Но вот реакция Николая II…
Кто-то указал на то, что за завтраком награжденный император не провозгласил, как того требовал обычай, тоста за здоровье короля Великобритании. К месту вспомнили, что Николай II даже не надел пожалованного ордена к завтраку…Откинув голову, Бьюкеннен погрузился в размышления. Все свои усилия (и посол Франции также) он направлял на сохранение России в войне. Это ему представлялось самым важным. Ради этого он напрягал все свое умение, все искусство. Он всячески противился тому, чтобы Николай II сам занял пост Верховного главнокомандующего (чем и заслужил немилость императрицы). Великий князь Николай Николаевич представлялся ему полководцем более значительным, нежели сам государь… Очень умело вмешался он и в интригу против Распутина. Проведав через информаторов о готовящемся отравлении «святого старца», сэр Джордж сумел сделать так, что яд в пирожных был заменен обыкновенным кофеином.
Вся работа Бьюкеннена преследовала одну большую стратегическую цель: Россия обязана воевать и, следовательно, должна оставаться сильной, боеспособной.
Как вдруг это распоряжение из Лондона о помощи японцам!
Чутьем опытного интригана он почувствовал, что многое в намерениях своего начальства он попросту не понимает. Замыслы настолько глубоки, что постичь их не под силу даже опытному дипломату с громадным стажем.
Николай II, как и обещал, вернулся в Царское Село через несколько недель. Бьюкеннен напомнил престарелому Фредерик-су о царском приглашении. Министр двора ответил благожелательно. Однако прошло более месяца, прежде чем обещанная аудиенция состоялась.
Это были чрезвычайно напряженные недели.
Потерял свой пост министра иностранных дел англоман Сазонов – верный человек.
В компенсацию за эти неудачи сэр Джордж был удостоен весьма теплой встречи в Москве. Широкая и хлебосольная, древняя столица постоянно пикировалась с надменным Петербургом. Бьюкеннена сделали почетным гражданином Москвы – честь, оказанная лишь девяти персонам, причем из иностранцев он – первый.
А в конце октября он принял и долго беседовал с Милюковым. Профессор собирался выступить в Думе со своей обличительной речью («Что это: глупость или измена?») и просил защиты в случае царского гнева. Сэр Джордж пообещал укрыть его в посольстве, а затем и переправить на военном корабле в Англию. В начале следующего года в Петрограде намечалось большое совещание союзников, и делегации приедут на крейсерах в сопровождении миноносцев… Такое мощное прикрытие вошло в обычай после прошлогоднего несчастья с лордом Китченером. Корабль, на котором плыл в Россию английский военачальник, был торпедирован в Северном море немецкой подводной лодкой. Англия лишилась выдающегося деятеля.Холодным осенним днем Бьюкеннен был доставлен в Царское Село, прелестное дачное место, где он бывал десятки раз. В уютном и покойном вагончике, похожем на душистую каретку парижской дамы полусвета, посол не переставал анализировать потрясающую новость, сообщенную ему вчерашним вечером молодым князем Сергеем Путятиным. Блестящий гвардейский офицер, князь недавно скандализировал царскую семью своей открытой связью с великой княжной Марией Павловной. Он жил в прекрасном отцовском дворце на Миллионной улице, неподалеку от Зимнего дворца. По умонастроению таких, как этот гвардеец, Бьюкеннен проверял свои предположения о перспективе ближайших событий в неспокойном Петрограде. Вчера Сергей Путятин засиделся в посольском особняке за ужином. Он почему-то был настроен с предельной откровенностью. Он поверг Бьюкен-нена в столбняк, вдруг сообщив, что убийство Распутина ничего не изменило, что дело решено поправить обыкновенным дворцовым переворотом. Участники – небольшая группа решительных офицеров гвардии. Пока не решено – будет ли убита вся царская семья или же можно ограничиться убийством одной императрицы.
Всю ночь сэр Джордж провел взволнованно, в глубоких размышлениях. Как видно, в самые ближайшие дни России предстоит ступить на совершенно новый путь. Перемена венценосца… Устранение императрицы… Новый государь Алексей II при регентстве дяди, великого князя Михаила… Посол предчувствовал, как будет ошеломлен лорд Мильнер, руководитель делегации Великобритании на конференции союзников. Крейсер с лордом Мильнером как будто уже вышел из гавани Саутгемптона и вскоре ожидается на Кронштадском рейде. Сэр Джордж не сомневался, что его новости для лорда Мильнера непременно скажутся на всем ходе конференции. Таково значение событий, совершающихся не публично, а тайком, под завесой официальных мероприятий.
