К тому времени, когда утром я нанесла им визит, Винни и мой дядя Фредди были женаты уже десять лет. Они были неразлучны и бесконечно преданы друг другу. Они были подчеркнуто, демонстративно счастливы. Они вели предельно упорядоченную жизнь, организованную Винни, и дядя Фредди делал все, что ему говорилось. Это устраивало обоих. Они нашли для себя очарование рутины.
Их упорядоченный образ жизни прерывался только раз в году, когда с внезапной вспышкой отважной энергии они предпринимали двухнедельное путешествие этакого авантюрного плана. И с каждым годом поездки становились все более захватывающими: они плавали по Нилу в фелуке; облазили Ангкор-Ват; на верблюдах путешествовали по Сахаре. Совсем недавно они побывали у подножия Гималаев и слетали в Тибет.
Когда я приехала к ним, то рекламные проспекты, с помощью которых они собирались выбрать маршрут следующего года, лежали на столе. Мы расселись попить кофе в гостиной, которая была и рабочим кабинетом. Чернильница дяди Фредди, пачка бумаги и ручка выстроились в боевом порядке. Пишущая машинка с уже вставленным листом бумаги застыла в готовности. Рядом с моей чашкой кофе лежали яркие картинки храмов и пирамид, далеких гор и опасных рек. Винни и Фредди еще не решили окончательно, но в будущем году они предполагают слетать в Австралию и обосноваться в буше. Это было понятно. Гималаи уже описаны. Затем наступила пауза. Я начала испытывать чувство вины, ибо вторглась в размеренный распорядок чужой жизни.
Когда я призналась в этом, оба они преисполнились любезности.
– Глупости, – трубно объяснила Винни. – Ты что-то плохо выглядишь. Какие-то неприятности, да? Что бы ни было, гони их из сердца. Это мужчина? Нам можешь все рассказать. Нас с Фредди ничего не удивит. Мы все можем понять. Давай выкладывай. Разделенная проблема – это половина проблемы. Так в чем дело?
Я снова замялась. Они оба ждали. В конце концов, это глупо – зайти так далеко и остановиться, и я сказала:
– Ну, речь идет о Констанце.
Реакция их была довольно сдержанной. Винни что-то буркнула. Дядя Фредди, который наконец излечился от Констанцы, поднял глаза к потолку.
– Только не говори мне, что ты снова с ней виделась, Викки. Ты же знаешь, что она возмутительница спокойствия.
Я рассказала о том, как искала Констанцу. Винни сделала попытку прервать меня. Она произнесла горячую речь по поводу возраста Констанцы, добавив ей пять лет. Она упомянула колонки светских сплетен. Она оценила ее как пожирательницу мужчин, к тому же нимфоманку.
Это слово, слетевшее с губ Винни, несказанно удивило меня. Винни, увидев мою реакцию, отмахнулась.
– О, мы с Фредди все знаем о таких вещах! Мы в курсе дела. Как раз прошлым вечером мы видели очень интересную программу по телевизору. Очень толковую. Я сказала Фредди, что он может использовать эти сведения в одном из своих сюжетов. Соответствующим образом, конечно, подкорректировав.
Затем наступила пауза. Я заметила, что Винни и Фредди опять обменялись молчаливым взглядом. Винни выразительно посмотрела на него, закатив глаза. Пока Фредди прокашливался, она кивнула в сторону вешалки – при чем тут вешалка?
– Кстати, когда ты была в Нью-Йорке, ты не видела его? – Он покраснел. – Просто я интересуюсь, прошло столько времени, и ты могла бы…
– Нет. Я его не видела.
– А я все думаю о нем, – Фредди смутился. – Мы с Винни… мы были бы рады знать, что у тебя все наладилось. Я очень любил его. Он был…
– Он есть, Фредди, есть. Он… исключительная личность. Прекрасный человек, – вставила Винни.
– Винни… – начала я.
