С юных лет она привыкла полагаться только на себя и собственные силы, без всякого сюсюканья или рыданий в жилетку. «Нет уж, благодарю покорно, сэр!»
Ей все это показалось уже слишком.
– На что вы так смотрите? – спросила она сердито.
– На вас. Вы не голодны, моя прелесть?
– Сколько раз вам повторять, чтобы вы не называли меня «моя прелесть»! – Она шмыгнула носом. – И даже если я немного проголодалась, вам-то что до этого?
– Я прикажу принести вам что-нибудь.
– Нет-нет. Мне пора домой.
Домой! В темный флигель на задворках родительского особняка.
Злополучные слезы снова подступили к ее глазам, и губы задрожали. Прикусив нижнюю губу, Элис попыталась собрать всю свою волю, но тут Лукас прикоснулся к ней, и плотину вдруг прорвало. Слезы хлынули с такой силой, словно десятилетиями ждали этого мгновения. Она в гневе смахнула их, однако он перехватил ее руку и, притянув к себе, бережно обнял, словно у него не было сейчас более важного дела, как только утешать ее.
– Объясните мне, наконец, что же с вами случилось, – произнес Лукас тихим, но повелительным голосом.
И тут Элис не выдержала.
– Ничего не случилось, – пробормотала она сквозь рыдания.
Лукас прижал ее щекой к своей груди и ласково провел рукой по спине, чувствуя, как тонкая ткань его рубашки становится влажной от ее слез.
– У меня все в полном порядке, – продолжала она шепотом, наслаждаясь его мужской силой, – если не считать того, что отец злится на меня, а дядя сомневается в моем рассудке. – Она в отчаянии пожала плечами. – Хотя кто может винить их за это? Я упряма, своевольна, настырна и совершенно не поддаюсь уговорам. Во мне нет ни одного из тех женских качеств, которые способны привлечь мужчину. – Тут она отстранилась от него, положив ладони на его широкую крепкую грудь, и подняла на Лукаса хмурый взгляд: – Можете спорить со мной, если вам угодно.
В ответ он еще крепче прижал ее к себе и усмехнулся, не отрывая губ от ее волос:
– Именно это и нравится мне больше всего. У вас достаточно здравого смысла, чтобы прямо называть вещи своими именами.
Глубокие чувства Элис, до сих пор остававшиеся скрытыми глубоко внутри, вырвались на поверхность – смелость, доходившая до безрассудства, подсознательное желание, отринув все условности, говорить свободно.
– Я не всегда говорю то, что у меня на уме, – прошептала она, обратив взгляд на губы.
Последние слова вырвались у нее прежде, чем она успела остановиться. Если Элис сама была поражена собственной дерзостью, то ей удалось поразить этого владельца клуба для старых жуиров еще больше. Непревзойденный знаток по части вина и женщин изумленно взглянул на нее, и Элис мысленно укорила себя за несдержанность.
– Извините, вы, наверное, находите меня ужасной?
Доброта в его взгляде уступила место иному чувству, более страстному и обжигающему – словно он уступал слабости, которую не мог себе позволить. Он поцеловал сначала ее волосы, затем лоб, потом его губы прикоснулись к ее щеке. И тогда, к его удивлению, она чуть повернула голову, пока их губы не встретились. Он глухо застонал, ладони его скользнули по ее плечам к шее. Его прикосновение оказалось именно таким, каким она его помнила, – непривычным и полным соблазна. Она чувствовала себя оцепеневшей и обессилевшей, однако хотела этого – как будто все это время ждала, когда он снова ее поцелует.
– Откройтесь мне, – прошептал он, не отрываясь от нее, и она повиновалась.
Едва он провел языком по ее губам, у нее вырвался стон. Жар его тела проникал даже сквозь разделявший их двойной слой ткани. Спина ее выгнулась, когда он прильнул к ней поцелуем, крепко обнимая за талию и одновременно нащупывая свободной рукой маленькие пуговицы у воротника ее блузки. С удивительным проворством он вынимал один перламутровый шарик за другим из петель, пока она не ощутила его пальцы на своей коже.
Поцелуй их постепенно становился все более пылким и страстным. Его язык словно порхал у нее между губ, пробуя их на ощупь, а пальцы тем временем расстегивали многочисленные пуговицы блузки. Наконец ему удалось высвободить их все, и ее охватила дрожь сладостной тоски, когда мягкая ткань его рубашки задела ее обнаженную кожу. Она еще теснее прижалась к нему, словно высекая огонь из кончиков его пальцев, ласкавших ее грудь.
– О Боже! – прошептал он почти в отчаянии, не отрываясь от ее губ.
Его рука опустилась вниз по ее спине, и она ощутила совсем рядом его твердую плоть. Она была нужна ему, несмотря на бесцветные волосы, невыразительные глаза и отнюдь не пышные формы. Эта мысль особенно радовала ее после отказа Кларка, хотя в то же время слегка пугала.
– Да, я хочу вас, – пробормотал он прерывистым голосом и отстранился, чтобы лучше видеть ее лицо. – И как только вам удается лишить меня самообладания?
Прежде чем Элис успела что-либо ответить, он снова со стоном притянул ее к себе, чуть не задушив в объятиях. Она чувствовала каждый удар его сердца – хотя они находились так близко друг от друга, что она не могла утверждать с уверенностью, где кончалось его сердце и начиналось ее собственное. Непрошеные мысли о действительности грозили разрушить идиллию, но когда ее пальцы сами собой отыскали густые пряди его шелковистых темных волос, она решительно их отбросила. Едва его язык проник в скрытые тайники ее рта, наслаждаясь ее вкусом и заставляя трепетать от страстной тоски, у нее пошла кругом голова.
