Очень загорелым, очень потеющим и очень мрачным.
— Не сказал бы, что я рад вас видеть.
Кидд удивился и заволновался, ибо было видно, что Симпсон говорит так не из желания нахамить.
— Зачем же вы меня позвали?
— Чтобы немедленно с вами расстаться.
— Не понимаю вас.
Симпсон дернул щекой с длинной бакенбардой:
— Сейчас поймете.
С этими словами он вытащил из своей конторки лист бумаги с большой висячей печатью.
— Сим предписывается арестовать капитана Уильяма Кидда и препроводить в распоряжение ближайшего английского губернатора.
Кидд поскреб в растерянности щеку:
— Ничего не понимаю.
— А мне и понимать ничего не надо. Я должен вас арестовать и препроводить, сэр!
Кидд оглянулся на двоих солдат, стоявших у него за спиной.
Симпсон проследил его взгляд.
— Да, сэр, у меня не слишком много людей. По крайней мере, раз в пять меньше, чем на вашем бандитском судне. Поэтому я предлагаю вам сделку.
— Сделку?
— Вы уберетесь отсюда немедленно, а я сделаю вид, что вас здесь никогда не было. При этом вы дадите мне слово никогда ни при каких обстоятельствах не упоминать мое имя.
Кидд не очень внимательно его слушал, он был просто оглушен известием о том, что объявлен вне закона.
Что могло произойти?!
Какой-то новый узел завязался в темном омуте под названием «британская политика».
— Я не слышу вашего ответа, сэр.
— Тут явное недоразумение. Я введен в свои права королевским указом и не собираюсь подчиняться какому-то ближайшему губернатору.
Симпсон опять дернул щекой.
— Посмотрите сюда, сэр. — Он подбросил на руке висячую печать. — Это распоряжение министра иностранных дел, одобренное палатой пэров, палатой общин и подписанное его величеством. Что вам еще надо?
Остолбеневший и одновременно сбитый с толку, Кидд не нашелся что ответить.
В голове царил бедлам.
Там кружились в безумном танце министр иностранных дел, «Посланец небес», Великий Могол, лорд Белломонт, друг Ливингстон и еще несколько политических фигур. Больше всего было Камиллы. В разных видах.
Камилла любимая.
Камилла отчаявшаяся.
Камилла больная.
Камилла в саду.
Камилла…
— Итак, сэр, вы отплываете немедленно!
В тоне Симпсона не было вопроса, одно утверждение.
Кидд кивнул. Ему как-то стало ясно, что упорствовать не надо, никакой другой правды он здесь не добьется.
— Только не немедленно, а когда мои люди проспятся.
Симпсон усмехнулся, довольный тем, как разрешилось это деликатное дело.
— Я подумал об этом, сэр. У меня готово шесть дюжин ведер с холодной водой.
— Понятно. Остался последний вопрос.
— Только если он действительно последний, сэр.
— Приказ касается только меня или моих людей также?
Симпсон бросил взгляд в текст:
— О ваших людях ничего не говорится. В таких случаях решение отдается на волю конкретного воинского или административного начальника.
Когда рассвело, в кают-компании «Приза» состоялся совет. Негостеприимная Ангилья уже скрылась за горизонтом. Сияло яркое, но не обжигающее солнце. Чайки слонялись между мачтами, лениво покачивая крыльями.
По обеим сторонам корабля неслись стаи летающих рыб. В кают-компании стояла гробовая тишина. Кидд изложил свой разговор с Симпсоном и велел высказываться.
— Можно было бы повернуть обратно, — сказал Хини, — но команда не выдержит этого плавания. У нас слишком мало людей, слишком мало припасов.
— И не все захотят вернуться, — заметил доктор.
— Кроме того, надо избавиться от груза.
Это было мнение Хейтона. Хини развернул на столе карту.
— Так или иначе, но нам нужно пристать к берегу, стало быть, придется искать наименее опасное место.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался доктор.
Ирландец быстро перебегал пальцами по бумаге.
— Испанские владения исключаются, вряд ли там отнесутся к нам лучше, чем во владениях английских. К голландцам я бы тоже не стал соваться. После того как английским королем стал Вильгельм Оранский, голландская политика — это английская политика.
— А французские острова? У нас же теперь с ними мир.
Хини криво усмехнулся:
— Вы слишком хорошо против них воевали, сэр. Даже если теперь французы ровно относятся к прочим англичанам, они постараются оказать особый прием капитану Кидду.
Капитан вздохнул:
— Что же нам остается?
— Вот, — сказал Хини.
Все склонились над картой.
— Что — вот?
— Остров Сан-Томе.
— Чем он отличается от остальных?
— Он принадлежит Дании.
— Никогда не слышал, что Дания находится в состоянии войны с Англией.
— Вы не могли слышать то, чего не говорят, сэр. Но датчане более свободны в своих действиях, чем голландцы. У нас появляются какие-то шансы. По крайней мере, у нас будет время для отдыха, пока губернатор Сан-Томе будет выяснять, как ему следует с нами поступить.
