В комнате было светло, как от тысячи солнц, и слышно было характерное потрескивание. Стены переливались разными цветами: голубым, оранжевым, белым, желтым, а пол стал сплошным морем огня. Языки пламени ползли по стенам, с жадностью лизали обои с пышными розами.
«Я все еще сплю! — думала Элизабет-Энн, в полнейшем недоумении глядя вокруг. — Почему я не могу проснуться?»
Внезапно она почувствовала слабый запах керосина, перебивавший запах гари, и тут до ее сознания дошел весь ужас происходящего.
— О Господи! — вырвалось у Элизабет-Энн. — Это не сон. Моя спальня действительно горит.
Замерев от ужаса, она сжалась в комок, сознавая, что должна спрыгнуть с кровати и броситься к двери. Но не могла двинуться с места. Резкий отчаянный вопль вырвался из ее груди. Что случилось? Почему она словно оцепенела и не может бежать через огонь?
Жар становился все сильнее. Все виделось как в тумане. Вдруг что-то ухнуло. Элизабет-Энн сдавленно крикнула. Танцующие языки пламени подобрались к занавескам, ткань занялась, и пламя с ревом рванулось к потолку.
— Господи! — Она прикрыла лицо от жара. — Я умру, — шептала она, зубы ее громко стучали. — Я и мое дитя умрем в огне.
И, будто услышав это, ребенок в ее чреве отчаянно забился.
Она уткнулась лицом в ладони, по щекам ее текли слезы.
— Господи! Мы оба погибнем в огне из моих кошмарных снов!
И тут среди отвратительного рева и яростного треска огня она услышала другие звуки: отрывистый смех.
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Он был переливчатый, мелодичный, этот смех. Медленно Элизабет-Энн отняла руки от лица. Теперь не страх, а дикий ужас охватил ее. Дженни! Это ее голос. Она где-то недалеко.
Элизабет-Энн повернулась к двери, делая над собой усилие, чтобы смотреть через огонь. Там, в коридоре, в относительной безопасности стояла Дженифер Сью Секстой. Волны жара освещали ее, делая похожей на желто-красный призрак.
Элизабет-Энн в отчаянии оглядывалась по сторонам, ища путь к спасению. Она должна выбраться из этого пекла… должна избавиться от всего ужаса, пока еще не поздно.
— Лизбет-Энн! — пропела Дженни сладким голоском. — Ты умрешь!
— Нет! — вырвался из ее груди отчаянный крик, тот самый, что зрел в ней, когда она спала и ее мучили кошмары. Теперь он вырвался на свободу, и ей стало легче, она могла двигаться. Прошло оцепенение, вызванное страхом. Элизабет-Энн заметалась по кровати, словно птица в клетке, ищущая выход.
«Окно! Нужно добраться до окна! Крыша веранды от окна покатая, я смогу спуститься по ней и спрыгнуть на улицу. Да, окно — это спасение.
Нет, только не окно! Я же беременная, ребенок от сотрясения погибнет или покалечится. И это так же верно, как то, что мы здесь сгорим, если я не выберусь из комнаты».
— Милостивый Боже! — молила Элизабет-Энн. — Я не могу выпрыгнуть в окно, но я не знаю, хватит ли у меня мужества перебраться через горящий пол!
Глядя на нее, Дженни коварно улыбалась.
— Я ждала этого, — пела она. — О, с каким нетерпением я ждала этой минуты!
— Ты сошла с ума, — задыхаясь, рыдала Элизабет-Энн. — Ты помешанная. Почему мы этого не понимали раньше? Ты буйно помешанная!
— Я помешанная, да? — ликовала Дженни, глаза ее метали молнии. — От тебя останется груда пепла, от тебя и от твоего драгоценного ребенка! — Истерические выкрики Дженни заглушали рев пламени, казалось, от них огонь набирал силу и все происходящее представлялось еще более ужасным, отвратительным кошмаром.
