Разрешите я займусь ремонтом. — Он наклонился вперед и взял у нее вату. Ловким движением он сунул ее под порванную обивку.
— Проделано мастерски. — И она с улыбкой посмотрела на него.
— Поездишь в наемных экипажах — всему научишься.
— А я думала, что у графов есть собственные кареты.
— У данного графа ее нет. — Его слова прозвучали весьма едко. Он уставился в окно, не обращая внимания на Холли.
Молчание стало напряженным, джентльмен просто излучал раздражение. Что она такого сказала? Просто старалась поддерживать приятный разговор. Некоторое время она смотрела на его профиль, потом пожала плечами, отвернулась и тоже стала смотреть в окно. Если все английские графы так чувствительны и раздражительны, вряд ли ей захочется обзавестись подобными знакомствами.
Данн затянулся хозяйской сигарой, потом выпустил изо рта три колечка дыма. Он нахмурился — сигара оказалась низкого качества. Его хозяин обычно покупал все самое лучшее, но последние два года опустился до дешевого табака. Данн никогда не купил бы себе такую дешевку, но сигару он курил хозяйскую, так что жаловаться не приходилось.
Он смотрел, как кольца дыма поднимаются к потолку и тают, потом пошевелил большими пальцами ног, обутых в сапоги и лежащих на письменном столе. Вынув сигару изо рта, он подкрепился глотком портвейна. Не успев проглотить его, он услышал, как к парадному подъехал экипаж, и чуть не подавился. Откашлявшись, на что ушло целых пятнадцать секунд, он наконец смог вздохнуть. Сунув сигару в рот, он рывком спустил ноги со стола и вскочил с кресла.
Потом подбежал к двери, но замер на полпути, вспомнив о сигаре во рту. Испугавшись, он бросился к камину, швырнул сигару в огонь, потом помахал руками в воздухе, пытаясь разогнать табачный дым. Стакан, из которого он пил, так и остался стоять на столе. Данн схватил его, одним глотком опрокинул в себя содержимое, потом поставил стакан рядом с чистыми.
Будь у него крылья, он не мог бы двигаться быстрее. Он выскочил из кабинета, захлопнув за собой дверь, потом промчался по холлу и оказался у входной двери. Взявшись за дверную ручку, он изобразил на лице должное выражение, поправил галстук и открыл дверь именно в тот момент, когда хозяин подошел к ней.
— Добрый вечер, милорд, — сказал он ровным голосом, ничем не выдав, что запыхался. Потом он увидел, что хозяин держит на руках молодую леди, и вытаращил глаза. Вид граф Антон имел явно растерянный.
Данн посмотрел на леди, желая установить, не она ли явилась причиной такого настроения его хозяина. Молодая леди со слишком смуглой кожей явно много времени провела на открытом воздухе. Овальное лицо леди, алый рот, маленький прямой носик, не слишком дерзкий, выглядели премило. Выгодно подчеркивали черты лица большие карие глаза, обрамленные длинными густыми темными ресницами. Ее длинные распущенные волосы, рыжевато-каштановые, но скорее рыжеватые, были откинуты назад. Несколько непослушных рыжих прядей обрамляли ее лицо. Единственное слово, какое подходило для описания облика леди, было “обыкновенная”, но не настолько, чтобы его светлость стал злым, как краб.
— Здравствуйте, — поприветствовала она, улыбнувшись Данну и показывая ямочки на щеках.
Данн решил, что “обыкновенная” — слишком резкое слово для описания молодой леди. Она скорее очаровательная. Ямочки придали ее лицу обаяние и какое-то безыскусное сияние.
— Здравствуйте, мисс, — раскланялся он.
Его светлость перенес ее через порог. Данн быстро отскочил в сторону, чтобы его не сбили с ног, потом хмуро посмотрел в спину хозяину.
— Данн, это мисс Кемпбелл. Она вывихнула лодыжку. Куда мне отнести ее?