– И более того, он до сих пор не женат, – быстро проговорила Винни. – Мы с Фредди продолжаем интересоваться им. Следим за его карьерой. Конечно, я всегда знала, что он преуспеет, с его преданностью делу, с его увлеченностью. Ты знаешь, что о нем была статья в «Таймс»? Куда ты ее сунул, Фредди? Я специально вырезала…
– Пожалуйста, Винни, мне бы не хотелось читать ее, – начала я, но мое возражение не было принято во внимание. Я как раз успела почувствовать благодарность, что ни Винни, ни мой дядя не упоминали его имя – оно все еще заставляло меня волноваться, все еще уязвляло меня, – но газетная вырезка появилась на свет. Она была под рукой, как раз под брошюрой о буше. Перепечатка краткого биографического очерка из «Нью-Йорк таймс»; заголовок гласил: «Исследователь внутреннего космоса». Ему сопутствовала большая фотография, сделанная в институте Скриппа-Фостера. Делал ее, я сразу же увидела, Конрад Виккерс, а Виккерс, этот хроникер нашего времени, обожатель всего, что красиво, модно, всего, что даровито или признано обществом, – он практически не фотографировал ученых.
Тем не менее, хотя доктор Френк Джерард был очень известным ученым-исследователем, лидером в своей области, я сразу же поняла, что Виккерс не поэтому принял предложение заняться им. Нет, Виккерс захотел снять этого человека из-за выразительности его лица – оно сразу же привлекало внимание, и мне было по-прежнему больно смотреть на него.
Ученый с глазами священника, как-то сказал о нем Векстон. Я смотрела на его глаза, его волосы, его руки. Его черты по-прежнему были дороги для меня, и я не могла равнодушно смотреть на них. Пальцы у меня дрожали. Я сложила вырезку. Я подумала: тут для меня нет будущего, и протянула ее обратно.
– Не женат, – сказал Фредди, снова уловив взгляд Винни. – Понимаешь? Не женат. Так говорят.
Я отвела глаза. Я сказала:
– Это ничего не меняет. Все кончено. И вы это знаете.
– Не понимаю, почему, – подбадриваемый выражением лица Винни, настойчиво продолжал Фредди. – Просто ты слишком упряма, вот и все…
Может, Винни заметила, как я расстроилась. Как бы там ни было, она склонилась ко мне и оживленно заговорила.
– А теперь, моя дорогая, – сказала она, – выкладывай. Мы говорили… о той женщине. Я думаю, у тебя есть кое-что?
– Ну, – начала я, – увидеть Констанцу мне не удалось. Вместо этого я получила от нее подарок.
– Подарок? – недоверчиво посмотрел на меня Фредди.
– Ее дневники.
– Дневники? Вот уж никогда не знал, что Констанца ведет их. – Фредди густо покраснел.
– В общем-то, это больше, чем просто дневник. Она не вела записи каждый день. Я их просмотрела – так же, как перечитала кое-какие бумаги в Винтеркомбе. Они заставили меня задуматься над прошлым. В связи с этим возникли вопросы. Вопросы, на которые, как я предполагаю, ты мог бы ответить.
Лицо Фредди приняло загнанное выражение. Винни не сводила глаз с подноса перед ней.
– Какого рода вопросы? – после долгого молчания спросил дядя Фредди.
– В основном о смерти ее отца, – твердым голосом начала я.
Выражение несказанного облегчения заставило разгладиться черты лица дяди Фредди.
– Ах, это?.. Сто лет тому назад. Задолго до твоего рождения. Не понимаю, почему это может иметь для тебя значение, Викки.
Винни попросила меня все объяснить, что я и сделала, осторожно и продуманно выбирая слова. Фредди и Винни внимательно слушали меня. Как только я упомянула слово «убийство», они оба выпрямились и наклонились ко мне с профессиональной заинтересованностью. Тем не менее, когда я закончила, Винни хмыкнула.