Кидд покачал головой:
— Не с нами, Хини, а со мной! Я вам уже говорил, что ваша судьба никак с моей не связана. Вы можете оставить меня в любой момент.
Присутствующие промолчали.
Губернатор Сан-Томе оказался веселым старичком с красным носом и подагрическими повадками. Он ходил на полусогнутых ногах, медленно двигал полусогнутыми руками, но при этом и не думал терять отличное расположение духа.
Увидев Кидда, явившегося к нему для представления, он радостно закричал на ломаном английском:
— А-а, вы тот самый пират, которого ведено немедленно арестовать!
Капитану оставалось только поклониться. Почтительность Кидда ничуть не тронула губернатора.
— Уезжать, уезжать! — жизнерадостно потребовал он.
— Я был в плавании больше месяца, позвольте мне задержаться на сутки хотя бы, чтобы произвести мелкий ремонт.
— Очень мелкий и очень быстрый.
В процессе разговора выяснилось, что датчанин не так уж жестокосерден, как могло показаться. Требуя немедленного отплытия «Приза», он в известной степени беспокоился и о Кидде. Оказывается, со дня на день на Сан-Томе должна была появиться английская эскадра.
Датчанин объяснил, что мог бы арестовать капитана и тем самым заслужить благодарность адмирала Корка, но он не хочет завоевывать себе уважение такими неджентльменскими способами.
Вернувшись к себе на «Приз авантюриста», Кидд велел позвать Смайлза и Битти.
Дети лорда Белломонта явились.
— Я сейчас напишу письмо, вы отправитесь с ним в Нью-Йорк и отдадите своему отцу.
Оба кивнули.
Заскрипело перо. Капитан писал о том, что с острова Сан-Томе он направится к Эспаньоле, к заливу Савона. Это самое глухое и реже всего посещаемое испанскими патрулями место на острове. Этот запасной вариант он подготовил совместно с Хини, не очень верившим, что в данной ситуации можно рассчитывать на слишком длительное расположение датских властей.
— Если лорд Белломонт захочет послать ко мне человека, он найдет меня в одной из бухт в северной части залива. Кидд густо посыпал текст розовым песком.
— Я не ставлю на этом послании имя губернатора, равно как и свое. Для того чтобы избежать неприятностей в том случае, если вы попадете в руки…
Кидд задумался над тем, как назвать эти руки, и ничего не придумал.
— Одним словом, вы меня поняли.
Дети губернатора снова кивнули.
— Думаю, ваш отец будет доволен, получив это письмо. Его задание выполнено полностью. Теперь вот еще что. Вручаю вам второе письмо, но оно предназначено не его превосходительству и не мистеру Ливингстону. Вы отдадите его моей жене, миссис Джонсон-Кидд. Знаете, где находится ее дом?
— Кавендиш-авеню, — сказал Смайлз.
— Правильно. На этом письме тоже нет имен во избежание неприятностей, о которых я уже говорил. Но это только первая часть просьбы. Есть еще вторая, и она больше первой.
Матросы стояли как истуканы, ничего не выражалось на их смуглых, обветренных лицах.
— Миссис Джонсон безумно обрадуется этому письму. Она захочет вас отблагодарить, не отказывайтесь. Она, конечно, захочет написать ответ. Плачу двести фунтов тому, кто возьмет на себя эту обязанность.
Матросы молчали.
— Причем деньги вперед. Их вручит миссис Джонсон. Я дал прямые указания в этом письме.
— Да, сэр, мы постараемся все сделать так, как вы хотите.
Когда «Приз авантюриста» покидал Сан-Томе, к северу от острова, на расстоянии каких-нибудь двух морских лиг виднелось целое море парусов.
Датчанин не соврал насчет эскадры.
До Эспаньолы добрались без приключений. Корабль спрятали в небольшой, шириною всего в три кабельтовых, бухточке.
Сам Кидд, сбрив рыжие бакенбарды и выкрасив волосы черной бирманской хною (хна, кстати, нашлась в трюме корабля среди прочих грузов), отправился в поселок под звучным названием Барранкилья, находившийся на берегу соседней бухты и смешением рас и языков напоминавший древний Вавилон.
Здесь жили и местные индейцы мачуа, остатки некогда большого невоинственного народа, сенегальские негры, вывезенные французским губернатором противоположной части острова для строительства укреплений и бежавшие со строительства, попадались метисы, самбо конечно же, испанцы, но в основном из числа опустившихся, лесорубы, буканьеры, немного французов и англичан.
Испанские власти смотрели сквозь пальцы на существование этого поселения, хотя и считали его рассадником всяческих безобразий, сборищем вражеских шпионов и беглых каторжников. Не хватало сил для его ликвидации. Кроме того, опыт показывал, что наличие таких мест — вещь природно-необходимая. Стоит уничтожить Барранкилью в данной бухте, она возникнет в соседней. К поселению относились как к неизбежному злу. Жители Барранкильи платили испанским властям лояльностью, может быть, лишь внешней, но зато неизменной.
