– Я не собираюсь сидеть сложа руки, в то время как моего мальчика несправедливо обвиняют в убийстве, – заявила она, отстранившись от него.
Он старался выглядеть беззаботным, однако у него это плохо получалось.
– Я уже давно не мальчик, мама.
Эммелин улыбнулась, сняв белые перчатки и убрав их в дамскую сумочку.
– Для меня ты всегда останешься моим мальчиком, дорогой.
Грейсон громко рассмеялся, и когда Лукас повернул голову в его сторону, то увидел, что Софи уютно расположилась на диване рядом с его братом. Он заметил в позе Грсйсона непринужденность, что обычно случалось лишь тогда, когда его жена находилась рядом. На лбу Лукаса проступили морщины, и он не мог понять, почему при виде этого зрелища у него так сильно защемило сердце.
Сначала он приписал это внезапным бурным переменам в его жизни. Любому на его месте стало бы не по себе при мысли о матери, живущей с ним под одной крышей, не говоря уже об обвинении в убийстве.
Но будь Лукас с самим собой более искренним, он вынужден был бы признать, что за последние несколько месяцев прежняя жизнь перестала его устраивать. Все время ходить по краю пропасти, действовать на грани закона уже не прибавляло ему адреналина в кровь. Даже женщины не доставляли ему прежнего удовольствия. Несмотря на то, что он мог без труда довести как себя, так и свою избранницу до высшей точки любовного экстаза, все чаще и чаще, поднявшись со скомканных простыней, он подолгу стоял один у окна, чувствуя себя опустошенным и потерянным – словно ему хотелось чего-то большего.
В глубине его сознания промелькнула мысль, что он, очевидно, пал так низко, что прежних удовольствий ему недостаточно. Если и дальше так будет продолжаться, в следующий раз ему придется прибегнуть к половым извращениям. Когда он представил себе эту перспективу, у него по спине пробежала холодная дрожь. Половые извращения никогда не вызывали у него интереса – ни раньше, ни теперь. Как ни странно, сейчас его ум куда больше занимала Элис Кендалл с ее безупречной чистотой.
Лукас решительно отогнал от себя неприятные раздумья, так он поступал всегда, стоило им всплыть на поверхность. За последние годы у него было больше денег и удовольствий, чем у других мужчин за всю жизнь.
– Ваша мать без труда могла бы учиться на юридическом факультете, – пояснила Софи, положив с видом собственницы руку на грудь мужа. – Даже сотрудник библиотеки был поражен тем, как легко она улавливает основные идеи.
Лукас сунул руки в карманы.
– А я-то думал, что вы отправились на поиски обоев.
Эммелин усмехнулась:
– На мой взгляд, ты зря тратишь время и деньги, перестраивая соседний дом, когда я вполне счастлива и здесь.
Здесь. В его клубе, набитом игроками и танцовщицами из кордебалета. Как будто ей самое место в этом притоне для падших душ. Теперь он не сомневался, что она твердо намерена сопротивляться ему на каждом шагу. Вряд ли этот день мог быть для него хуже.
Вдруг в большом зале внизу раздалась чья-то тяжелая поступь. Грейсон выругался, а Лукас, бросив взгляд поверх перил, заметил своего отца, который буквально ворвался в «Найтингейл-Гейт», остановившись на натертом до блеска полу.
Как оказалось, худшее в этот день только должно было случиться.
Брэдфорд Хоторн был высоким мужчиной, таким же высоким, как и его сыновья, с такими же темными волосами, широкими плечами и голубыми глазами, что и у Лукаса. Без сомнения, в молодые годы Брэдфорд был точной копией своего младшего сына, да и сейчас это сходство не исчезло. Его сюртук строгого покроя был из тонкого дорогого сукна, элегантный жилет выглядел вполне благопристойно, без всякого намека на легкомыслие, а шляпа на голове могла бы принадлежать священнику.
Брутус поспешил к нему через всю комнату, однако Брэдфорд не обращал внимания ни на великана, ни на девицу, неизвестно как оказавшуюся у него под боком. Он стряхнул с себя ее руку и поднял глаза наверх.
– Мать, где ты? – потребовал он. Его низкий властный голос разносился по всему залу, отражаясь от высоких потолков.
Посетители клуба тут же прервали свои дела, с любопытством поглядывая в его сторону.
– Тебе вовсе незачем так кричать, Брэдфорд. Я здесь.
Эммелин произнесла эти слова полным достоинства тоном, словно какая-нибудь вдовствующая графиня. Брэдфорд с негодованием посмотрел на нее, стащил с головы шляпу и, крепко сжав ее в руке, направился вверх по лестнице. Он оттолкнул в сторону Брутуса, даже не думая о том, что силач, которому было поручено охранять главный вход в «Найтингейл-Гейт», мог избить его до полусмерти, не пролив при этом ни капли пота, и с шумом поднялся по лестнице и ворвался в комнату, не удосужившись постучать в дверь.