— Я должна выбраться отсюда, — бормотала. Элизабет-Энн. — Я должна как-то выбраться.
— Ты всегда боялась огня, а? — насмехалась Дженни. — Эта смерть как раз для тебя. Я бы сказала, очень поэтично.
— О Господи! — простонала в тоске Элизабет-Энн, прижав руку ко рту. — О Господи! — Взгляд ее дико блуждал по комнате. Только кровать еще не была объята пламенем, но через несколько мгновений вспыхнет и она. И что же тогда? Она в ужасе стала царапать ногтями матрац, волосы упали ей на лицо, в глазах застыл смертельный страх. Она не могла спастись через окно, не могла заставить себя броситься через огонь к двери. Она физически не могла это сделать. Все, что угодно, но только не бежать через огонь.
«Этого не может быть на самом деле! — кричало все у нее внутри. — Нет, это неправда. Я просто сплю, это продолжение моего кошмарного сна — вот что это такое!»
В этот момент первые языки пламени добрались до кровати и лизнули простыни.
Элизабет-Энн крепко зажмурилась и, ударяя себя кулаками по лбу, закричала:
— Я должна, должна проснуться!
— Лизбет-Энн, — снова запела Дженни, — закрывай глаза или не закрывай, тебе ничто не поможет. Лизбет-Энн, ты сгоришь!
Элизабет-Энн зажала уши.
— Прекрати! — пронзительно кричала она, неистово тряся головой. — Перестань! Перестань! Перестань!
— Как ты себя чувствуешь, Лизбет-Энн? Тебе не жарко? А дым не мешает? Ты уже чувствуешь запах своей горящей плоти? В цирке тоже так было?
— Перестань!
— О нет, Лизбет-Энн, это слишком чудесно. И вот смотри, не только ты сгоришь в огне. Не ты одна! Посмотри-ка, что есть у Дженни!
Элизабет-Энн медленно открыла глаза. Они слезились, словно в них попал песок. Она взглянула на Дженни.
— Ты видишь, что у меня в руках? — Она подняла канистру. — Еще керосин.
— Помоги мне, Дженни! — взмолилась Элизабет-Энн, прижимая одну руку к животу, другую в отчаянии протягивая к Дженни. — Господи, Дженни, умоляю, помоги мне выбраться отсюда!
— О нет, — с издевкой протянула Дженни. — Ты сгоришь вместе со своим распрекрасным ребенком. Пока, Лизбет-Энн! — Она сделала прощальный жест рукой. — Мне нужно закончить, что я задумала. Я хочу облить керосином спальню твоих милых щенков. Трое их, да? И все мирно спят, как я заметила.
Несмотря на нестерпимый жар, Элизабет-Энн словно обдало ледяным холодом. Ее сковал панический ужас. Дженни собиралась убить не только ее, но и девочек! Она должна как-то защитить их от этого обезумевшего, жаждущего крови создания.
Сердце Элизабет-Энн неистово колотилось, кровь бешено стучала в висках. На мгновение она забыла о бушующем пламени на полу и о горящих стенах. Теперь она знала, что ей делать. В ней проснулся материнский инстинкт, он был сильнее, чем страх в жилах.
С яростным криком Элизабет-Энн метнулась с кровати в тот момент, когда пламя перебросилось на постель. Она ринулась к двери, схватив первое оружие, которое попалось под руку, — это была тетина серебряная щетка для волос. Она даже не почувствовала, насколько горяча была ручка. Думала она только об одном: надо остановить Дженни, любым способом остановить и как можно скорее. Она должна защитить своих детей. Других мыслей у нее не было.
От удивления у Дженни открылся рот, когда из пламени вылетела Элизабет-Энн с занесенной над головой щеткой, которую она со всей силой и быстротой, на какие была способна, обрушила на ее голову. Дженни заметила опасность слишком поздно и не успела уклониться от удара. Вскрикнув, она рухнула на пол, закатив глаза.
Элизабет-Энн помчалась по коридору к спальне дочерей.