Одевшись попроще — застиранная рубаха, стоптанные сапоги, штаны из сильно потертого бархата, на голове синий платок из бумазеи, — Кидд поселился в самом веселом и шумном месте Барранкильи, на рынке. В небольшом, крытом пальмовыми листьями домишке. Таких здесь было полно.
Заняться ему было совершенно нечем.
Слонялся по берегу.
Слонялся по рынку.
Старался не попадаться на глаза людям местного алькальда.
Впрочем, они сами старались никому не попадаться на глаза. Два или три раза за месяц ожидания он видел фигуру с алебардой, в кирасе и в железной шапке.
Заняться ему было нечем потому, что товары из трюмов «Приза» продавали Хейтон и доктор.
Дело это было деликатное.
Надо все было сделать так, чтобы не вызвать слишком больших подозрений. Вообще избежать подозрений было невозможно. В самом деле, это очень странно, когда в такой карибской дыре, как эспаньольская Барранкилья, появляется большое количество кашмирского шелка, первоклассного миткаля и бенаресской кисеи. Это то же самое, если бы кто-то затеял торговлю льдом перед дворцом Великого Могола в июльский полдень.
Несмотря на все предосторожности, а может, и благодаря им, поползли по острову соблазнительные слухи.
Последним их, как это и положено, услыхал алькальд.
Поколебавшись немного, он явился с визитом на борт «Приза авантюриста».
С ним беседовали Хини, Хейтон и доктор.
Имея в своем распоряжении всего лишь шестерых альгвазилов, глава испанской администрации Барранкильи вел себя мирно. Он послал донесение в канцелярию губернатора, но, зная по опыту, как там ведутся дела, раньше чем через две недели не ждал подкрепления.
За две недели эти странные купцы успеют все продать и уйти в море. Поэтому имело смысл получить с них то, что можно было получить.
Немного денег.
Немного тканей.
По стаканчику малаги, сеньоры!
За взаимопонимание!
В тот момент, когда этот приятный во всех отношениях разговор был в разгаре, Кидд проснулся на своей тростниковой циновке.
Проснулся от дружеского похлопывания по плечу.
Он перевернулся на спину и увидел перед собой знакомое лицо. Лицо из прошлого. В помещении был полумрак, свет проникал сквозь многочисленные щели в плетеных стенах. Все очертания и фигуры были чуть нереальны.
Перед лежащим капитаном стоял Ливингстон, но мучительное ожидание Кидда, спровоцированное дыханием прошлой жизни, которое принес с собой друг, разродилось словом:
— Камилла!
Ливингстон рассмеялся.
— Нет, она не смогла приехать. Хотела, но не смогла. Она же, ты знаешь, больна.
— Но жива?!
— Жива, здо… здорово по тебе скучает.
— Она получила мое письмо?
— Конечно. И написала ответ.
Кидд нетерпеливо сломал печать.
Читать было невозможно.
Он выбежал на улицу.
Усмехающийся друг последовал следом, помахивая тросточкой и поглядывая по сторонам.
Письмо было немного странным. В нем были, конечно, слова о любви, об истомившемся сердце, которое как голубка рвется навстречу своему голубку, но большую часть его составляли деловые сухие инструкции, как ему, Кидду, отныне следует себя вести, кого слушать, кому подчиняться и что говорить.
Алмаз ведено было отдать Ливингстону.
После этого следовали поцелуи.
Множество.
Тысячи!
— Ну, где он?
Кидд не сразу понял.
— Кто?
— Ну, камень. Ты нашел его? — В голосе друга зазвучала неподдельная тревога.
— Нашел.
— Так давай. У меня очень мало времени. Это испанская территория, не забывай, если нас здесь схватят…
— И ты уплывешь?
— Немедленно!
— А как же я?!
На лице друга появилась ободряющая улыбка.
— Тебе нельзя. Тебя ведь велено арестовать. Ты знаешь об этом?
— Знаю.
— Ну, вот. Тебе придется на некоторое время задержаться здесь. Мы не хотим рисковать твоей свободой. Я оставлю тебе денег, постепенно тебя станут искать все меньше, и ты сможешь увидеться со своей женой. Она к тому времени уже выздоровеет. Может быть, она сама к тебе сюда приедет.
Кидд сердито покачал головой:
— Нет!
— Что — нет?
— Ей нельзя сюда приезжать.
— Хорошо, нельзя, ты сам потом к ней приедешь. А она за это время при помощи камня вылечится.
Тут из-за тростниковой загородки появилось чумазое детское лицо, и какой-то негритенок прогундел:
— Не верь ему, он тебя обманывает.
Ливингстона чуть не хватил удар. Самое серьезное, тайное дело, за которое он когда-либо брался в жизни, — и какой-то грязный негодник, впутывающийся в его планы!
Это же катастрофа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45