– Типично! – сказала она. – Абсолютно типично. Этой женщине нравится делать драму из чего угодно. Если она станет гладить рубашку, то сотворит из этого драму в трех актах. Убийство? Никогда в жизни не слышала такой чуши. Эту историю мне излагали не менее сотни раз. Все очень просто. Ее папаша был непутевой личностью. Ненадежный тип стал жертвой несчастного случая, вот и все, что за этим кроется!
Дядя Фредди задумчиво барабанил пальцами по пачке писчей бумаги.
– Если она считает, что было убийство, – наконец неторопливо сказал он, – то скорее всего должен был быть и убийца. Проблема в этом, Викки?
– Да, в этом, – сказала я, разглядывая руки. Рискнуть или нет? Я решила рискнуть. Посмотрела на дядю Фредди. – Понимаешь, Констанца, кажется, считает, что это был мой отец.
* * *
Отца не было в живых вот уже тридцать лет, но Фредди продолжал любить его. Он горячо бросился защищать его. Винни – на что я не могла не обратить внимания, настолько это было непривычно – примолкла. Я ожидала громогласных возражений и укоров в адрес безответственности Констанцы. Ничего этого не последовало. Именно тогда, думаю, мне в первый раз пришло в голову, что Винни, так безоговорочно обожавшая мою мать, испытывала куда меньшую привязанность к моему отцу.
Когда дядя Фредди подошел к концу своего убедительного и красноречивого повествования о личности своего брата Окленда, Винни встала.
– Я пойду приготовлю что-нибудь на ленч, – сухо сказала она. – Сегодня у миссис О'Брайен выходной. Я приготовлю что-нибудь рыбное.
Я тоже встала.
– Винни… простите. Я оторвала вас от работы. Я сейчас уйду.
– Нет, не стоит. – Винни, положив огромную руку мне на плечо, толкнула обратно в кресло. – Ты все обговоришь с Фредди. Работа может и подождать. Вижу, насколько ты взволнована. А теперь послушай Фредди, он во всем разберется. Твой дядя, Виктория, очень умный человек.
– Спасибо, дорогая, – сказал дядя Фредди, когда Винни оставила комнату. – Боюсь, что нет, Викки. Вовсе я не умный, хотя хотел бы быть им.
Он был полон грусти, почти сокрушения. Поскольку я чувствовала свою вину перед ним, я избрала путь, который мог бы помочь нам обоим.
– Видишь ли, Фредди, – сказала я. – Когда муж Констанцы намекнул, что в эту историю мог быть вовлечен Окленд, она яростно отрицала. Но чем больше она отрицала, тем больше я боялась. Я говорила себе, что там должен был произойти несчастный случай, но сомнения постоянно возвращались ко мне. Как в любой из твоих книг. Я считала, что должна доказать невиновность моего отца. И мне казалось, что я разрешу эту загадку. Я подумала: что стал бы делать в такой ситуации инспектор Кут?
Дядя Фредди сразу же просиял.
– Если бы там был убийца, ты это хочешь сказать?
– Да.
– Ну что же… – Он потер ладони. – Теперь это становится интересным. Так что бы он сделал? Первым делом он опросил бы всех, кто был на той вечеринке. Всех гостей. Всех членов семьи. Всех слуг.
– А затем?
– Он бы тщательно исследовал раскладку времени. Этому он всегда уделяет особое внимание.
– И после этого?
– Ты же знаешь ключевые его слова, Викки: мотив, возможность, личность. В этом ключ. Qui bono? – кому это выгодно? – Фредди, наконец успокоившись, расплылся в широкой улыбке.
– В твоих книгах, дядя Фредди, можно подозревать кого угодно, поэтому они так и закручены.
– И конечно, есть ложные следы! – хмыкнул дядя Фредди. Затем он нахмурился. – Но в данном случае, если подходить беспристрастно, абсолютно никто не находится под подозрением.
