И исполнительные.
Мистер Ливингстон посоветовал Кидду не покидать в дневное время сеновала, и они исправно следили за тем, чтобы мистер Смит (для конспирации) строго следовал хозяйскому совету.
Надо ли говорить, что подобная усидчивость давалась капитану нелегко. Удерживал его только страх попасться в руки властей до того, как он увидится с женой. Простые солдаты не станут вести с ним сложных переговоров, они просто вывернут карманы его полуистлевшего камзола и отберут алмаз.
Кидд лежал на спине, лежал на животе, лежал на правом боку, потом на левом. Насмотревшись на невнятную жизнь коров и нанюхавшись запахов благородного лугового навоза, он следил за стремительным поведением ласточек сквозь прорехи в соломенной крыше.
Каждый раз, когда ласточка мелькала в голубой дыре, сердце у него вздрагивало.
Но где же Камилла?!
Эта мысль каждые полминуты с ужасом приходила ему в голову.
Может быть, она так плоха, что…
Может быть, она в отъезде и поэтому…
Не ведет ли господин губернатор какую-нибудь скверную игру, и в силу этого…
Не утонул ли дружище Ливингстон, переправляясь с острова на материк, так что…
А может, она меня разлюбила?!
Не хочет видеть!
Начиная размышлять, Кидд обязательно добирался до этой вызывающей содрогание мысли и всякий же раз от нее мужественно отмахивался.
Ведь не могло же этого быть на самом деле!
Он путешествовал два года, он должен был научиться терпеть.
Не научился.
Три дня на сеновале дались ему тяжелее, чем два года в корабельной каюте.
Он проделал несколько отверстий в стенах трухлявой постройки и, перебегая от одного к другому, все старался подсмотреть тот момент, когда появится экипаж, везущий к нему Камиллу
Ждал он ее появления со всех четырех направлений.
И со стороны тех старых акаций.
И со стороны холма, раздвоенного пешеходной тропой.
И со стороны таинственного ручья, показывающего только один локоть своей забирающейся в тенистые заросли длани.
На четвертом направлении, западном, стоял фермерский дом. Казалось бы, из него Камилла никак не могла появиться.
Но он ждал ее и оттуда.
Распахивается дверь, выскакивает на улицу мальчишка с корзинкой.
Время завтрака. Пара печеных яиц, кусок оленины и хлеба кусок. Бутылка молока.
Есть Кидд совершенно не мог, хотя не только понимал, но и чувствовал, что голоден. Организм не отвергал еду, он в ней не нуждался.
Приняв корзинку, он попробовал очистить яйцо. Но не смог. Руки отбросили его и схватились за карман, проверяя, на месте ли драгоценная добыча.
На месте.
Кидд рассмеялся, как если бы камень потерялся, а он его заново нашел.
Он откинулся на солому и зажмурился, в тысячный раз радуясь тому, какая волшебная встреча с супругой ему предстоит. Виденья мелькали перед его глазами наподобие ласточек и проплывали медленно, наподобие облаков.
И все они рисовали то, что он желал увидеть, и был уверен, что увидит.
Скоро. Очень скоро.
— Сэр, проснитесь, сэр.
Сын фермера тряс Кидда за плечо.
Капитан вскинулся:
— Что такое?
— К вам пришли, сэр.
Кидд резко перевернулся на колени, чтобы вслед за этим вскочить на ноги.
И тут случилась неприятность. Алмаз вылетел из драного кармана и, пару раз подпрыгнув на досках настила, провалился в щель между ними.
Кидд заныл, как от боли, и кинулся вниз по бревну с прибитыми перекладинами. Оказавшись на первом этаже, он ринулся в толпу коров, сердито их расталкивая.
Алмаз, легендарный алмаз «Посланец небес», валялся в коровьем навозе и был попираем равнодушными копытами.
Это ли не трагедия!
Одновременно с этими отчаянными поисками происходило вот что.
К ферме, со стороны раздвоенного холма, приближалась странного вида процессия. Впереди шагал, помахивая своей тросточкой, мистер Ливингстон. За ним шестеро дюжих молодцов (грузчиков, нанятых в порту) несли на плечах большие носилки. На носилках, как легко можно догадаться, лежала больная. Замыкал процессию врач.
Мистер Джонсон. Он был одет не так фривольно, как в спальне миссис Джонсон-Кидд в момент пикантной встречи с мистером Ливингстоном. Никаких ленточных бантов на коленях. Строгий черный кафтан, черная шляпа без признаков пера. На физиономии постное выражение.
Процессия приближалась к открытым воротам хлева-сеновала.
Процессия приблизилась. И остановилась прямо у этих ворот, справа и слева от них стояли ирландские ребятишки. Взрослые выйти не сочли возможным, помня строгие наставления хозяина.
Внимание детей разрывалось между процессией и тем, что происходило в хлеву.
Там творилось странное. Коровы недовольно мычали и шумно переступали по деревянному полу. У них под ногами ползал плохо различимый человек, шарил руками по настилу и громко ругался.