– Я вовсе не кричу! – проревел он. – Просто я хочу знать, почему ты отказываешься выполнять свой долг.
Эммелин презрительно фыркнула:
– Раз уж ты хочешь поговорить со мной о долге, давай начнем с твоего долга перед сыном.
Глаза Брэдфорда вспыхнули.
– На тот случай, если ты об этом не слышал, – продолжала она, – твой сын обвиняется в убийстве.
Брэдфорд перевел взгляд на Лукаса.
– Да, я слышал, хотя не могу сказать, чтобы меня это удивило.
Лукас весь напрягся.
– Какой-то малый из редакции «Бостон глоб» несколько дней назад расположился лагерем на поляне перед нашим домом, надеясь добраться до меня. Однако я оказался хитрее. Я посылаю Гастингса к парадной двери, а сам в это время тайком выбираюсь из дома через черный ход. Действует безукоризненно.
– Почему бы тебе не поговорить с этим репортером? – спросил Грейсон, чья непринужденность тут же исчезла при появлении отца. – Твое молчание только усложняет дело.
– Мне нечего ему сказать. Никто не может обвинить меня в том, что я был плохим отцом. Я никогда не пренебрегал своими обязанностями! И я не позволю каким-то там газетчикам трепать мое имя, когда я сделал для сына все, что мог!
Глаза Грейсона превратились в щелочки, лицо его выражало удивление. Эммелин затаила дыхание. Однако Лукас только сухо, неприятно рассмеялся:
– Да, папа, ты был истинным образцом для подражания.
– Довольно, вы оба! – вмешался Грейсон. – Как бы ты ни относился к Лукасу, отец, думаю, честь семьи Хоторн тебе небезразлична. Если Лукас пойдет ко дну, ты отправишься вслед за ним.
– Черта с два! Я уцелел после того, что случилось с Мэтью. И с тобой. Уцелею и на этот раз.
– Тогда за каким дьяволом ты пришел сюда? – осведомился Грейсон.
– Чтобы забрать мою жену. – Брэдфорд обернулся к Эммелин: – Я дал тебе время, чтобы образумиться, хотя и должен был предвидеть, что этого не случится. Но теперь, когда эти проклятые газетчики шастают повсюду, ты должна быть там, где тебе и место, – в Хоторн Хаусе, рядом со мной, а не в каком-то… доме терпимости. Изящные пальцы Эммелин сжались в кулачки.
– Я скорее предпочту жить в настоящем доме терпимости, поскольку в твоем доме я всегда была не более чем содержанкой. И к тому же скверно оплачиваемой содержанкой.
– Мать! – воскликнул Брэдфорд в порыве негодования.
– И еще, – добавила Эммелин, – я тебе не «мать»! У меня, в конце концов, есть имя! Хотя я не помню, когда ты в последний раз им пользовался.
Брэдфорд бросил на нее гневный взгляд и усилием воли взял себя в руки.
– Очень хорошо, – процедил он сквозь стиснутые зубы, – Эммелин, тебе пора оставить все эти глупости и вернуться домой.
– Глупости? – Эммелин гордо расправила плечи. – Единственное, что я нахожу глупым, так это твою нелепую уверенность, будто я со временем смогу вернуться к тебе. – Она приподняла подбородок: – Тебе пора понять, что мои намерения совершенно серьезны – настолько серьезны, что я хочу подать на развод.
– Развод? – вскричали в один голос Брэдфорд, Грейсон и Лукас.
Посетители клуба внизу вытянули шеи так, что Лукас был уверен: они вот-вот опрокинутся навзничь.
– Почему бы нам не подняться наверх в мой личный кабинет? – предложил Лукас.
– Иди туда сам, если хочешь, – язвительным тоном отозвалась Эммелин. – Я остаюсь здесь. Я и так уже слишком многое вынесла и теперь начинаю новую жизнь.
Брэдфорд снова сердито сверкнул на нее глазами, явно не зная, на что решиться. Стоит ли ему увести ее отсюда силой, на что он имел законное право? Или же ему лучше попытаться умиротворить ее, сказав что-нибудь приятное? Хотя любому болвану на его месте легко было догадаться, что сначала ему придется иметь дело с двумя своими сыновьями. Впрочем, Брэдфорд Хоторн никому не давал себя запугать, а тем более собственным детям.
Наконец он произнес:
– Что ж, отлично. Оставайся здесь. Вот увидишь сама, заботит это меня или нет.
Затем он кинулся вон из комнаты, хлопнув на прощание дверью и тем самым давая понять, что никакого примирения не будет.
Лукас понурил голову. Итак, его мать останется здесь.
Элис направилась прямо к зданию суда. Ей приходилось подгонять себя, торопясь на Тремонт-стрит, где можно было сесть на трамвай. Ноги ее превратились в желе, внутри все клокотало. Должно быть, она и впрямь выжила из ума, если решилась взяться за такое дело.