— Регина! Ребекка! Шарлотт-Энн! — кричала она изо всех сил, приказывая себе поторопиться. Нужно было спешить, пока пламя не распространилось дальше по дому, отрезая путь к отступлению.
Нужно спешить, пока не взорвалась приготовленная Дженни канистра с керосином.
Девочки не спали, разбуженные криками. Они сидели в кроватях, прижимая к себе одеяла. Когда она открыла дверь, они увидели за ее спиной освещенный отблесками пламени коридор и уставились на мать в безмолвном ужасе.
— Быстрее! — крикнула она. — Чего вы ждете?
Они послушно выбрались из постелей, и Элизабет-Энн увлекла их по коридору мимо пылающего костра, в который превратилась ее спальня, мимо стонавшей на полу Дженни. Их шаги дробью отдались по лестнице.
Сверху долетели мощный треск и грохот, от которых содрогнулся весь дом. На них дождем посыпалась штукатурка. Ребекка с ужасом посмотрела наверх.
— Скорее! — крикнула Элизабет-Энн.
Наконец они оказались на веранде. Свежий прохладный ночной воздух словно добавил им сил. Кашляя и глубоко дыша, они вышли на середину Мейн-стрит, обогнув ярко-красный, сверкающий лаком «кадиллак» Дженни. Все они тяжело дышали.
Никогда еще обычный воздух не казался таким божественно приятным и свежим.
Элизабет-Энн обхватила девочек и прижала их к себе. Они стояли, прильнув друг к другу, и смотрели на верхний этаж. Капельки пота на их лицах блестели в отблесках огня.
— Мама, почему не приезжает пожарная машина? — тихо плакала Ребекка.
— Она приедет, детка, но боюсь, что слишком поздно, — прошептала Элизабет-Энн, тряхнув головой и чувствуя невыразимую печаль.
Объятый пламенем верхний этаж напоминал огромный погребальный костер, языки пламени, вздымаясь, трепетали на ветру. Охваченная огнем балка неожиданно сорвалась вниз и ударилась о землю, разбросав вокруг желтые искры. Огонь понемногу перебрасывался на первый этаж, с жадностью пожирая старые сухие бревна; ослепительное, режущее глаза пламя заливало все вокруг. Стало светло как днем. Отовсюду бежали люди, толпа быстро росла. Словно завороженные они смотрели на яростное пламя. Перекрывая свирепый рев огня, вдалеке послышалась сирена пожарной машины.
Элизабет-Энн устало покачала головой. Там, в огненной пучине, гибло все ее имущество. Ценные вещи и милые, дорогие сердцу мелочи, фотографии и безделушки, любовные письма Заккеса… Огонь не щадил ничего, уничтожая все на своем пути. Щемящее чувство утраты коснулось ее сердца, по щеке медленно поползла одинокая слеза, и ее соленая прохлада вызвала жгучую боль на обожженном лице. Элизабет-Энн принюхалась и поморщилась: от волос пахло паленым.
Она тут же опомнилась и сжала губы, внезапно рассердившись на себя. Волосы — они отрастут. Мебель и другие вещи можно приобрести снова. То, что забрал огонь, не погибло безвозвратно: самое дорогое навсегда сохранилось в сердце и останется жить в воспоминаниях. Самое главное — она и девочки спасены. И только это было важно. Остальное можно будет восстановить.
Внезапный ропот прокатился по толпе. Элизабет-Энн быстро оглянулась. Длинный сверкающий белый «паккард» затормозил на противоположной стороне улицы. Как и все остальные, она сразу узнала машину Текса Секстона.
Дверь автомобиля рывком распахнулась, Текс бросил взгляд на огненный ад и у входа в пылающее кафе увидел «кадиллак» своей жены. Он завертел головой, высматривая кого-то, затем бросился в толпу и, расталкивая людей, стал заглядывать в лица женщин. Элизабет-Энн слышала, как он все громче и громче звал:
— Дженни! Дженни! Вы не видели мою жену? Где моя жена?