— Что он там делает? — спросил доктор, встав рядом с мистером Ливингстоном.
— Доит, — ответил тот.
Носильщики вытягивали шеи, в надежде что-нибудь рассмотреть.
Даже больная осторожно приподнялась.
Трудно сказать, по какому пути пошло бы развитие событий, если бы Кидду вовремя не сопутствовала удача.
— Вот он! — раздался истошный крик неподдельной радости, и из ворот вышел победитель.
Еще сидя наверху, Уильям время от времени задумывался над тем, что, к сожалению, придется предстать ему перед красавицей женой в не самом блестящем обличье. Камзол износился, парик утратился, на щеках щетина.
Сейчас, когда он был весь, с ног до головы, в навозе, он не думал о такой ерунде. Главное, отыскался камень. Кидд держал его в сложенных ладонях и блаженно улыбался.
— Я нашел его.
— Интересно, в каком дерьме ты его прятал до того, как оказался в этом коровнике, — сквозь зубы пробормотал хозяин фермы, а значит, и хозяин навоза.
Капитан не стал его слушать, он прошествовал мимо друга, мимо доктора, прямо к носилкам.
Миссис Джонсон начала стонать, как ее учили. Стонала она так ненатурально, что у носильщиков, считавших, что они переносят тяжелобольную, сделались заговорщицкие лица.
Ливингстон велел им идти к раскидистой липе справа от дома, там стоял верстак, на него и следовало поместить носилки.
Кидд пошел следом, неся перед собой вытянутые и сложенные ковшом руки.
Доктор семенил сзади, шепча свою медицинскую чепуху. Мол, миссис Джонсон уже месяц не встает с постели (что было правдой), что все время стонет (также правда), временами теряет сознание (пару раз было и это). Доктор только забыл сказать, что этот месяц в постели миссис Джонсон провела отнюдь не одна.
Капитан не обращал на него никакого внимания. Он полностью сосредоточился на носилках.
Носильщики опустили их на верстак и ретировались, подчиняясь энергичным жестам мистера Ливингстона, хотя, конечно, любопытство раздирало их души на части.
— Мистер Джонсон!
— А?
— Вам тоже лучше удалиться, вон туда, к хлеву.
— Почему это к хлеву?!
— Можно к дому, а еще правильнее в дом зайти.
— Но я же должен освидетельствовать…
— У вас будет для этого время, будет.
Подойдя сзади к капитану, Ливингстон осторожно спросил, не стоит ли тому очистить себя и платье перед началом ответственной церемонии.
— Пусть меня обольют водой.
Сыновья фермера принесли два больших жестяных ведра с водой из ручья.
— Давай я подержу камень, а ты облейся.
Кидд отрицательно покачал головой, было понятно, что он скорее умрет, чем выпустит камень из рук до окончания процедуры излечения.
Пришлось мистеру Ливингстону трудиться самостоятельно. Кидд был выше его ростом. Ведра были тяжелые. Вода не столько омывала Кидда, сколько перекидывалась на новый камзол Ливингстона.
Одним словом, после помывки капитан краше не стал. Мокрый, но одухотворенный, он приблизился к лежащей с закрытыми глазами мадам. Она старалась не подавать признаков жизни. Для нее это было затруднительно, потому что жизнь так и рвалась из нее.
Кидд не знал, как должна выглядеть процедура исцеления, что нужно проделать с камнем, чтобы он проявил себя. Он решил довериться собственному опыту. Лучше всего он чувствовал себя, когда держал «Посланца небес» в ладонях. В эти минуты он мог видеть Камиллу и даже разговаривать с ней. Вероятно, сейчас нужно вложить камень ей в руки, и тогда вся священная, целебная сила, заключенная в нем, придет ей на помощь.
Руки мадам были сложены на животе.
Капитан наклонился над лежащей и из своих сложенных ладоней в сложенные ладони жены осторожно перелил драгоценную алмазную каплю.
Миссис Джонсон лежала с плотно закрытыми глазами, как ей велено было по инструкции Ливингстона. Она слышала, как мальчишки принесли воду, на секунду испугалась, подумав, что окатить хотят ее. Успокоилась, когда вода излилась на невидимого мужа. Потом заволновалась снова, когда капитан приблизился к ней. Он так странно пах!
С него капало!
Капли были холодные и вонючие!
Потом его пальцы коснулись ее пальцев.
Мадам не знала, поскольку этого не знал никто, как именно будет проходить ее исцеление, поэтому лежала без движения. Чувствуя, что Кидд пытается раздвинуть ее ладони, она пошла ему навстречу и получила большой кусок чего-то теплого и липкого.
Господи!
Навоз!
Капитан начал было читать что-то вроде молитвы, но брезгливая Камилла опередила его.
Она зашипела, вскинулась и отшвырнула грязный камень от себя подальше.
Со стороны это выглядело так, будто она обожглась.
Камилла села на носилках и, вытащив платок, начала вытирать руки.
На лице мокрого, грязного капитана сияла блаженная улыбка.
