Это было необходимой предосторожностью. По официальной версии, они отправлялись в южные моря для того, чтобы бороться с незаконным каперством. Впрочем, ОНИ — неправильное обозначение. Плыть должен был один Кидд, потому что его партнеры большими мореходами себя не считали и рисковать жизнью не собирались, даже ради очень большого драгоценного камня. То, что Кидд в этом походе будет единоличным командиром, немного волновало лорда Белломонта.
— Вы боитесь, не сбежит ли он с ним, да? — спросил у него напрямик Ливингстон.
— Признаться, такие мысли приходят мне в голову.
— А я полностью ему доверяю. Вы плохо знаете этого человека, сэр.
— Я, может быть, плохо знаю этого человека, но я хорошо знаю людей. И еще ни разу не видел такого, который бы захотел добровольно поделиться тем, чем может распоряжаться единолично.
— Уильяма не интересует камень. Его заботит только здоровье его жены. Как только он его привезет, Камилла встанет на ноги, уж я об этом позабочусь, и камень перейдет к нам. Пятая часть стоимости его будет принадлежать мне, поскольку я внес пятую часть начального капитала, четыре пятых — вам и тем, с кем вы захотите поделиться в Лондоне.
Лорд ничего не сказал, ибо говорить было нечего. Ливингстон исчерпывающе точно изложил смысл заключенного между ними договора. Договор был хороший, единственное, что смущало милорда, — это сам капитан Кидд. Все-таки много в нем было странного и непонятного.
— Сказать по правде, Роберт, мне было бы спокойнее, потребуй он свою долю в этом деле.
Ливингстон улыбнулся:
— Если бы я знал Кидда так же, как вы, я бы мыслил на его счет похожим образом. Но я успел его изучить. Он именно таков, каким кажется. Никакого второго дна, никакого подвоха, все его слова значат то, что значат. Он, как это ни удивительно прозвучит, кристально честный человек.
— Вот это-то меня и пугает. Кристально честный человек — это человек, с которым невозможно договориться.
Ливингстон снова улыбнулся:
— Но мы-то договорились.
— Но оставим в стороне его человеческие качества, каков он в бою?
— Вы, наверное, слышали каков.
— Слышать-то я слышал, но никак не могу взять в толк, откуда в таком наивном субъекте такое воинское умение.
— Природа полна тайн.
Теперь пришла очередь Белломонта улыбаться.
— Когда человек начинает философствовать, он начинает умирать.
В Лондоне гости из Нью-Йорка поселились в доме у дяди лорда Белломонта, очень церемонного и молчаливого старичка. Встречались они только за обедом, их беседа состояла буквально из нескольких слов, после чего лорд Белломонт-стар-ший отправлялся к себе в кабинет, где погружался в писание своих бесконечных мемуаров. Он был свидетелем нескольких царствований и никак не мог решить, какое из них признать худшим. Как правило, наибольшее количество претензий обычно бывает к последнему по времени правителю, но в голове старика еще не совсем изгладились те гадости, что творил на престоле Яков со своей шайкой. Поэтому старик пребывал в сомнении, а непрерывное сомнение способно пробудить желчность даже в человеке, не склонном от природы смотреть на вещи с предубеждением.
Белломонт-младший большую часть времени где-то пропадал, встречался с нужными людьми, с людьми из высших сфер. О том, как продвигается их общее дело, Кидд узнавал от Ливингстона, ему его превосходительство сообщал кое-какие детали.
Капитану была непонятна эта столичная возня, он верил на слово, что во всех этих бесчисленных согласованиях и тайных встречах есть нужда, но мечтал, чтобы все это поскорее кончилось и он мог бы поскорее отправляться за целебным алмазом.
Он скучал по своей Камилле.
Он писал ей письма.
Их бы следовало здесь привести, когда бы не было опасности занять ими слишком много места.
Камилла ответила всего один раз, это письмо тоже имело бы смысл обнародовать, когда бы не зеленейшая тоска, которая исходит от него при прочтении.
А Кидду оно понравилось. Такое короткое, деловое, мол, жду своего капитана, помню и люблю.
Что еще нужно?
Кидд с ним не расставался. Оказавшись на минуту один, он непременно доставал его из кармана и перечитывал, благо это можно было сделать очень быстро из-за его краткости.
Лондон не произвел на капитана особого впечатления. Размылся в памяти. Мостовые, экипажи, красные каблуки щеголей, розовые кринолины дам. Дожди. Влажный песок на дорожках парка возле дома Беллрмонтов. Презирающие все на свете слуги. Снова дожди. Манера разводить джин водою. Камины повсюду, куда ни придешь, треск каминов. Сброд лондонский весьма отличался от нью-йоркского, но чем именно, капитану было лень понимать.
Запомнилась поездка в порт, где надлежало купить подходящий для плавания корабль.
