепестков желтых хризантем у черного хода. Проходя мимо домов на улице, она поднимала глаза на окна второго этажа, где располагались спальни, пытаясь разгадать, что в действительности скрывается за ними.
До центра поселка было две мили. Там были почта, магазинчик, торгующий открытками, и чайная, выходящая на железнодорожную станцию. Купив несколько рождественских открыток, она некоторое время постояла в раздумье. Прошел, не останавливаясь, поезд. На миг она подумала, как, должно быть, чудесно сесть на поезд с парой книг и поехать куда-нибудь одной, наблюдая, как мелькает за окном земля. Просто ехать, не думая ни о ком и ни о чем. Такая роскошь, такой покой! Потом она пошла бы в вагон-ресторан… там всегда вкусная еда… густой суп, горячая булочка.
Почувствовав голод, она прошла квартал до чайной. Было половина двенадцатого, вполне приемлемое время для еды. В комнате никого не было, кроме женщины, сидящей за столом с чемоданом, возможно, эта пассажирка, ждущая следующего поезда. Мэг села и заказала салат и чай. От Донала она приобрела привычку пить чай. Что только она не приобрела от Донала? Пять детей и сейф, полный драгоценностями, которые она редко надевала.
Мэг сидела, медленно завтракая и думая о своих детях. Мальчикам нужен отец. Сильные и активные, они уже вышли из-под ее влияния. Близнецы были дочками Донала, быстрыми и умными. Чем-то они напоминали Ли – подобно ей, они добьются своего. Они уже знали, что надеть, что сказать и что они хотят. Они тоже в какой-то мере вышли из-под ее влияния. Только Агнесс, младшая, была другой. Маленькая и слабая, она льнула к матери, возможно, больше из необходимости, чем от привязанности. Плохо вписываясь в семью атлетов, бледненькая и неспортивная, она всегда будет предметом насмешек для крепких, жизнерадостных и быстрых. Как хорошо это понимала Мэг! Такие дети находят утешение в сочинении грустных стихов о звездах и страждущих бедняках.
Она вздохнула. Завтрак она доела, но домой идти ей не хотелось, и поэтому она заказала еще чашку чая и сладкое и медленно ела. Жаль, что она не купила журнал, тогда она могла бы задержаться. Каждый раз, поднимая глаза от тарелки, она натыкалась на лицо женщины с чемоданом. Та, жуя, разговаривала с официанткой. Она жевала, как белка, передними зубами. Смотреть было неприятно, но Мэг все время тянуло посмотреть на нее, несмотря на отвращение. Как только женщина прожевывала достаточно, она, не глотая, начинала жевать следующую порцию, не переставая при этом говорить. Ее щека раздувалась все больше и больше. Когда же она проглотит что уже прожевала? Мэг не могла отвести от нее глаза. Она чувствовала, как ей хочется закричать: «Вы противно едите!» – но в то же время понимала, что теряет самообладание. Она быстро встала, расплатилась и быстро, почти бегом, пошла домой. Заворачивая во двор, она увидела там автомобиль, яркий маленький автомобиль с опущенной крышей, автомобиль Поля.
Он был в библиотеке, читал «Таймс».
– Но что ты здесь делаешь? – удивилась она. Он понял ее вопрос по интонации.
– Почему я рискнул еще раз встретиться с твоим мужем? Потому что я его не боюсь. Однако, – он улыбнулся, – я не был огорчен, когда узнал, что его нет.
Она присела и провела рукой по растрепавшимся от ветра волосам.
– Я ужасно выгляжу. Мне просто не верится, что ты приехал как раз тогда, когда мне это необходимо. Как ты понял?
– Я не совсем точно знал, но подумал, что так могло бы быть. Прошлый вечер был потрясением для всех нас.
Свет жестоко освещал ее лицо, лишенное в этот момент гордости, когда она обратила его к Полю и прямо спросила:
– Как прошел твой разговор с Мариан? С той же прямотой он ответил:
– Больно и грустно. Мне придется очень заботиться о бедной Мариан.
Его голос был таким нежным. Нежным, но решительным. Это был человек, который мог быть мягким и решительным в одно и то же время. Чувствуя подступающие слезы, Мэг встала и прошла в другой конец комнаты. Когда спазм отпустил, она извинилась:
– Мне не следует быть такой слабой.
– Так ты считаешь себя слабой?
– Честно, я не знаю. Иногда мне кажется, что мужество – способность изменять положение вещей, бороться. Иногда, что мужество – это сила духа, которая позволяет вынести многое из-за великих целей. Что это?