Сколько раз ей нужно напоминать себе о том, что Лукас Хоторн не сулит ей ничего, кроме неприятностей? Любой человек, наделенный хотя бы крупицей здравого смысла, мог бы это понять. Он был человеком с дурной репутацией, владельцем салуна. Он якшался с женщинами легкого поведения и, без сомнения, толкал мужчин на путь порока. Но дело заключалась в том, что она хотела получить работу.
Она все еще не могла отделаться от неприятного осадка, вызванного словами ее отца за ленчем. В глубине души она надеялась, что, когда прибудет в здание суда, он крепко обнимет ее и попросит прощения за свое поведение. Однако Элис знала слишком хорошо, что Кендаллы никогда и ни у кого не просили прощения. Они действовали. А что касается задетых чувств, то с ними следовало расстаться и больше о них не вспоминать. Сильная женщина прежде всего никогда не должна оказываться в подобном положении.
Неужели даже родной отец не верил в нее?
На Тремонт-стрит, не заметив поблизости ни одного трамвая, она остановила наемный экипаж и попыталась немного расслабиться под мерный стук колес, пока они, миновав Театральный квартал, проехали вдоль ограды парка Бостон-Коммон и остановились у массивного каменного здания, где вершилось правосудие.
Однако ей помогла успокоиться не столько поездка, сколько мысль о том, что, невзирая ни на какие обстоятельства, ей впервые досталось по-настоящему крупное дело. После неприятного разговора за ленчем с отцом и недавней перепалки с Лукасом действительность наконец-то начала понемногу проникать в ее сознание. У нее появился клиент. Настоящий живой клиент из плоти и крови, который мог щедро оплатить ее услуги.
Первым делом она решила зайти в контору окружного прокурора и получить все собранные ими документы по делу, что означало для нее неизбежную встречу с отцом.
Глубоко вздохнув, она повернула медную ручку и открыла дверь в контору. Неужели он до сих пор сердится на нее?
– Элис, дорогая! – приветствовала ее приятно удивленная Луиза Леммонс, оторвав взгляд от своего содержавшегося в безупречном порядке письменного стола. – Что привело вас сюда? Мне казалось, вы уже виделись с вашим отцом в ресторане.
Элис крепче сжала в руках сумочку.
– Да, но мне нужно переговорить с ним с глазу на глаз.
– Сначала я выясню, может ли он вас принять, дорогая. Он сейчас очень занят. Только что вернулся после встречи с губернатором, а тут еще вся эта шумиха из-за дела Хоторна.
– О какой шумихе вы говорите?
– Вы же знаете, как ведет себя ваш отец каждый раз, когда речь заходит о какой-нибудь важной персоне, ну а уж из-за этого дела он и вовсе сам не свой. О нем будут писать во всех газетах, учитывая, какой известностью – или, вернее, дурной славой – пользуется Лукас Хоторн. – Луиза тихо хихикнула, словно школьница. – И вряд ли вы можете найти более одиозную личность на роль главной свидетельницы, чем Синди Поп.
– Синди Поп? – переспросила Элис, скривив губы.
– Да. Свидетельницу зовут Синди Поп, а имя жертвы – Люсиль Руж. Полный набор персонажей, которых так обожает пресса. А вы ведь знаете, как ваш отец любит прессу.
– О да, еще бы! – Элис знала, что отец часто использовал газетчиков в своих интересах, и, без сомнения, поступит так же и на этот раз. – Не могли бы вы предупредить его о том, что я здесь?
Луиза хотела что-то возразить.
– Это займет не более пары минут, даю вам слово.
Вздохнув и покачав головой, Луиза направилась к двери в смежный кабинет. Постучав один раз, она вошла и спустя несколько минут проводила туда Элис. При виде дочери Уокер Кендалл улыбнулся и отложил в сторону перо. Он сидел за широким казенным письменным столом из прочного дуба, свободное пространство перед которым занимали два кресла из того же дерева, а позади стоял тщательно отполированный, хотя и покрытый царапинами шкаф. Любой другой человек на его месте, достигнув столь высокого положения, наверняка приказал бы заменить мебель. Однако Уокер Кендалл гордился тем, что вышел из народа, радел о его нуждах, преследуя каждого, будь то мужчина или женщина, кто осмеливался действовать ему во вред. За свои старания он получил множество наград и благодарностей, и все они висели на стенах или красовались на видном месте в шкафу. Этот кабинет был настоящим памятником его успеху.
Элис вдруг пришло в голову, что в кабинете Лукаса Хоторна она не заметила ни одного диплома или фотографии – почти ничего, что могло бы поведать ей о характере этого человека. Его контора, хотя и выглядела внушительно, была обставлена весьма скромно – полная противоположность кабинету ее отца.
Элис гнала от себя предательскую мысль, что она чувствовала себя гораздо свободнее в «Найтингейл-Гейте», чем здесь. Нельзя сказать, чтобы она совсем не испытывала неловкости, находясь в мужском клубе рядом с Лукасом, который наклонился к ней так близко, что жар его тела окутывал ее со всех сторон. Та же самая дрожь овладела ею, когда он впервые переступил порог ее конторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45