И даже стрелял в громил! Наша беда не в этих несчастных жестянщиках. Это смешно. Они жалки… Но в то же время я заявляю, я готов кричать, как Достоевский: Россия гибнет от жида! Я же показы вал вам список Бурцева. На нас идет нашествие… беда страшней татарской. Батый и мамаи! Мы стали жертвой хорошо продуман ной и организованной системы. Но против системы необходима также система, а не… какое-то жалкое партизанство. Потому я и объявил запись добровольцев. Нас теперь спасут две вещи: сила и идея. Сила – армия, наша славная русская армия. Идея же… я бы одел ее в ослепительно белый цвет: чистые помыслы, чистые руки, чистые одежды. Ризы, если уж на то пошло!
Протянув руки, Лавр Георгиевич засеменил к струной натянутому офицеру. У него внезапно обнаружился стариковский, пришаркивающий шаг. Нежинцев пригнулся и позволил себе приобнять генерала за спину.
– Голубчик, это просто удивительно… – растроганно бормо тал Корнилов. – Позвольте же… так сказать… Ну и все такое, в общем-то…
Глаза Нежинцева за стеклышками пенсне увлажнились. Он себя сдерживал с трудом.
– Ваше превосходительство, честное офицерство все свои по мыслы связывает с вашим именем. Мы готовы, располагайте нами. Что же до меня, то я готов отправиться в Петроград и разрядить свой пистолет в какого-нибудь Троцкого или… – Он помедлил и все же произнес: – Или в Керенского.
Корнилов отпрянул с изумленным видом.
– А вы… что же?.. Керенский, считаете, тоже? Нежинцев сурово, жестко произнес:
– Одна банда!
Затем он, не сдержав порыва, разразился горькою тирадой. Самый состав Временного правительства показывал, что русские совершенно утеряли вкус к управлению своей страной. Ограничиваясь обывательским брюзжанием, они никак не хотели связываться с трудностями и лишениями настоящей борьбы. В этом своем сибаритстве они прямо-таки созрели для рабства. Их сейчас берут, можно сказать, голыми руками, берут те, кто закалились и сплотились, подобно стае голодных волков из морозного леса…Одрябшая в своих пуховиках Россия становится легкою добычей хищников, мускулистых и безжалостных.
– Мне горько видеть, ваше превосходительство, что мы, рус ские, превращаемся в стадо баранов!
Повесив голову, Корнилов задумался. Горизонты предстоящей борьбы раздвигались.
Последнее замечание Нежинцева с безжалостной прямотой обозначило главную цель: стать русским национальным сопротивлением новому басурманскому нашествию. Погибельная гниль державы продолжала расползаться. В самом деле, разве он не сталкивался в эти дни с военным министром, не разглядел его как следует? Теперь этот нелепый человек в наряде и с ухватками завсегдатая бильярдной вдруг сместил белесенького пустомясого князя Львова и поставил сам себя во главе России!
– Хочу обратить внимание вашего превосходительства, – служебным тоном докладывал капитан, – что Керенский и Троц кий, безусловно, связаны. Мне, например, известно с достоверно стью, что именно Керенский уже два раза спасал Троцкого от верной смерти. У преображенцев он его буквально из рук вырвал! Ну а Троцкий со своей стороны недавно спас Чернова. Компания, как видите, с чесночным духом: Керенский, Троцкий, Чернов. Думаю, что они себя еще покажут…
Лавр Георгиевич поинтересовался отношением капитана к Савинкову. Недавно бывший террорист и литератор оставил фронт и уехал в Петроград. Керенский, став премьер-министром, оставил за собой и пост военного министра. Савинкова он поставил во главе своей военной канцелярии.
Вместо обычного ответа напрямик Нежинцев спросил:
– Вам, ваше превосходительство, не доводилось читать его сочинений? Любопытно. Мне кажется, он так долго прожил среди шпионов и провокаторов, что сам невольно влез в их шкуру. Попробуй-ка после этого разберись, кого он, в сущности, всю жизнь обманывал: своих врагов или себя самого?.. – Помолчав, прибавил: – Такие особи обычно продают себя любому, кто их купит.
Нежинцев считал и Керенского, и Савинкова ягодками с одного куста. Обе знаменитые фигуры обозначились из смрадного тумана, заклубившегося тучей над вспучившимся российским болотом. Тот и другой, военный министр и главный армейский комиссар, жили на проценты с политического капитала, для обоих трамплином послужили их пестрые, отчаянные биографии.