На вокзале в Царском Селе англичан ждали дворцовые кареты. Камергер провел приглашенных в огромную приемную и принялся занимать их учтивым разговором. Сам Бьюкеннен, плохо слушая, краем глаза поглядывал в огромное, заснеженное окно. Внезапно он оживился: по расчищенной в снегу дорожке быстро вышагивал Николай II в шинели и папахе. Он совершал обычную прогулку в перерыве между аудиенциями. Бьюкеннен догадался, что день императора начался давно, он уже успел утомиться.
В последний раз посол прикинул, что он сейчас скажет русскому императору. Промелькнула мысль: как бы не вышло, что именно сегодняшний разговор получится последним. События надвигались грозной, неостановимой лавиной.Будучи введенным в кабинет царя, посол с самого начала поразился: Николай II стоял. Обычно же установился обычай, что посла Великобритании русский самодержец принимал без официальных формальностей, сразу же предлагал кресло и протягивал ему табакерку, а то и предлагал курить. На этот раз весь тон встречи был словно заморожен. Впрочем, суровую официальность можно было понимать и совершенно иначе: император помнил последний разговор в Ставке и не хотел такого же повторения – суровым началом встречи он как бы предостерегал посла не касаться тех вопросов, которые его совершенно не затрагивали.
Вблизи лицо императора поражало своей болезненностью. Бьюкеннен дольше обычного задержал взгляд на слежавшихся царских волосах. Создавалось впечатление, что, сняв теплую полковничью папаху, Николай II не причесался перед зеркалом. Однако нет, волосы были причесаны, но чрезвычайно редки, жидки. Русский царь катастрофически лысел. Эта картина быстрого увядания с неожиданною силой уколола совесть сэра Джорджа. Он вспомнил вчерашнее сообщение князя Путятина о подготовленном перевороте. Перед послом Великобритании стоял с каменным выражением чрезвычайно болезненного лица обреченный человек. В особенности жалко выглядели прилизанные волосы, сквозь них просматривалась бледная, нездоровая кожа царской головы. И эти дряблые мешочки под глазами… Эти «гусиные лапки» вокруг глаз…
Бьюкеннену пришлось сделать усилие, чтобы взять себя в руки.
По протоколу, начинать беседу полагалось императору. Николай II с грустью сообщил о смерти графа Бенкендорфа, последовавшей сегодня утром. Граф много лет исполнял обязанности посла России в Лондоне, был убежденным англофилом. Сэр Джордж выразил сожаление и заметил, что трудно подыскать замену такому человеку. Царь обронил, что на пост российского посла в Великобритании назначается Сазонов. «Не доедет!» – подумалось Бьюкеннену. У него не выходило из головы вчерашнее сообщение князя Путятина. На получение агремана уйдет не меньше месяца: колеса дипломатической машины вращались величаво, не торопясь.
Тему предстоящей конференции затронул сам император. Как бы желая сообщить послу приятное, он выразил надежду, что совещание в Петрограде будет последним военным совещанием, следующая конференция союзников, несомненно, будет мирной, она станет вырабатывать условия капитуляции Германии.
– Осмелюсь возразить вашему величеству. Мне ближайшие события видятся совершенно в ином свете.
Откуда такой пессимизм? – удивился император. – Ваше величество, прошу позволить мне быть, как обычно, откровенным. Считаю своим долгом, ваше величество, изложить все свои сомнения. Конференция, и в этом нет никаких сомне ний, установит еще более тесную связь между товарищами по оружию. Но где гарантия того, что к приближающемуся дню нашей победы нынешнее русское правительство останется на сво ем месте? Вот что меня тревожит, ваше величество!
Император сощурился. Он словно пытался проникнуть в зрачки лукавого британца.
– Мне кажется, сэр Джордж, ваши опасения неосновательны.
– Напротив, ваше величество. Видимо, мимо внимания ваше го величества прошло включение Ллойд-Джорджем в свой воен ный кабинет представителя труда. В Лондоне сознают великое значение единого фронта нации перед лицом врага!
– Но разве вы не видите того же самого у нас? Я и мой народ едины. Мы полны решимости выиграть войну!
Бьюкеннен, словно колеблясь, тронул висок пальцем.
– Ваше величество, желаете ли вы, чтобы я говорил со всею откровенностью?
– Я вас прошу, сэр Джордж.
– Единство русского народа со своим государем не вызывает никаких сомнений. Но где взять убежденность в компетентности людей, которым вы, ваше величество, вверяете ведение войны? Есть ли мне необходимость обращать внимание вашего величест ва на недостаток фронтового снаряжения, на продовольственный кризис, на железнодорожную разруху?
– Вы полагаете… – И царь растерянно замолк.