От процедуры купли-продажи кораблей у Кидда возникала сильнейшая изжога, что легко объяснимо. Он заявил, что ему все равно, каким судном командовать, лишь бы поскорее начать это делать.
Лорда Белломонта такой подход весьма удивил, Ливингстон все списал на оригинальность капитана.
В результате было выбрано нечто несусветное.
Даже не видавший особых корабельных видов Кидд присвистнул, когда его подвели к его новому избраннику.
Его превосходительство не обратил внимания на этот свист, но Ливингстон с любопытством покосился на друга:
— Что тебя не устраивает, Уильям?
Приглянувшаяся Белломонту посудина выделялась среди стоящих поблизости.
Сильно выделялась.
Во-первых, размерами.
Водоизмещением она была не менее чем в триста тонн. Это единственное, что не вызывало возражений.
При таких размерах она (посудина) имела по каждому борту всего по две небольшие батареи (семь пушек и восемь). Стало быть, общее число орудий, считая кормовые и носовые, не превышало тридцати четырех.
Но и не слишком солидное огневое вооружение смутило капитана Кидда.
— А зачем, скажите, весла?
В самом деле, к концу семнадцатого века весла смело можно было считать конструктивным пережитком. Оснащенный таким образом корабль мог делать не более четырех узлов.
— Вы же сказали, что мы будем гоняться за пиратами. С этими палками мы никого никогда не догоним.
— И слава Богу, — буркнул себе под нос лорд Белломонт, — не забывайте, зачем вы отправляетесь в это плавание.
Ливингстон успокаивающе похлопал друга по плечу: не волнуйся, все будет отлично.
Впрочем, на этом весельном монстре было и солидное парусное оснащение. Все свои соображения по поводу качеств выбранного корабля его превосходительство изложил за ближайшим ужином:
— Не забывайте, корабль — это средство для достижения цели, а не самоцель. Да, скорость всего четыре узла, четыре узла в любую погоду, прошу заметить. Весла дадут ему возможность двигаться даже тогда, когда хваленые современные парусники торчат в штиль в неподвижности с опавшими парусами. Мало пушек?
— Маловато, — честно признался Кидд.
Белломонт и тут нашелся что сказать:
— Для чего маловато? Чтобы стать грозою морей — да, мало! Но для того, чтобы постоять за себя и свой груз, достаточно.
— У меня на «Антигуа» пушек было не меньше.
— «Антигуа» — старая, дряхлая развалюха, одно хорошее попадание, один хороший шторм — и все! Кормить рыб! Это судно не только шторм выдержит, но и прямое попадание двенадцатифунтового ядра. А с расстояния в четыреста ярдов и четырнадцатифунтового. Вы видели, каким дубом укреплена ватерлиния?
Ливингстон бросил на тарелку остатки куропатки, которую доедал во время речи его превосходительства.
— И во что нам обойдется вся эта надежность?
— Двадцать тысяч фунтов, но это с полной оснасткой. Со всеми необходимыми припасами.
Ливингстон кивнул:
— Я вижу, вы всерьез задумали доставить наш камешек в Англию.
— Всерьез, всерьез, — усмехнулся Белломонт.
— То есть как в Англию? — осторожно поинтересовался Кидд. — Насколько я знаю, сначала он должен оказаться в Нью-Йорке.
И Белломонт и Ливингстон одновременно бросились его успокаивать.
Конечно, сначала Нью-Йорк.
Сначала лечение, потом все остальное.
Кидд наконец успокоился.
— Но как мы назовем нашего урода?
Его превосходительство развернул свиток желтоватой бумаги, который лежал рядом с его тарелкой.
— У него уже есть название.
Ливингстон и Кидд спросили одновременно:
— Какое?
— «Приключение».
— «Приключение»?
— Да, капитан, именно так. И мне это название кажется подходящим. Разве то, что мы задумали, можно назвать как-нибудь иначе, а?
Вечером того же дня все трое отправились на некую важную встречу. Последнюю перед отплытием, пообещал Белломонт.
— Нельзя ли на ней обойтись без моего участия?
Сэр Белломонт настаивал.
— Но ведь раньше это было не обязательно.
— Теперь обязательно, — отрезал лорд. — Извольте одеться поприличнее и говорить как можно меньше.
Тускло поблескивал мокрый булыжник. Громко цокали по нему копыта четверки лошадей. Возница, сильно смахивающий своим видом на ворона, покрикивал и на своих лошадей, и на прохожих. Слушались и те и другие.
Карета покачивалась, как шхуна при легком волнении. Лорд Белломонт сидел напротив, поставив трость с набалдашником из слоновой кости между колен. Время от времени он поглядывал в окно и говорил:
— Чайлд-Кросс-роуд.
— Элдридж-Парк-ин.
— Принс-Джон-сквер.
Капитану Кидду эти комментарии ничего не поясняли, и поэтому он помалкивал.