Как специалист по террору, Савинков представлялся капитану личностью более основательной. По крайней мере, у него хватило ума не напяливать на себя эти пошлейшие желтые сапоги с серебряными шпорами! Пожалуй, Савинков продержится подольше. Если Керенский уже достиг предела, потолка, то Савинковпо-прежнему устремляет свои хищные глаза наверх – для близкой соблазнительной вершины ему оставалось совсем немного.
Держаться друг за дружку обоих заставляют обстоятельства. Однако наверху, на самом острие, двоим уже не поместиться. Следовательно…
– Вообще, они охотно продадут себя любому, кто их купит. Вопрос: кто соблазнится? Товар подержанный.
Решившись на последний разговор с Корниловым, капитан Нежинцев искренне сострадал полюбившемуся ему генералу. Громадный пост представлялся невыразимо тяжким. Вокруг царила обстановка лживости и жадности. Он мог опереться лишь на кучку подлинных патриотов. Минину и князю Пожарскому было много легче: им помогала вся Россия. Да и в Кремле тогда засели чужаки, поляки, басурмане. Теперь же в Зимнем и в Таврическом дворцах неистово хозяйничали русские, российские, свои. Нынешняя гангрена была куда страшнее и опаснее тогдашней.
Тем настоятельнее требовалось поторопиться со спасением России!
Расставшись с умницей капитаном, Лавр Георгиевич вспомнил недавние пророчества начальника своего штаба. Золотая голова Нежинцева на самом деле обещала ему большой полет. К сожалению, несчастья России ломали судьбы многих ее выдающихся сыновей.
Капитан оставил свой важный и секретный пост и отправился в строй обыкновенным офицером-командиром. Он принялся сколачивать ударный полк из первых добровольцев Белой идеи. Так потребовалось для любимой им России.
Сейчас Отечество более всего нуждалось в верных солдатах.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В роковые для России годы небывалую активность в ее столице проявляли посольства трех держав: Германии, Великобритании и Франции. Это были три гнезда, три центра, три деятельных штаба, каждый во главе с опытнейшим дипломатом.
Начало мировой бойни заставило графа Пурталеса уехать в Берлин, оставив величественный особняк германского посольства на растерзание обезумевшей уличной черни. В Петербурге (вскоре переименованном в Петроград) остались действовать Морис Пале-олог и Джордж Бьюкеннен. Оба имели за плечами колоссальный опыт и, сознавая, что от состояния российских дел зависит будущее как Европы, так и мира, напрягали все свои усилия, чтобы громадная держава на востоке континента исправно функционировала, используя свои безграничные ресурсы всяческого сырья и людского материала.
Дипломаты обычно не вмешиваются во внутреннюю жизнь страны, при правительстве которой они аккредитованы. Однако это нисколько не мешает им при случае поддерживать заговоры и даже втайне финансировать террористические акты.
Время от времени казенный мир русской столицы сотрясали неожиданные и трудно объяснимые перемены. Так вышло с назначением министром внутренних дел Протопопова, с отставкой и моментальным возвращением на пост главы правительства Горе-мыкина, с отставкой молодого вылощенного англомана Сазонова, возглавлявшего Министерство иностранных дел, наконец, скандальное отрешение от должности Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, после чего руководство всеми русскими фронтами взвалил на свои неопытные плечи сам Николай И. Все эти перемещения походили на беспокойную поверхность текучих вод, и только люди, опытные, искушенные, догадывались об истинной подоплеке взлетов и падений государственных персон, судьба которых самым тесным образом сплеталась с участью изнемогающей под бременем войны империи.
Пост полномочного представителя Великобритании в России Джордж Бьюкеннен занял за год до убийства Столыпина и за четыре года до начала Великой войны.
Агреман на нового посла был получен без всяких затруднений. Бьюкеннен познакомился с царской четой 16 лет назад, еще в пору, когда Николай II и Александра Федоровна были женихом и невестой. Подобное знакомство конечно же весьма учитывалось при назначении сэра Джорджа. Сердечный прием в Зимнем дворце и в Царском Селе ему был обеспечен.
Нового посла Великобритании ждали в Петербурге неотложные дела. В первую очередь следовало разрешить межгосударственные трения, связанные со строительством железной дороги в Персии. Русское правительство не могло равнодушно взирать на лихорадочную деятельность английских агентов, наводнивших приграничную с Россией азиатскую страну. В памяти русских не меркло злодейское убийство Грибоедова… Кроме того, на плечи Бьюкеннена свалились хлопоты английских рыбопромышленников. Дело в том, что Россия недавно запретила лов рыбы в своей прибрежной зоне (от трех до двенадцати верст). С энергичными протестами немедленно выступили Великобритания и Япония.