– Все, чего народ России хочет, ваше величество, так это сильного правительства, которое смогло бы довести войну до по бедного конца. Что, если бы вашему величеству было угодно назначить председателем Совета Министров человека, пользую щегося доверием всей нации?
Царь пробормотал о последних переменах в министерстве.
– Мне кажется, – с отвагой продолжал Бьюкеннен, – я не сообщу ничего нового вашему величеству, если замечу, что мы, дипломатические представители, никогда не уверены в том, что новые министры сохранят свои посты на следующий день. Так часты эти перемены!
Сознавал ли Бьюкеннен, что переступает грань дозволенного?
Император находился в растерянности. Речь посла все больше напоминала выговор. Оборвать? Единственное, что удерживало царя, – это неподдельная искренность собеседника. Бьюкеннен волновался. Он понимал значение минуты.
– Ваше величество, позвольте указать на один-единственный путь, способный привести нас всех к победе. Этот путь – уничто жить наконец стену, отделяющую вас от своего народа…
Николай II изумленно вскинул на посла свои ясные романовские глаза. На этот раз дерзкая речь показалась ему исполненной глубокого смысла.
– Не могу забыть, ваше величество, удивительного вдохнове ния, которое охватило всех нас, когда ваше величество ровно год назад изволили посетить Государственную думу. Не пожелаете ли вы явиться туда снова? Не соизволите ли обратиться к своему народу? Обратиться как отец нации, отец народа. Вам стоит, ваше величество, лишь поднять свой палец, и депутаты, даже самые непримиримые, окажутся у ваших ног. Мы все это уже видели. В начале войны…
Вдохновение посла внезапно оборвалось: он увидел, что бровь императора самолюбиво изломилась.
– Вы считаете, сэр Джордж, что я должен приобрести доверие своего народа? А вы не думаете, что мой народ должен приобре сти мое доверие?
Бьюкеннен поспешил предотвратить вспышку закипающего гнева.
– Ваше величество, в этом смысле и следует понимать мое упоминание стены. Германские агенты сеют раздоры не только между союзниками. Они вносят отчуждение между вашим вели чеством и народом. Дергая за свои веревочки, они умело действу ют на назначения министров. Ее величество, например, окружена столь подозрительными людьми…
– Я сам выбираю своих министров! – резко перебил его Николай П. – И я никому не позволяю влиять на мой выбор!
– Позвольте спросить, ваше величество: как же вы их выбира ете?
– Навожу справки, выявляю тех, кого считают наиболее…
– Боюсь, что справки вашего величества ложны. Достаточно вспомнить господина Протопопова. Прошу простить, ваше вели чество, за мои слова, но этот человек привел Россию на край гибели!
Кровь бросилась царю в лицо.
– Я сам… сам!., избрал господина Протопопова из рядов Думы!
– Ваше величество, Дума не может питать доверие к челове ку, испачканному сношениями с агентами противника.
– Вы имеете в виду Стокгольм и Варбурга? Сэр Джордж, поверьте, эти слухи сильно преувеличены.
Аудиенция явно затянулась. Император все резче проявлял свое нетерпение. Бьюкеннен решился на последнюю попытку:
– Ваше величество, я отлично знаю, что не имею права гово рить подобным языком. Поверьте, я должен был собрать всю свою смелость. Меня побуждают на этот разговор исключительные чув ства преданности к вам и ее величеству. Если бы я увидел своегодруга, идущего темной ночью по дороге к пропасти, то мой долг, государь, предостеречь его от неминуемой опасности. Поверьте, ваше величество, что вы находитесь на перекрестке двух путей, за вами выбор, каким путем пойти. Один приведет к победе и славному миру, другой – к разрушению, к революции. Позвольте мне умолять ваше величество избрать первый путь. Сделайте это, государь, и вы обеспечите своей стране осуществление ее вековых стремлений, а самому себе – положение наиболее могущественного монарха в Европе. – Сделав небольшую паузу, посол вкрадчиво добавил: – Кроме того, вы обеспечите безопасность тех, кто вам столь дорог.
Эта зловещая добавка осмыслилась государем лишь впоследствии. В настоящую минуту Николай II был тронут проникновенным тоном своего велеречивого собеседника. Император внимательно заглянул в глаза посла, тот ответил твердым, немигающим взглядом.
– Благодарю вас, сэр Джордж! – произнес растроганно Николай II и протянул руку.
Аудиенция английского посла стала предметом салонных пересудов.
После Бьюкеннена аудиенцию имел министр финансов Барк. Он поразился состоянию императора. Николай II с трудом владел собой. Министр финансов вручил царю прошение о своей отставке, в ответ тот едва не кинул ему бумагу в лицо, нервно проговорив:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89