Карета остановилась у большого двухэтажного дома, спрятавшегося за высокой каменной оградой. Типичный особняк эпохи Тюдоров.
И парк типичный — унылый, серый, вместилище облетевших деревьев и отливающих свинцом луж.
Молчаливый слуга в красном кафтане и белых чулках медленно открыл ворота.
Карета вкатила внутрь.
От лошадей шел пар, исходя и от шкур и из ноздрей.
Следующий слуга поджидал на ступеньках дома. Он живо подбежал к карете и открыл дверцу.
Особняк казался вымершим, ни один лучик света не пробивался сквозь зашторенные окна.
Сбросив свои плащи на руки третьему слуге, гости вошли в помещение с обитыми темным дубом стенами и с потолком, разбитым балочными перекрытиями на красивые квадраты.
Посреди комнаты стоял монолитный, дубовый же, стол.
В дальней стене гудел камин.
Рваные сполохи разбегались по стенам.
На столе стоял всего один подсвечник с тремя полуоплывшими восковыми свечами. Причем был поставлен он так, чтобы в основном освещать гостей, а не хозяев, которые сидели в креслах с высокими спинками, спиной к камину.
Хозяев было четверо.
Четыре неподвижные фигуры в черных камзолах без шитья и одинаковых, белых, крупно завитых, париках, присыпанных тончайшей рисовой пудрой.
Все четверо молчали, хотя было понятно, что уж кто-кто; а они имеют право голоса.
Заговорил лорд Белломонт. Он быстро проскочил область обязательных приветствий и сразу перешел к делу.
Корабль найден.
Стоит двадцать тысяч фунтов.
Восемь с половиной из них уже имеются в наличии.
Договор составлен.
Основную часть команды разумнее всего набрать в Новом Свете. В метрополии все реальные моряки приписаны к судам королевского флота, и попытка перетащить их к себе могла бы вызвать ненужные кривотолки.
Капитаном корабля, называется который весьма подходяще — «Приключение», будет известный капитан Кидд, присутствующий здесь.
Ливингстон слегка ткнул кулаком Уильяма в спину, и тот, сделав шаг вперед, поклонился подсвечнику.
— Капитан Кидд очень опытный моряк. Доказал верность и компетентность в боях с французами у острова Сан-Хуан и в водах вблизи острова Невис. Кроме того, он единственный, кто…
Тут лорд Белломонт сделал многозначительную паузу. Пусть в комнате все свои, все посвященные, но некоторые слова лучше не произносить вслух. Некоторые слова сами ищут уши, в которые проникнуть.
— Скажите, капитан… — вдруг проскрипел тот из господ, что сидел крайним справа.
Капитан вздрогнул, ибо был уверен, что от этих статуй он не услышит ни единого звука.
— Скажите, капитан, а вы действительно держали в руках этот камень?
Кидд отрицательно покачал головой:
— Нет.
Среди статуй в париках возникло что-то похожее на волнение, Белломонт резко повернулся к капитану:
— То есть как?!
— Я видел его в руках капитана Леруа, прежде чем он выронил его в воду.
— Надежно ли место, где он находится?
— Думаю, джентльмены, оно надежнее любого банка, ибо никому не придет в голову искать его там.
— Как по-вашему, кто может знать об этом тайнике?
— Насколько мне известно, джентльмены, мало кому известно о самом факте существования этой штуковины, не говоря уж о том, чтобы знать место ее пребывания.
Наступило молчание.
В глубине его взвешивались приведенные капитаном Киддом доводы.
— Хорошо, — сказал парик крайний слева. — Будем считать, что все ясно.
Ливингстон и Белломонт вздохнули с явным облегчением. Кидд не сомневался в успехе переговоров, поэтому никаких особых чувств не испытал. Пожалуй, лишь всплыло старое воспоминание, та ситуация, когда он участвовал в покупке «Веселого бретонца»: сегодняшние господа неприятно напоминали тогдашних господ в черных камзолах и белых париках.
— Хорошо.
На стол легли три свитка.
— Это. — Желтый пергаментный палец ткнул в первый свиток. — Это стандартное каперское свидетельство, вам разрешается приватировать все французские корабли, военные и торговые, корабли, покрывающие французским флагом товары третьих стран. Условие дележа добычи — обычное. Три пятых добычи казне, две пятых — команде. Ввиду наших особых отношений в тексте контракта сделана оговорка на предмет распределения добычи внутри той доли, что остается команде. Вы вольны распоряжаться ею по своему усмотрению, не неся ни перед кем никакого отчета. Правда, из опыта каперской деятельности известно, что капитан, претендующий более чем на половину командной добычи, редко живет долго и еще реже имеет счастье вернуться домой живым. Мой вам совет, берите не более четверти, будете и богаты и живы. Кроме того, считаю своим долгом обратить ваше внимание на то, что не собственно каперская Деятельность есть главное ваше предназначение в этом походе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45