«Теперь не время для министров покидать свои посты!»
От великих князей стали просачиваться слухи о реакции самой императрицы. Она возмутилась поведением посла. Пошли разговоры, что посол Великобритании в скором времени будет отозван.
Бьюкеннен имел встречу с великим князем Николаем Михайловичем. Через два дня император распорядился выслать великого князя в его имение под Херсоном.
Брат опального, великий князь Сергей Михайлович, встретясь с Бьюкенненом в каком-то из салонов, заметил, что если бы на месте посла был кто-либо из русских подданных, то, несомненно, после подобного поведения с императором он был бы немедленно сослан в Сибирь.
Бьюкеннена забавляли эти слухи. Правда, в иное время столь скандальная известность отразилась бы на его положении при дворе. Однако события развивались столь стремительно, что ореол всемогущества помазанника Божьего все более тускнел. В один из докладов полковника Торнгилла, помощника военного атташе, посол услышал заявление, что революция в России свершится на Пасхе. Посол лишь усмехнулся и не стал развивать эту тему. У него имелись совсем иные сведения.Пока же истекал первый месяц нового года и наступал срок представительной конференции союзников. Великобританию на ней представлял лорд Мильнер.
Приезда этого государственного деятеля с нетерпением ожидал не только Бьюкеннен. Появления лорда в мятущемся Петрограде ждали еще несколько человек…
Вспоминая впоследствии дни работы конференции союзников, Бьюкеннен никак не мог отделаться от ощущения, что как раз это важнейшее совещание и положило конец его пребыванию на таком высоком и трудном посту.
Все началось с приезда лорда Мильнера.
С первого же дня в русской столице глава британской делегации повел себя в высшей степени загадочно. К изумлению Бьюкеннена, в суматошном Петрограде у лорда имелся сугубо свой круг доверенных людей. Разумеется, полномочного посла его величества лорд от себя не отстранил, однако и доверием не обременил.
Стремясь поправить положение и завоевать доверие, сэр Джордж блеснул своей осведомленностью в секретном и посвятил приехавшего в самые сокровенные стороны жизни тех персон, которые интересовали лорда. Однако даже в этом он совсем не преуспел.
У лорда Мильнера была тревожная манера вести беседу: он терпеливо слушал и вникал, как вдруг бросал вопрос, короткий, точный, будто укол, и сразу выяснялось, что он знает о предмете разговора гораздо больше самого рассказчика.
О «самом толстом человеке в империи», о Родзянко, сэр Джордж совсем недавно вызнал, что он находится в интимных отношениях с женой Извольского, недавнего министра иностранных дел, а ныне посла в Париже. «А, Маргарита Карловна», – небрежно отозвался лорд Мильнер. И тут же вдруг спросил, отчего Артур Рафалович, племянник известного банкира, состоящий при Извольском, сотрудничает не с «Лионским кредитом», а с таким малоизвестным банком, как «Кредито Итальяно»? Бьюкеннен этого не знал и вызвал осуждающее движение начальственных бровей.
Лорда Мильнера интересовали «земляки с Волги»: Протопопов, Керенский, Ульянов (Ленин). Поди же знай! Бьюкеннен сообщил, что Протопопов, возглавляя думскую делегацию в Великобританию, в Лондоне тайно посетил специалиста по мужским болезням. Ленин? Можно узнать… Он постарается. Керенский? В прошлом году лишился почки – вырезали. А до этого проходил лечение в психиатрической клинике.
– Ольга Львовна вам известна? – осведомился гость.
Бьюкеннен пренебрежительно пожал плечами: жена, ничего примечательного. – А… Елена Львовна?
Посол осклабился и приготовился блеснуть.
Керенский, герой громких политических процессов, будучи женат, сожительствовал и с сестрой своей супруги. Он прижил с любовницей двоих детей, довольно взрослых. Недавно этот модный адвокат своеобразно разрубил запутанный семейный узел: он отыскал какого-то пронырливого офицерика и выдал за него свою многолетнюю любовницу, Елену. Вместо «треугольника» составилось две пары. Фамилия офицера? Кажется, Барановский. Да, именно Барановский.
– А как ваше пари? – внезапно спросил лорд. – Получили?
Заморгав глазами, Бьюкеннен силился сообразить, о чем речь. Мильнер напомнил: пари с Палеологом. В августе 1914 года оба посла поспорили (на пять фунтов стерлингов). Морис Палеолог уверял, что к Рождеству русские войска будут в Берлине.
«Боже мой, – все больше изумлялся Бьюкеннен, – откуда он все знает?»