Элизабет-Энн закрыла глаза.
Вдруг толпа охнула. Кто-то закричал, кто-то стал показывать на крышу кафе. За первым криком последовал другой, потом еще один, затем наступила мертвая тишина. На крыше, в отблесках пламени, с истерическим хохотом металась чья-то фигура.
— Господи! — с мукой в голосе прошептала Элизабет-Энн. Губы ее дрожали. — Господи, это Дженни! — Она закрыла лицо руками. — Нет, нет, почему мне снова суждено видеть ужасную смерть от огня!
— Дженни! — громко и отчетливо прозвучал голос Текса Секстона. — Дженни! Спускайся оттуда!
Дженни резко остановилась, раскинув руки, растопырив пальцы, словно хотела отгородиться от полыхающего жара.
— Хочешь, чтобы я сошла вниз, поднимайся за мной, — пропела она.
Секстон в отчаянии оглянулся.
— Пойдите туда кто-нибудь! — кричал он. — Спасите ее, даю тысячу долларов тому, кто войдет в дом и спасет ее.
Все вдруг отвернулись от него.
— Вы! Даю две тысячи! — тряс Секстон стоявшего рядом мужчину, но тот молча отвел глаза. — Спасите ее! — обращался он к кому-то еще, но с тем же успехом.
— Неужели не найдется здесь человек, желающий заработать десять тысяч долларов!
В ответ снова молчание. И тут Текс глубоко вздохнул и ринулся в огонь. Раздался его крик, и он исчез в огне.
В этот момент взорвалась канистра с керосином, и дом рухнул. Во все стороны полетели шипящие, пылающие балки, рассыпая вокруг тысячи сверкающих искр, и толпа отхлынула.
Дженни так и стояла, раскинув руки, в этот момент крыша ушла у нее из-под ног, и она исчезла в пламени.
Но еще несколько секунд сквозь треск огня слышался пронзительный безумный хохот.
Потом остался только рев пламени.
Тиски, которыми Секстоны сжимали всю округу, разжались.
Эпилог
1928
Квебек, штат Техас
Элизабет-Энн шла вдоль недавно посаженных плантаций лимонов, чувствуя на лице кружевную тень листвы, которую лениво шевелил слабый утренний ветерок. За руку она вела маленького мальчика.
В воздухе жужжали насекомые, а на проводах линий электропередачи, тянувшихся по другую сторону шоссе, расселись черные дрозды. За асфальтовым полотном дороги до самого горизонта раскинулись пустые бурые поля, за ними неожиданно начиналось чистое зеленовато-голубое небо, по которому плыли дождевые облака.
Элизабет-Энн шла медленно, чтобы успевал сын. На ней была бежевая юбка и элегантная, с высоким воротом кружевная блузка — такую любила носить тетя. Мальчик был одет в небесно-голубой костюм с белой отделкой. Время от времени мимо них по шоссе проносились машины, обдавая их теплым потоком воздуха. Несмотря на ранний час, становилось жарко.
В нескольких ярдах от них стоял большой черный автомобиль, на заднем его сиденье, обмахиваясь газетами, сидели три девушки. Верх машины был опущен, за рулем сидел Карлос Кортес, и вез он их на вокзал. Багажник автомобиля был крепко привязан, чтобы не раскрылся, так как его доверху забили коробками и чемоданами.
Элизабет-Энн опустилась на одно колено, так что лицо ее оказалось на одном уровне с лицом сына. Она обняла его за плечи и жестом указала на видневшиеся строения.
— Посмотри хорошенько, сынок, — тихо сказала она. — Придет день, и все это станет твоим, это и многое другое.
Заккес Хейл-младший посмотрел на комплекс зданий у дороги, потом перевел взгляд на мать.
— Это гостиница для туристов, — сказал он своим чистым, звонким голоском.
— Гостиница для туристов, — тихо повторила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47