В то время как про Лорио говорят, что он богат, суконщик слывет человеком бедным. Он, по-видимому, едва сводит концы с концами, и в прошлом году его поставщики должны были отсрочить ему платежи. Однако,— продолжал Вильгельм,— все это неправда, потому что суконщик только подставное лицо, служащее господину Лорио.
— Неужели! — воскликнул изумленный Ноэ.
— По временам,—продолжал Вильгельм,— суконщик получает тюки с шерстяными и суконными тканями. Все это складывают в лавке, а с наступлением ночи господин Лорио спускает их к себе в погреба. Там их вскрывают и вынимают оттуда кожаные мешки с деньгами и шкатулки с неотшлифованными бриллиантами. Через лавку суконщика, которую никому не пришло бы в голову никогда ограбить, проходят все богатства господина Лорио.
— Эге! Недурно придумано! — заметил Ноэ.— Однако дом ювелира защищен крепкими железными решетками...
Честное лицо Вильгельма Верконсена расплылось в широкой улыбке.
-- Ах! — сказал он.— Это только для виду. Когда приходит вечер, то у господина Лорио не остается в доме, который крепко запирают, и двух тысяч экю.
— К чему же в таком случае все эти предосторожности? — спросил Ноэ.
— Во-первых, это приманка для воров.
— Положим!
— Затем, назначение решеток — охранять госпожу Сару.
— Черт возьми! Вот так ревность!
— Ах, когда человек стар и некрасив, как господин Лорио...
— И имеет жену, молодую и красивую, как госпожа Сара...
— Вы правильно сказали, сударь. Приходится принимать самые большие предосторожности.
— Но это не особенно лестно для госпожи Сары.
— Этого я не знаю, но она делает вид, что ничего не замечает. И, в самом деле, если бы не я...
— А,— перебил его, смеясь, Ноэ,— ты пользуешься доверием своего господина?
— Да, сударь, Иов и я, мы каждый вечер относим, когда заснет госпожа, драгоценности и серебряные вещи в погреб по потайному ходу, который так хорошо скрыт, что воры не могут даже заподозрить о его существовании.
— И ты ему изменяешь,— прибавил Ноэ.
— О, горе тому, кто прикоснулся бы к сокровищам моего хозяина! — возразил Вильгельм.— Ему пришлось бы перешагнуть через мой труп, но что касается госпожи Сары, то что хочет она, того хочу и я.
— Все это, однако, не объясняет мне, почему мой друг находится в плену,— прервал его Ноэ.
— Ах! Слушайте. Суконщик не остается на ночь в лавке, а открывает ее в семь часов утра зимой и в шесть — летом. Я провел вашего друга через лавку утром до прихода суконщика.
— И ты ждешь, пока он уйдет, чтобы выпустить моего друга?
— Совершенно верно, сударь.
— Я, кажется, понял. Но где же теперь мой друг?
— В комнате госпожи Лорио.
— Черт возьми. А если муж найдет его там?
— О,— возразил Вильгельм,— этого нечего бояться, сударь.
— Отчего?
Вильгельм почесал за ухом.
— Потому что... это объяснит вам ваш друг, а я не
знаю.
Вильгельм встал и не хотел ничего более объяснять.
«Все это слишком таинственно,— рассуждал Ноэ,— но Генрих расскажет мне. Подождем».
Вильгельм низко поклонился и вышел, не прибавив ни слова.
«Гм! — рассуждал Ноэ по уходу Вильгельма.— Подробности о семейной жизни супругов Лорио должны отогнать от меня всякую мысль о том, что муж сговорился с женою обманывать моего друга и служить планам Кори-зандры. Посмотрим однако...»
Пробило восемь часов на колокольне церкви Св. Женевьевы.
«Успокоившись насчет Генриха, пора подумать и о собственных делах. Паола ждет меня сегодня вечером, этого не надо забывать».
Мечтая о Паоле, Ноэ вспомнил, что он сегодня плохо позавтракал; а так как он уже был спокоен за Генриха, то уже ничто не мешало ему хорошо поужинать. Ноэ был юноша благоразумный и неглупый, знал, что только одни поэты — народ безумный — могли выдумать такую глупость, что влюбленные лишаются аппетита. Ноэ сошел в общий зал гостиницы, где хозяин Лестакад важно разрезал жареную говядину. Он сел за стол против монаха, приехавшего из Женевы, рядом с бургиньонским дворянином.
Бургиньонец нашел, что Ноэ ест как уроженец Франш-Конте, а женевец, пивший сам больше ландскнехта, не мог не выразить ему своего восхищения по этому поводу.
Придя в хорошее расположение духа, которое всегда наступает вслед за насыщением, Ноэ взял плащ, шляпу и шпагу, вышел из гостиницы и прошел по улице Св. Иакова до моста Св. Михаила.
Ночь была так темна, что в трех шагах ничего не было видно. Этим воспользовался Ноэ, чтобы незаметно проскользнуть на мост и заглянуть в лавку Ренэ-фло-рентийца.
Ни Паолы, ни Ренэ в лавке не было. Но Ноэ заметил Годольфина, стелившего постель, несмотря на дверь, которая была только полупритворена.