Мисс Кемпбелл посмотрела на кислое лицо хозяина, и ее ямки исчезли вместе с улыбкой.
— Я не хочу никого обременять.
— Может быть, в красную комнату, милорд. Только она готова для гостей.
Его светлость кивнул, потом пошел вверх по лестнице, сохраняя на лице угрюмое выражение.
Данн шел за ним, отстав на три ступеньки. Он уже знал, что, когда хозяин не в настроении, подобное расстояние самое безопасное. Но он никогда еще не видел хозяина в таком дурном настроении.
Данн подождал, пока они поднимутся, потом поспешно опередил их и открыл дверь в комнату. Отойдя в сторону, он зажег свечу. Свет залил комнату, осветив изъеденные молью занавеси и некогда бордовые обои, которые теперь выцвели до розового цвета и отставали от стен по углам. В комнате стояли только кровать под пологом и маленький столик с деревянным подсвечником. Спальня была единственная, оставалась еще комната Данна и его хозяина с кое-какой мебелью. Все остальное продали, чтобы уплатить долги. Данн на миг смутился, но молодая женщина, кажется, не заметила жалкой обстановки.
— Данн позаботится о вашей лодыжке и обо всем, что вам может понадобиться. Горничной у меня нет, так что вам придется самой заниматься своим туалетом. — Он положил ее на кровать, выпрямился и уперся кулаками в бедра. — Где я могу найти ваш багаж?
— У меня нет багажа.
— Что, совсем? — спросил он скорее раздраженно, чем удивленно.
— Совсем. — Избегая его взгляда, она уставилась на свои руки.
Его светлость повернулся к Данну.
— Найдите на чердаке какую-нибудь одежду для нее. И еще она вывихнула лодыжку. Надеюсь, вы поможете ей.
— Слушаюсь, милорд. — Данн поклонился и проводил хозяина взглядом. Выйдя, тот закрыл за собой дверь.
Девушка громко вздохнула, после чего спросила:
— Он всегда такой?
Данн улыбнулся в ответ и, подойдя к окну, закрыл ставни.
— Обычно он совсем другой, мисс.
— Пока мы ехали сюда в кебе, он даже не разговаривал со мной. А я только и сказала, что, по моему мнению, графы ездят в собственных каретах. Наверное, я не знаю, как здесь полагается разговаривать с аристократами. Отныне я буду следить за каждым своим словом.
Данн повернулся, слегка смущенный, и объяснил:
— У его светлости, мисс, финансы поют романсы. Он уже несколько месяцев как не имеет средств, чтобы содержать карету здесь, в Лондоне. Наверное, вы задели его гордость. Он никак не оправится, с тех пор как лишился своей конюшни.
— Ах как жаль. Я не знала.
— Не обращайте внимания. Он вспыльчив, но отходчив. Завтра он снова будет самим собой. — Данн остановился у кровати. — Так какая лодыжка болит, мисс?
— Левая.
— Я немного пощупаю. — И, сняв с нее башмак, он потрогал ее лодыжку. Лодыжки у нее были очень красивые.
Она вздрогнула.
— Здесь больно, мисс? Она кивнула, закусив губы.
— Кажется, немного распухло. Я сейчас принесу примочку. К утру вам полегчает. — Он повернулся, чтобы идти, но она остановила его вопросом:
— Откуда вы столько знаете о растяжениях?
— В молодости я работал на конюшне. Когда имеешь дело с лошадьми, можно много чего узнать насчет растяжений.
— Надеюсь, от вашей примочки у меня не вырастут грива и хвост. — Она улыбнулась, сверкнув своими ровными белыми зубами.
Он тоже улыбнулся в ответ и подмигнул ей.
— Раньше у меня такого не бывало. Я сию минуту вернусь, мисс.