– Это не так, Фредди, – мягко сказала я. – Я знаю кое-что из того, что там происходило. Там были люди, которые хотели бы убрать Шоукросса. Мой дедушка, например. Разве он не ревновал?
– К Шоукроссу? – Фредди отвел глаза в сторону. – Может быть.
– И мой отец. Он не скрывал, что презирал Шоукросса. Думаю, он его даже ненавидел…
– Возможно. – Фредди развел руками. – Но тебе не стоит преувеличивать. «Ненависть» – это сильное слово. Моя мать… кое у кого из замужних женщин были такие особые друзья. Никто особенно не задумывался по этому поводу. Окленд никогда не любил Шоукросса, это верно, но ведь никто из нас не испытывал к нему симпатии. Я просто не мог выносить его. Но я не убивал его, если ты так думаешь!
– Конечно же, нет. Но…
– Если ты посмотришь на все с точки зрения детективной истории… – Фредди снова приободрился. – Мне теперь кажется, что из нее можно раскрутить хороший сюжет. Немотивированное убийство! Да, это мне нравится! Затем придется сказать: кто ненавидел его, но скрывал свою ненависть? Был ли в ту ночь в доме человек, который поддерживал с ним тайную связь – может, финансовую? Может, кто-то из гостей раньше знал Шоукросса. А затем – это важно – ты должна прикинуть, у кого хватило бы сил. Шоукросс был довольно крепок. Нельзя было последовать за ним в лес и сказать: «Вот капкан. Не будете ли вы так любезны ступить в него?» Его надо было толкнуть. Или запугать. Хмм… Интересно.
Мне показалось, что эта система рассуждений подводит опять к моему отцу, чего бы мне не хотелось. Я наклонилась вперед.
– Дядя Фредди, если это тебя беспокоит, остановимся. Но, видишь ли, я знала о Мальчике. Я знаю, что Мальчик сказал Стини в тот день, когда покончил с собой. И я знаю, что это не могло быть правдой, потому что Мальчик провел время с Констанцей. Но в таком случае кто же взял дробовики «парди»? Кто-то же это сделал! Они пропали к концу обеда – это истина. Это есть в дневниках моей матери.
Фредди вздохнул.
– Бедный Мальчик. – Он покачал головой. – Ты знаешь, я все думаю о нем. У него была добрая душа. Мухи бы не обидел. – Он помолчал. – Если это поможет, я не знаю, кто взял ружья. Но знаю, кто вернул их. Это был мой отец.
– Дентон? Ты уверен?
– Я проходил мимо оружейной и видел, как он ставит их обратно. Шоукросс еще не погиб. Он был наверху – умирая. Я подумал, как это странно. Зачем отцу понадобились ружья Мальчика, что он с ними делал? Конечно, – он снова просиял, – таким образом отец становится первым подозреваемым. Так ты считаешь? Ну, боюсь, что ты ошибаешься. Он не мог этого сделать. Во всяком случае, я не думаю, что он мог это сделать.
– Почему же нет, дядя Фредди?
Фредди покраснел.
– Видишь ли, дело в том, что в тот вечер… я слишком много выпил. Меня оставили наедине с портвейном; я в первый раз его попробовал. Выпил три стакана. Потом еще шампанского. И когда пошел спать, чувствовал я себя омерзительно. У меня был камердинер… забыл его имя…
– Таббс. Артур Таббс.
– Точно. Ну, до чего ты умна! – Фредди снова просиял. – Я отослал его. И почувствовал, что не могу даже раздеться, комната так и ходила ходуном. Я просто шлепнулся плашмя на постель. Когда открыл глаза, меня жутко мучила жажда. Голова гудела так, словно ее жеребец лягнул копытом. Теперь я к портвейну не притрагиваюсь…
– Фредди…
– Прошу прощения. Вернемся к теме. Итак, я решил попить воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111