— Прекрасно! — подумал молодой человек, посмеиваясь в свою только что пробивающуюся бородку.— Дракон на своем посту, но пещера, где хранится сокровище, имеет два выхода, и чтобы устеречь его, потребовалось бы два дракона!
Ноэ перешел на правый берег реки и спустился по нему до того места реки, откуда были видны фасады старинных построек, возвышающиеся на мосту Св. Михаила, нижние этажи которых занимали лавки, а вторые — жилье.
Лавка флорентийца была третьей слева от города и находилась как раз над вторым быком моста.
Ноэ спустился шагов на сто с единственной целью посмотреть, освещено ли окно Паолы. В самом деле, там блистал огонек, как звездочка на темном небе.
«Она ждет меня!» — подумал молодой человек, у которого сильнее забилось сердце.
Он тотчас же вернулся, снова прошел мимо моста, но вместо того чтобы перейти его, прошел по берегу до улицы Св. Павла.
Здесь стояло много маленьких лодок. В одной из них спокойно спал, растянувшись во весь рост, лодочник. Ноэ сошел в лодку и разбудил лодочника.
— Кто тут и чего надо? — спросил тот, вскочив на ноги.
— Тс,— остановил его Ноэ, приложив палец к губам.— Я не вор, я дворянин.
Несмотря на темноту, лодочник заметил шпагу Ноэ и не усомнился в правдивости его слов.
— Что угодно вашей милости? — спросил он.
— Нанять лодку.
— Теперь?
— Да.
— Куда же надо вас везти?
— Никуда. Ты мне не нужен. Вот два пистоля. Завтра, на рассвете, ты найдешь свою лодку у причала Нельского мыса.
Сказав это, Ноэ взял весла и сел в лодку как человек, умеющий управлять ею.
— Отвяжи лодку и убирайся,— сказал он.
Лодочник взял два пистоля, поклонился до земли
и выскочил из лодки на берег, затем он отвязал лодку. Ноэ сильно ударил веслами и выехал на середину реки. Лодка попала в течение и полетела стрелой, искусно управляемая товарищем принца Наваррского.
Через десять минут она доехала до моста Св. Михаила. Мост этот в то время был построен не из камней, а лежал на сваях, и арки его составляли толстые бревна, глубоко вбитые, с промежутками около фута друг от друга.
Ноэ, возвращаясь утром из Лувра, внимательно изучил, как построен мост, и не забыл этой подробности.
Доплыв до второй арки, над которой возвышалась лавка флорентийца, Ноэ поднял весло и прекрасно рассчитанным быстрым движением просунул его между бревнами. Лодка остановилась, несмотря на увлекавшее ее течение. Он ухватился одной рукой за бревно, а другой — крепко привязал к нему лодку. Потом он отыскал в темноте, слабо освещаемой отблеском воды, веревку, которая должна была быть спущена из окна Паолы.
Веревка действительно была.
Ноэ чуть-чуть подергал ее, чтобы дать знать о своем присутствии. Потом он вытащил из кармана легкую шелковую лестницу,. развернул ее и привязал к концу веревки. Веревка тотчас же поднялась вверх, а вместе с нею и лестница, нижний конец которой остался в руках у нашего героя.
Ноэ подождал несколько минут, затем потянул лестницу к себе, чтобы убедиться, что она крепко привязана к подоконнику Паолы, ступил ногою на первую ступень и начал храбро подниматься.
XVI
Вернемся теперь к Генриху Наваррскому, которого мы оставили идущим за Вильгельмом Верконсеном, приказчиком ювелира Самуила Лорио.
Вильгельм повел принца, как он и рассказал несколько часов спустя Ноэ, на улицу Сен-Дени.
«Поведет ли он меня на улицу Урс?» — размышлял Генрих, поглядывая на молчавшего весь путь Вильгельма.
Но вместо того, чтобы повернуть на улицу Урс, Вильгельм остановился перед все еще запертой лавкой суконщика, вставил ключ в замок и, осмотревшись кругом, чтобы убедиться, что на улице никого нет, отпер дверь, пропустил в лавку принца и поспешно запер ее.
— Куда, к черту, ты меня ведешь, приятель? —« спросил принц.
— Тс, идите за мной.
— Лавка была полутемная. Принц посмотрел кругом. Он очутился среди тюков сукна, огромной кучи свертков бумажных и шелковых материй. Лавка занимала одну довольно большую комнату.
Однако Вильгельм Верконсен направился в тот угол, где лежали три тюка сукна, он поднял один из них, и принц увидел люк, крышка которого была поднята.
Приказчик высек огонь, зажег витую восковую свечу, взял принца за руку и сказал:
— Идите за мной!
— Вот тебе раз,— проворчал Генрих Наваррский.— Прекрасная ювелирша назначила мне свидание в погребе.
Идя за Вильгельмом, он спустился на тридцать ступенек и очутился в довольно узком погребе.
— Теперь мы пойдем по ровной дороге. Возьмите меня за руку, я вас поведу,— сказал Вильгельм, и, опасаясь, чтобы свет восковой свечи не выдал его, он тотчас же потушил ее.