– Забавно, – произнес Поль, – что именно так я иногда думаю о тебе. Я часто думал, что у вас, должно быть, бывают ссоры, неразрешенные вопросы. С твоим характером они должны были быть.
Мэг очень удивилась:
– Но я была и очень счастлива.
– Ничто не бывает только белым или черным, не правда ли? – Он вздохнул. – Но я все еще думаю, что мне следовало бороться настойчивее в тот раз, когда я приезжал в Бостон.
– Боюсь, это было бы бесполезно.
– Так и Ли говорила. Возможно, сейчас мне следовало бы решиться.
– На что?
– Помочь тебе во всем, что потребуется. Если только тебе нужна помощь.
Она вспомнила унизительный ужас прошлой ночи. «Все будет по-моему». А ей всего тридцать четыре года.
– Мне нужна помощь, – прошептала она.
– Хочешь рассказать мне?
– Не сейчас. Я не могу. – Она повысила голос. – Я не смогу вынести это.
– Не сможешь вынести, рассказывая мне?
– Или живя с этим.
– Тогда настало время переменить…
– Ты действительно считаешь, что я могу уйти отсюда или мне даже следует это сделать?
Поль посмотрел на нее:
– Милая Мэг, я думаю, что тебе следует наконец поступать так, чтобы было лучше Мэг. На этот раз. Ты всегда делала все, чтобы было хорошо другим. Единственным исключением было твое замужество, но как раз в этом тебе следовало послушаться своих родителей. Но каждый имеет обязательства и перед самим собой.
– Так много надо решить. Школа для детей…
– Дети поменяют школу. Они справятся.
– Но они любят отца, по-настоящему любят. Все, за исключением Агнесс.
– Они могут видеться с ним. Хенк потерял отца, единственного, которого знал, но пережил это.
Невысказанное «смерть Бена» мысленно прозвучало в комнате, и Мэг, вздрогнув, встретила проницательный взгляд Поля.
– Мне кажется, тебе действительно хочется покончить со всем этим, – сказал он.
– Да… да. Но куда мне пойти? Поль подумал.
– На какое-то время вернись на ферму, в Лорел-Хилл. У них много места, это точно.
– Бежать домой к родителям?
– Мэг, послушай. Нет ничего дурного в необходимости моральной поддержки. У всех бывают тяжелые времена, даже у самых сильных, на которых рассчитывают другие, им тоже тогда хочется прильнуть к кому-нибудь.
Он опять посмотрел в окно. Она проследила за его взглядом.
– Мир кажется таким большим и страшным отсюда.
Он быстро обернулся к ней.
– Он большой и страшный. Но тебе придется шагнуть в него и найти себе место. Оставайся какое-то время в Лорел-Хилл, просто временно, пока не решишь, что делать дальше. Мне кажется, что следует подумать о работе или учебе.
– С пятью детьми, Поль?
– А почему нет? Ты еще будешь молода, когда они вырастут и уйдут от тебя, а что тогда? Да, ты должна подумать, что тебе делать.
– Донал будет ошеломлен. Я уверена, он не верит, что я могу так поступить.
– Ну, ты поступишь, да?
Она оглядела комнату. В углу стоял радиоприемник, из которого доносился злобный голос патера Коглина.
– Да, – тихо сказала она, – кажется, я все-таки должна так поступить.
Поль был рад, что съездил к Мэг, рад, что послушался интуиции, которая привела его к ней в то утро. Совершенно очевидно, там произошел какой-то ужасный кризис. Он не был уверен и мог только надеяться, что она преодолеет его.
«Открытие тайны» – так она назвала ужасающие разоблачения накануне вечером. И, торопясь домой, чтобы отвезти Мариан на обед и веселую комедию, он размышлял о любопытном контрасте: одно открытие его тайны исключило какую-либо возможность разрыва Мэг, в то время как другое открытие тайны повлекло противоположные последствия: она решила уйти от Донала.
Через несколько дней приехал из Филадельфии утренним поездом Хенк.
– После твоего разговора с Доналом Пауэрсом я не мог спать, – начал он. – Мне надо избавиться от этого грязного дела, и я хочу сделать это сейчас.
Поль позвонил секретарше:
– Пожалуйста, принесите папку для мистера Генри Рота.
Поль решил держаться официально и чопорно, так же как Хенк, который вторично отказался присесть:
– Я не задержусь здесь долго.
«Какой он все-таки молодой!» – подумал Поль и спокойно заметил:
– Это будет дольше, чем ты думаешь. Многое надо объяснить.
– Там нечего объяснять. Я хочу все продать, вот и все.
– Но это не все. Есть еще вопрос о вложении доходов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47