Он не ждал такого быстрого результата.
Камень и действительно оказался волшебным. Но теперь он Уильяма Кидда больше не интересовал. Он валялся в траве, как обыкновенный кусок навоза.
Совсем по-другому смотрел на вещи торговец Ливингстон. Подбежав, тяжело дыша, он рухнул на колени — не перед чудом свершившегося исцеления, а в стремлении поскорее овладеть баснословным минералом.
От фермерского дома торопливо шел доктор Джонсон, сопровождаемый любопытными мальчишками. Он должен был нечто засвидетельствовать.
Но этим количество любопытных не исчерпывалось.
Из скопища гигантских акаций появился его превосходительство губернатор Нью-Йорка и Массачусетса. Он был не один, за ним следовало не меньше дюжины солдат в красных мундирах, с ружьями наперевес.
Губернатор появился на месте действия раньше всех и затаился как следует. Он не мог доверить проведение такой ответственной операции столь безответственному человеку, как Ливингстон. И смотреть сквозь пальцы на предполагавшееся торговцем исчезновение Кидда он тоже не собирался.
— Любимая, ты здорова!
Капитан встал на колени и протянул к брезгливой супруге грязные ладони.
— Я здорова, я совсем здорова, только по вашей милости я вся в дерьме.
— Это не страшно!
— Зато грязно!
Кидда не расстраивало и не удивляло, что спасенная им от недуга жена разговаривает с ним таким странным образом.
Главное — здорова!
Она сейчас придет в себя.
И наступит счастье!
Раздался страшный сдавленный крик.
Все обернулись в сторону Ливингстона.
Толстяк стоял на коленях в траве и мял в руках найденный камень.
В этот момент подошел губернатор со своими солдатами. Горло у него было замотано, у рта он держал платок, пропитанный отваром мяты.
— Взять! — скомандовал он.
Команда относилась не к камню, а к Кидду.
Солдаты были небрезгливы, они тут же подхватили мокро-грязного капитана под руки.
В этот момент Ливингстон издал второй крик, еще страшнее прежнего.
— Что с вами? — сквозь платок спросил лорд Белломонт.
Торговец встал с трудом и, чуть пошатываясь, подошел к капитану и спросил, протягивая к нему раскрытые ладони, на которых лежал «Посланец небес»:
— Это твой камень?
Капитан охотно кивнул:
— Мой.
— Ты нашел его на Мадагаскаре?
— Да, и все время держал при себе, никогда не расставался. Он помогал мне беседовать с Камиллой.
К концу этой речи уже все поняли — тут что-то не так. Губернатор, доктор и миссис Джонсон вытянули шеи в сторону беседующих друзей.
Ливингстон закрыл глаза, из-под век у него потекли слезы.
— Что с тобою, дружище?!
— Это не «Посланец небес».
— Что ты такое говоришь?!
— Это вообще не алмаз.
— Не смейся на до мной!
— По-моему, это ты надо всеми смеешься.
— Я не понимаю тебя!
Ливингстон открыл глаза, в глазах его блестели алмазные слезы.
— Это горный хрусталь.
— Что-о?!
Этот вопрос задал уже губернатор. Он схватил бывший алмаз своим надушенным платком и повернулся к солнцу, чтобы привлечь его к рассмотрению камня.
Когда он опустил руку и повернулся к Ливингстону, лицо у него было испуганным.
Все молча ждали его вердикта.
— Это не алмаз! — было произнесено.
К этому моменту Кидд пришел в себя:
— То есть как не алмаз?!
— Это горный хрусталь, — устало повторил Ливингстон, стараясь не смотреть на друга.
— Этого не может быть! Он же помог Камилле, мне же говорили, что помочь может только «Посланец небес», вот он и помог! А вы говорите, не алмаз!
— Уведите его, — тихо приказал губернатор. — Балаган слишком затянулся.
— Камилла! — закричал уволакиваемый капитан. — Камилла, родная, ты же здорова, скажи им! Скажи!
Его превосходительство машинально поглядел на миссис Кидд.
Она усмехнулась и, сделав иронический книксен, сказала:
— Я здорова.
Губернатор не оценил присутствия духа, продемонстрированное исцеленной. Он жестко заметил:
— Напрасно вы так, дорогая. С вами тоже не все еще ясно. А вы, Ливингстон…
Слов у него не нашлось, он просто сделал жест, чтобы друг капитана следовал за ним.
«ПРИЗ АВАНТЮРИСТА»
(окончание)
Губернатор чувствовал себя отвратительно. Голова разламывалась, время от времени бросало в жар, потом начинало морозить. Словом, все признаки жестокой простуды.
Все порошки и микстуры, прописанные доктором Джонсоном, были бессильны против губернаторского недомогания. Кто придумал, что этот смазливый наглец — лучший врач в Нью-Йорке? — раздраженно думал лорд Белломонт. Миссис Кидд он пользует, вне сомнения, особым, по-своему действенным, способом. Но он не может быть распространен на пациентов мужского пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45