Принц очутился в глубокой темноте, но так как его вел Вильгельм, то он продолжал продвигаться вперед. Притом он шел по ровной поверхности, слегка сырой и грязной, но все же нога могла ступать по ней уверенно.
Таинственное путешествие впотьмах длилось около десяти минут. Во все время пути Вильгельм не сказал ни слова, а принц ни о чем не расспрашивал. Темнота нагоняет безмолвие.
Вдруг Вильгельм остановился.
— Сударь, позади вас лежит большой камень, сядьте на него и подождите меня.
И, не дав Генриху времени ответить, Вильгельм выпустил его руку, а по звуку его шагов Генрих понял, что он уходит.
Принцу было двадцать лет. Он был отважен как лев и никогда не трусил. Однако, оставшись один в этом подземелье, не зная, куда его хотят вести, он почувствовал легкое беспокойство.
«Почем знать,— размышлял он,— что этот Вильгельм не изменник, и, служа посланником жены, он в то же время не служит и ревнивому, мстительному мужу».
Через несколько минут в темноте послышались шаги Вильгельма. Он направился прямо к принцу как человек, изучивший в совершенстве место, по которому идет. Он взял Генриха за руку и сказал:
— Идемте, Самуил Лорио и старик Иов еще спят.
— Вот как,— произнес принц.
— Моя госпожа ждет вас.
Слабый луч света внезапно ударил в глаза Генриху, и он понял, что подземный коридор вдруг круто повернул. В самом деле, на высоте тридцати ступеней он увидел полуотворенную дверь.
Поднявшись по ступенькам, он, к своему великому изумлению, очутился в мастерской Самуила Лорио.
Генрих сделал три шага вперед и услышал позади себя глухой звук. Он обернулся: от. двери, через которую он вошел, не осталось и признака.
Вильгельм Верконсен улыбался.
— Откуда же, черт возьми, мы вошли? — спросил Генрих.
Он ощупал стену и не нашел следа отверстия.
— Самуил Лорио потому и богат, что осторожен! — ответил Вильгельм.
— Неужели?
— И он умеет,— прибавил приказчик,— принимать меры предосторожности.
Вильгельм рассказал назначение подвалов, потом, приложив руку к стене, нажал замаскированную пружину: часть стены раскрылась, и принц понял все.
— Если поставить ногу на эту плиту,— объяснял Вильгельм,— то вход в подземелье закрывается. Самуил Лорио велел проделать этот проход более двадцати лет назад, когда он только еще начинал копить богатства. И в течение этих двадцати лет только четверо знают о существовании прохода: хозяин, суконщик, старик Иов и я. Положим, о нем знает и госпожа Сара,— прибавил Вильгельм,— но это хозяину неизвестно.
— Неужели! — воскликнул принц.
— Если бы хозяин знал, что его жене известна его тайна, то, наверное, вы бы здесь не были.
— А от кого она узнала о существовании этого хода?
— От меня.
Вильгельм приложил палец к губам.
— Тс, хозяин спит наверху. Проходите быстрее, он скоро проснется.
— Идем,— сказал принц.
Вильгельм провел его через мастерскую, поднял портьеру, и принц очутился на пороге уютного будуара, где его уже однажды принимала прекрасная ювелирша.
Как и накануне, Сара была там. Но молодая женщина на этот раз не улыбалась. Она даже не покраснела при виде Генриха.
Бледная и печальная, она поприветствовала его движением руки и сказала:
—Садитесь, ваше высочество, и говорите тише, умоляю вас.
«Ого! — подумал принц, смущенный грустным настроением прекрасной ювелирши.— Наше любовное свидание начинается довольно странно».
Генрих взял руку Сары и поднес ее к губам.
— Ваше высочество,— сказала она, отнимая свою руку.— Мое поведение должно показаться вам странным, и если бы я не сознавала, что все же поступаю честно, мне было бы стыдно за свою смелость.
Генрих понял, что прекрасная ювелирша не солгала, написав ему, что хочет доверить ему тайну, и что дело идет не о любовном свидании. Но, как человек благородный и великодушный, он угадал, что перед ним находится очень несчастная женщина, которую он и поклялся защищать.
Сара указала ему на кресло. Он сел и сказал:
— Говорите, сударыня, я слушаю вас.
— Ваше высочество, в первый раз вы спасли меня, не зная даже, кто я, а теперь, узнав меня, я глубоко убеждена, что вы будете продолжать оказывать мне вашу великодушную помощь.
— О, конечно! — воскликнул принц.
Сара продолжала:
— Графиня Грамон, моя подруга детства, передавая вам письмо ко мне, была далека от мысли, что я стала самой несчастнейшей из всех женщин.
— Вы несчастны? — с жаром воскликнул Генрих.
— Она рассказывала вам о моем муже, не правда ли?
— Да,— ответил принц.
— И описала вам его как наилучшего человека?
— Да, это правда.
— Самуил Лорио — гнуснейший убийца,— сказала прекрасная ювелирша мрачно и с глубокой убежденностью.
— Что вы говорите, сударыня? — вскричал удивленный принц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26