Между тем лорд Мильнер перешел к вопросам неприятным для посла. Что это ему вздумалось спасать Распутина? И почему вдруг он проявил себя таким противником государя? Да, да, речь шла о снятии великого князя Николая Николаевича с поста Верховного. Русский царь сам возжелал встать во главе своих войск. Зачем ему в этом мешать? «Но он же не может!» – едва не сорвалось у Бьюкеннена. Однако он вовремя прикусил язык. И первой молнией пронеслось в его сознании чудовищное подозрение: настоящим противником Великобритании в этой войне является вовсе не Германия, а… Но тут он снова осадил себя. Мысли требовалось привести в порядок. Слишком глубокий, слишком сатанинский замысел забрезжил во всей этой гигантской бойне, гремевшей вот уже четвертый год.
Он все же пробормотал, что с удалением Распутина свалилась надежная ширма, защищавшая династию от всяческой грязи. Своей персоной этот мужик загораживал Романовых. Убрав от царя Распутина, устранили и этот спасительный зонтик. Грязь ударила бешеным ливнем… Что же касается снятия великого князя Николая Николаевича, то, взваливая на свои неопытные плечи тяжкое бремя верховного руководительства войсками… Сэр Джордж не договорил и виновато замолчал: такая уничижительная насмешка прочиталась им в светлых глазах лорда Мильнера!
Не приговор ли проявлялся в этой снисходительной иронии?
В Лондоне не прощают такого недомыслия ответственных лиц!
Краем сознания прошло, что в этом свете нет ничего удивительного не только в убийстве грязного мужика Распутина, но и в нелепой гибели маршала Китченера. Как и посол правительства его величества в России, маршал тоже чего-то недопонимал в гремевшей бойне и – вот: пошел на дно студеного зимнего моря.В завершение разговора лорд Мильнер снизошел к послу и назидательно заметил, что из русских не мешает слить всю их природную бунтарскую кровь, кровь настоящих дикарей, и оставить ту, что попрохладней, поспокойнее. Во всяком случае, у них больше не должно быть ни Разиных, ни Пугачевых. Пора и русским становиться цивилизованным народом, хватит жить дикарским образом. Европа от них уже устала, утомилась…
Сэр Джордж приободрился. В словах лорда Мильнера им про-читалось суровое служебное задание. Следовательно, он остается на посту и будет исполнять свои обязанности. Поэтому с особенным вниманием отнесся он к именам Локкарта и Рейли, новых сотрудников посольства, и сделал отметку в памяти, когда лорд мимоходом обронил, что небезызвестного Савинкова, писателя и противника царского режима, не так давно принял в Лондоне первый лорд адмиралтейства сэр Уинстон Черчилль.
Проводив британскую делегацию, Бьюкеннен вернулся из Кронштадта и, покинув вагон, вдруг засмотрелся на новенький, пышущий силой и энергией локомотив. Клубился свежий пар, и замершие колеса, поршни, шатуны машины еще хранили таинство движения и силы. Пар оседал, сливаясь с малокровной снежной пряжей, падавшей с белесого балтийского неба. Сэр Джордж не мог отвести глаз от замершего ходового механизма. Какая слаженность пара, поршней и колес! Как все продумано и взаимосвязано! Какое мощное единое движение!
Внезапное оцепенение посла было вызвано тревожным состоянием, в котором он пребывал после вежливого, однако беспощадного разноса лорда Мильнера. При всем своем опыте надежнейшего дипломата старой британской школы он все же внес разлад в мощную и слаженную механику тайного государственного замысла, и лорд Мильнер сурово указал ему на это. Что стало виной такого промаха? Глубина и сложность замысла? Или же проклятый возраст? Но в свои 63 года он тешил себя надеждой, что, утеряв молодость, он обрел неоценимый опыт.
Опыт… Но не случайно же лорд Мильнер указал ему на Локкарта с Рейли и на Савинкова. Это был совет поучиться кое-чему у нынешней молодежи.
«Если бы молодость знала, если бы старость могла!»
Выходило же, однако, что молодые знали больше стариков…
Много лет сэр Джордж тесно сотрудничал со своим коллегой, послом Франции маркизом Палеологом. Они считались единомышленниками и действовали слаженно. Однако с некоторых пор сэр Джордж стал замечать в Палеологе как раз то, в чем упрекнул его лорд Мильнер: в стариковском отставании от новизны наступившего века. Маркиз все чаще попадал впросак, и сэр Джордж сильно сомневался, сумеет ли его коллега сохранить свой пост доконца нынешнего лета. Бурные события в России требовали совершенно новых людей.
Какая досада, что именно сейчас он лишился советов Гарольда Вильсона, корреспондента лондонских газет! Ну что значит – лишился? Откровенной ссоры не было, но отчуждение случилось. Вильсон был неоценимым человеком для посла. Прожив много лет в России, он имел хорошие связи. У посла и журналиста стало обыкновением встречаться каждый вечер… К сожалению, Вильсон все больше придерживался каких-то странных взглядов: послушать его, так во всех европейских беспорядках виноваты одни евреи. А уж об отречении русского императора нечего и толковать. Лорд Мильнер, как сразу же засек Бьюкеннен, корреспондента не жаловал совершенно и однажды заметил, что удивляется, с какой стати такие солидные газеты терпят такого откровенного антисемита!