Он поклонился, размышляя о том, что девушка просто излучает теплый солнечный свет, который так нужен сейчас его хозяину,
Холли снилось Рождество дома, в Кимбли… За два дня до Рождества бабушка стряпала. Запах кекса с ромом и изюмом, который она испекла лишь час назад, витал в воздухе. У Холли слюнки текли, когда она взяла гвоздичку и сунула ее под кожицу апельсина. Потом посмотрела на Кента. Он помогал готовить ароматические шарики.
— Ты не так все делаешь, — выговорила она ему, глядя, как он сунул себе в нос гвоздичку. Он всегда раздражал ее. Она с трудом терпела его на плантации.
— Я знаю, как нужно делать, — дерзко заявил Кент.
— Врешь! Гвоздику кладут в апельсины, — заспорила Холли.
— А я кладу ее, куда мне захочется. — И он нагнулся и попытался сунуть гвоздику ей в ухо.
— Кент, не балуйся, — остановила его бабушка, ее руки с тонкими венами замерли над охапкой веток вьющегося кедра, которые она вешала над дверью в гостиную. Элла Ким-бел была маленькой женщиной с блестящими серебряными волосами и безмятежным лицом. Часть ее безмятежности растаяла, когда она устремила на Кента свой взгляд поверх очков.
— Тогда я пошел. — Кент вскочил со стула так резко, что тот опрокинулся. Он сердито оглянулся на стул и выбежал из комнаты.
Холли слышала, как его шаги прогрохотали по холлу, потом захлопнулась входная дверь.
— Попомни мои слова, — проговорила бабушка. — В один прекрасный день этот ребенок доставит всем большие неприятности.
Холли бросила взгляд на дверь, из которой только что выскочил Кент, и поняла, что бабушка права…
Холли проснулась, потому что нечто тяжелое плюхнулось на кровать и коснулось ее спины. Ей подумалось, что пришел Кент, и она закричала.
— Господи! — раздался в темноте мужской голос.
Холли сонно заморгала и вспомнила, где она. С быстротой, удивительной для человека, которого только что разбудили, она схватилась за простыню, натянула ее до шеи и отодвинулась к другому краю кровати.
— Кровать занята, сэр, — заявила она с сильно бьющимся сердцем.
— Я так и подумал, когда вы закричали, сударыня. — Кровать прогнулась, когда мужчина поднялся, потом потянул покрывало, и оно сползло.
— Ничего не могу поделать, — вздохнула Холли. Тут дверь в спальню распахнулась.
В комнату ворвался поток света из коридора. В дверях показался Джон, одетый в халат. Свет из коридора обрисовывал очертания его широких плеч, сужающихся к плоскому животу и стройным бедрам. Халат запахивался впереди у талии, обнажая лепные мускулы торса с темным треугольником волос. Она не могла отвести глаз от его обнаженной груди — воплощения мужского совершенства.
— Здравствуй, брат, — снова заговорил незнакомец.
Холли повернулась посмотреть на того, кто стоял у кровати. Высокий, как и Джон, но не такой мускулистый, с белой и безволосой грудью по сравнению с широкой грудью Джона, поросшей густыми темными волосами, он старательно кутал нижнюю часть тела в покрывало. Немытые вьющиеся волосы нависали надо лбом, доходя до карих глаз, устремленных на Холли. Он казался моложе Джона — может быть, двадцати четырех или двадцати пяти лет.
Джон вошел в комнату. Халат его слегка распахнулся посередине, и при каждом шаге показывались ноги с выпуклыми мускулами. Холли смотрела, как он подходит, и никак не могла оторвать взгляд от его голых ног. Чем ближе он подходил к кровати, тем больший жар охватывал ее.
Джон подошел к брату:
— Какого черта ты здесь делаешь, Тедди?
— Я всегда останавливался в этой комнате, когда бывал в Лондоне.
— А зачем ты явился домой?
— Я рано сдал экзамены и приехал на зимние каникулы.