Сэр Джордж стал частым гостем в царских резиденциях. По части приближенности к трону с ним мог состязаться лишь посол Франции Морис Палеолог.
Расположение царя помогло Бьюкеннену пережить грандиозный скандал, связанный с кражей секретнейших документов русского Генерального штаба. Морской атташе английского посольства сумел соблазнить изрядной суммой одного из штабных чиновников и оказался обладателем книги морских сигналов русского военного флота. Операция сорвалась при передаче денег и документов. Виновники попались с поличным. О скандале разнюхали газеты. Сэр Джордж моментально ощутил, что сидит в своем важном кресле, словно на раскаленной сковородке. В Лондоне таких провалов не прощали. Бьюкеннен опрометью бросился в Царское Село… Покровительство государя помогло замять скандал «малой кровью». Морского атташе выслали из России, а штабного чиновника осудили на двенадцать лет каторги.
Полномочные представители великих европейских держав традиционно сознают свое значение и влияние. С их мнением не могут не считаться самые высокопоставленные деятели тех государств, в которых они аккредитованы. Задача послов состоит в том, чтобы умело пользоваться этим влиянием. Оба дипломата – и английский, и французский – демонстрировали высочайшую степень своего искусства.
Помимо прочных позиций в Зимнем дворце оба посла сумели создать обстановку искренней сердечности в российском Министерстве иностранных дел. Сазонов считался убежденнейшим англоманом, просвещенным европейцем. Джентльменская дружба связывала его с Бьюкенненом с тех пор, когда он работал советником русского посольства в Лондоне. Русский министр иностранных дел был частым и желанным гостем в посольствах обеих стран, оба посла неизменно встречали в сазоновском кабинете сердечнейший прием.
Устранение Столыпина и осуждение думской фракции большевиков в Сибирь выглядело как вполне естественное развитие внутреннего кризиса, назревавшего в России с каждым днем. На повестку дня выдвигалась главная задача: стравливание держав, в которых еще сохранялись самодержавные монархии.
Такими государствами в Европе являлись Россия, Германия и Австро-Венгрия.
В прошлом веке сумасбродный Петр III, едва утвердившись на дедовском троне, немедленно разорвал союз с Францией и протянул руку Фридриху П. В одно мгновение вчерашний враг превратился в союзника. Этот политический зигзаг, который прозевало посольство Великобритании в России, решительным образом изменил итоги кровопролитной Семилетней войны. Хищная Германия спаслась от неминуемого поражения и осталась безнаказанной.
При одной мысли, что нечто похожее может произойти и в нынешней войне, Джордж Бьюкеннен надолго лишался покоя. А Германия, он знал, истощая свои силы на два фронта, настойчиво искала любого способа выключить Россию из этой слишком затянувшейся войны. И поиски эти становились все более бесцеремонными.
Намерения Германии полностью совпадали с настроением так называемой «немецкой партии» в России. Возле русского трона все чаще появлялись люди, сознававшие, что эта истребительная бойня совершенно не нужна России. Продолжение ее грозит опасностью страшного революционного взрыва. Жестокая война уже давно утратила патриотический порыв, с каким была встречена три года назад. Погибельность ее начинало сознавать все взбаламученное русское общество.
Свою задачу дипломата, полномочного представителя страны, чьи интересы заключались в полнейшем сокрушении Германии, Джордж Бьюкеннен видел в разрушении интриг «немецкой партии», в обезвреживании нежелательных настроений в ближайшем царском окружении. Самую деятельную поддержку он находил у французского посла Мориса Палеолога. Цели обоих дипломатов покамест совпадали полностью: Россия должна, она просто обязана продолжать войну! Если только русский солдат воткнет штык в землю, хищные тевтоны обрушатся всей своей мощью на прекрасную Францию. Светоч мира, блистательный Париж, избежавший «чудом на Марне» немецкого вторжения, не допускал и мысли повторения недавнего кошмара. Не улыбался разгром союзника и Лондону. Век назад водная гладь Ла-Манша остановила порыв Наполеона. Однако где гарантия, что кто-ни-будь из нынешних немецких стратегов не плюнет на эту природную преграду?
Укрываясь за траншеей Ла-Манша, Великобритания пристально следила за тем, чтобы политический котел Европы клокотал на определенном градусе. Подобно опытному повару, английская дипломатия время от времени подбрасывала в этот котел необходимые добавки, не допуская, чтобы варево вдруг не выхлестну-лось через край.
Служба в такой сложной, с явной азиатчиной, стране усыпана не одними розами. Сэр Джордж познал и горечь поражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89