Неудовольствие лорда Мильнера заставило посла самому искать встречи с журналистом. Он пригласил его на завтрак. Вильсон, как всегда, держался дружески, как бы забыв о недавней размолвке. Но, выслушав хозяина стола, сразу же снова сел на любимого конька.
– Сэр Джордж, у вас, простите, дивизионное мышле ние. Вы силу государства считаете в количестве дивизий. Это – позапрошлый век. Уже в прошлом веке умные люди измеряли мощь держав не в количестве войск, а в количестве золота. При мер? Да хотя бы Наполеон. Вспомните Ватерлоо. Ну? Ведь глав ным победителем Наполеона вышел не кто-нибудь, а только Рот шильд. Да-да, он один.
Обескураженный Бьюкеннен потребовал объяснений, и Вильсон с удовольствием пустился рассуждать. Видно было, что этот вопрос обдуман им со всех сторон.
– Что помешало гениальному Наполеону повторить успех Ма ренго? Одно: вместо корпуса Груши к Ватерлоо подоспел корпус немца Блюхера. Вот и все! Но кто докажет, что Груши не куплен взяткой? Как это – кем? Да все тем же Ротшильдом!
И Вильсон указал, что накануне Ватерлоо лондонскую биржу вдруг залихорадило: пришло известие о сокрушительном поражении войск союзников. Снова победил Наполеон! И ценные бумаги полетели вниз. Агенты Ротшильда скупили их за бесценок. А когда мир узнал о поражении Наполеона, было уже поздно: все акции лежали в портфеле Ротшильда. С того дня он сгреб в свои хранилища колоссальные богатства, а следовательно, стал всесилен.
Вильсон также обратил внимание посла на молодых сотрудников посольства. Их командировали в помощь капитану Кроми. Что, капитан перестал справляться сам? Или ожидаются какие-то события? Нынешнюю обстановку в Петрограде он сравнил с пис-толетом со взведенным курком. Достаточно кому-нибудь нажать на спусковой крючок – и грянет. Ох, сильно грянет!
Через неделю по взбудораженной столице стали носиться грузовики, битком набитые вооруженными рабочими, студентами и гимназистами. Особенный восторг от обладания винтовками испытывали гимназисты: они палили в небо не переставая.
Утром неожиданно собралась Государственная дума. Депутаты стали заседать, наплевав на царский запрет. Николай II в своей Ставке уже лишился всякой власти, и своеволие Думы с особенною силой подчеркнуло полное бессилие еще не свергнутого венценосца.
Черт побери, события развивались именно так, как и предсказывал Гарольд Вильсон! Самое же поразительное^ что он оказывался прав и в своем неукротимом антисемитизме. Тут уж впору было развести руками…
Все-таки золотая голова!
В воскресенье, 5 марта, сэр Джордж поднялся пораньше и отправился в церковь Святого Пантелеймона. Стояло ясное, морозное утро с ветерком. Солнце сияло на куполах. От вчерашней оттепели осталась шершавая наледь под ногами. На паперти сильно продувало. Нищие толпились в приделах… Бьюкеннен обнажил голову, зашел за первую колонну и стал наблюдать. Судя по одежде и прическам, молящиеся были из простонародья. Британца поразило выражение истовой надежды, с какой все лица и глаза устремлялись к иконам, озаряемым теплым светом догорающих свечей. У всех на глазах стояли слезы. Люди исступленно крестились, задевая щепотью пышные банты, приколотые к левой стороне груди. Все банты были свеже-красного революционного цвета.
Посол возвел глаза к темному куполу и в раздумье пожевал губами. Как все это совместить? При такой неистовой религиозности и эти красные мятежные банты? Он осторожно выбрался на паперть и сошел вниз, на мостовую. Автомобиль дожидался его в переулке. Он сказал шоферу ехать в Преображенский собор. Оттуда, из собора, он еще заехал в церковь Святого Симеона. Везде Английскому журналисту удалось побывать в Екатеринбурге. В числе немногих он спускался в подвал Ипатьевского дома, видел следы крови, исковырянные пулями стены. Он читал на стенах солдатскую похабщину на русском, мадьярском, немецком и еврейском языках. Еще сохранялась цитата из Гейне об участии библейского Валтасара: «Царь той же ночью был убит своими слугами».
Вернувшись из России, Вильсон написал книгу об увиденном. Это он назвал имена подлинных убийц царской семьи: Янкеля Свердлова и Янкеля Юровского. Это он сообщил о том, что заспиртованную голову Николая II Юровский привез в Москву, Свердлову. Наконец он привел список 556 лиц, высших руководителей Советской России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89