— Ты мог бы сообщить мне об этом.
— Я не знал, что теперь надо сообщать заранее. — И Тедди посмотрел на Холли.
Данн уже побывал на чердаке и нашел там для нее шелковую ночную сорочку с глубоким вырезом, слишком сильно открывающим шею и грудь. Тедди окинул ее взглядом. Он смотрел на нее, как на кусок аппетитного кекса, потом уголки его губ приподнялись в медленной улыбке,
— Кто эта красивая дама?
Холли поняла, что простыня сползла с нее, и, рывком натянув ее до подбородка, представилась:
— Я мисс Холли Ки… — Она замолчала, спохватившись, потом докончила: — Кемпбелл.
— Позвольте мне представиться, мисс Ки-Кемпбелл, — улыбнулся он, потешаясь над тем, что она забыла собственную фамилию. — Я лорд Теодор Сент-Джон, брат сердитого медведя, который стоит рядом со мной. Все близкие друзья зовут меня Тедди. — И он отвесил надлежащий поклон.
— Сейчас не время знакомиться. — Медведь схватил брата за руку и потащил к двери. — Дадим мисс Кемпбелл возможность выспаться.
— Подожди же! Моя одежда… — Тедди вырвал у брата руку. Потом наклонился, чтобы подобрать с пола одежду. Покрывало выскользнуло из его рук, и Холли увидела его со спины целиком.
Она зажмурилась и отвернулась.
— Оп-ля, — щелкнул языком Тедди.
Она услышала, как зашуршало покрывало, которое он снова натягивал на себя, потом тихий шорох — он, очевидно, подбирал одежду.
— К чему тебе затруднять себя и кутаться? С таким же успехом ты мог бы разгуливать по дому нагишом. — Голос Джона звучал тихо и раздраженно. — С каких пор ты стал спать голым?
— Я всегда так сплю.
— Советую на будущее проверять постель, прежде чем разденешься.
Дверь захлопнулась.
Холли было слышно, как Джон распекает брата в коридоре. Она сдерживала смех, пока могла. Потом упала, спрятала лицо в подушку и рассмеялась до слез.
Джон вытащил Тедди в холл.
— Как можно быть таким беспечным?
— А откуда я мог знать, что в моей комнате окажется женщина? Раньше ты никогда не приводил в дом своих любовниц. — Тедди нахмурился. — Почему она не в твоей постели?
— Она мне не любовница, — проворчал Джон сквозь зубы.
— Кто же она в таком случае?
— Невинность, которую я спас от каких-то головорезов в доках. Если бы ты вел себя поосторожнее, входя в комнату, ты бы все узнал. А ты поступил просто некрасиво. Я пригласил ее к себе в дом, чтобы защитить, а ты что делаешь? Разгуливаешь перед ней голый. Или ты всегда будешь идти по жизни как незрячий невежда? Ты никогда не станешь взрослым человеком.
— Надеюсь, что никогда не буду таким старым скрягой, как ты.
— Если бы на тебе лежала такая же ответственность, как на мне, тогда ты понял бы, почему мне приходится относиться к жизни серьезно.
— Ты все еще обращаешься со мной, как с ребенком.
— Потому что ты ведешь себя как ребенок.
— Я не ребенок, — возразил Тедди, защищаясь. — Мне двадцать четыре года, но ты мне никогда не доверял. — Потом в его голосе зазвучала боль. — Я твой брат, но ты слишком горд, чтобы говорить со мной о чем бы то ни было. Пусть ты на восемь лет старше меня, и тебе кажется, что ты должен нести все бремя на своих плечах. Дай же и мне возможность разделить его с тобой.
— Что толку беспокоить тебя нашими денежными проблемами? — вымолвил Джон, чей голос уже не звучал негодующе. Джон прислонился к стене.
Тедди немного помолчал, потом спросил встревоженным голосом:
— Что, безвыходное положение стало еще безвыходное?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44