– Элис! – только и смог выговорить он.
Ее тело пылало желанием, находясь во власти новой и неодолимой потребности. Дрожащими руками Элис ухватилась за него, подхваченная могучим водоворотом страсти, средоточие которой находилось в самых заветных глубинах ее существа. Она вся дрожала от волнения и, несмотря на все внушенные ей с детства правила, хотела большего. Словно почувствовав в ней эту потребность, Лукас осторожно снял с нее сначала блузку, а затем нижнее белье, пока она не ощутила прикосновение знойного летнего воздуха к своей коже.
Она наслаждалась вновь обретенной свободой, пытаясь справиться с пуговицами на его рубашке. Однако ее пальцы оказались далеко не такими ловкими, как у него, и он сам сорвал с себя тонкую батистовую ткань. Прикосновение его обнаженной кожи к ее телу было подобно небесному блаженству. Губы его опустились от ее подбородка к шее, ладони скользнули вниз, нащупывая соблазнительные округлости ее грудей. Она могла почувствовать охватившую его жажду, не уступавшую ее собственной. Затем он наклонился еще ниже, и она невольно вскрикнула, когда он взял в рот ее набухший сосок. Пальцы ее вцепились в его волосы, словно порываясь удержать, и она полностью отдалась удивительному ощущению от его алчных губ и шероховатого языка, ласкавшего ее кожу. Одной рукой Лукас поддерживал ее за спину, а другой обхватил за бедра, крепко прижимая к себе.
Вместе они опустились на пол, и Лукас уложил ее на мягкий восточный ковер. Длинные юбки Элис приоткрыли взору ее колени.
Отец, работа, Кларк – все вылетело из головы. Она совершенно не думала о последствиях. В объятиях этого мужчины ей не терпелось узнать, куда ее может завести собственное безрассудство. Во всяком случае, ей не хотелось уйти из жизни, так ни разу и не познав настоящей страсти.
Как раз в тот миг, когда она подумала об этом, крепкий палец Лукаса скользнул между складками ее женского естества. Все это, вместе взятое, – трепет желания, ощущение интимной близости, ответный порыв ее тела – потрясло ее существо до самых сокровенных глубин. «Неужели именно это люди и называют любовью?» – промелькнуло у нее в голове. Но тут же она подумала, что главной и самой важной стороной этого акта являлась именно любовь. Искренняя, чистая любовь.
Это соображение пришло ей на ум как раз в тот миг, когда Лукас снова наклонился к ней, чтобы поцеловать. Эмоции боролись в ее душе со здравым смыслом, но, невзирая ни на что, она знала, что никогда не решится на близость с мужчиной, не будучи любимой, по-настоящему любимой. Все произошло так быстро, что теперь ей с трудом верилось, что она сама это начала и ведет себя ничуть не лучше любой из обитательниц «Фламинго».
Она сделала резкое движение, пытаясь высвободиться из его объятий.
– Элис? – пробормотал удивленный Лукас.
– Отпустите меня! – потребовала она, голос ее стал хриплым от стыда и унижения. И как только она могла пойти на такое?
Неожиданность помогла ей обрести свободу, и Элис с трудом поднялась на колени, ухватившись за свою блузку. Однако решимость едва не покинула ее при виде лица Лукаса. На нем отражались боль и страх – те самые признаки уязвимости, которые она уже замечала во время их первой встречи в конторе.
Приподняв голову, он протянул к ней руки, намереваясь снова привлечь к себе.
– Нет, Лукас. Мы должны помнить о том, что нас связывают чисто деловые отношения. Ни один из нас не может позволить себе ничего большего.
– А если я скажу вам, что хочу большего?
Хотя он произнес эти слова чуть слышно, они обдали ее жаркой, удушливой волной, терзая несбыточными надеждами и причиняя острую боль. Всякий раз, когда она оказывалась рядом с этим мужчиной, в ней словно пробуждалась некая первозданная сила, неукротимая и не зависящая от ее воли. Но она всегда была честна сама с собой.
– Ничего большего между нами нет и быть не может, Лукас. Желание – да, есть, и настолько сильное, что оно угрожает меня испепелить. Но как только первоначальный голод будет утолен, останется лишь пустота.
– Но ведь это же нелепо!
– Вот как? Вы бы согласились расстаться с «Найтингейл-Гейтом» и стать служкой в ближайшей церкви? А как насчет воспитания детей? Чему вы сможете их научить? Как поглощать спиртное? Или как соблазнять женщин?
Элис вдруг овладело чувство утраты. Она до сих пор могла чувствовать на своем теле прикосновения его пальцев. Жгучее желание и чувство вины смешались в ней, вызывая странное смятение в душе. Но возможно, это было и к лучшему. Она была блюстителем закона, а он находился с законом в натянутых отношениях хотя бы потому, что содержал мужской клуб. У них не могло быть будущего. Они были разными людьми – слишком разными, и ей то и дело приходилось напоминать себе эту очевидную истину.
– Я провожу вас домой, – натянуто произнес Лукас.
– Нет! – Элис не могла больше ни секунды оставаться в его обществе, иначе она просто не выдержит и пустится во все тяжкие. – Нет, – повторила она более мягко.
Он долго смотрел на нее в упор – как ей показалось, целую вечность. Но что еще можно было к этому добавить?
– Заканчивайте одеваться, – произнес он неожиданно холодно и бесстрастно, и как только она привела себя в порядок, распахнул дверь.
– Брутус!
Через мгновение слуга уже появился на пороге.
– Проследите за тем, чтобы мисс Кендалл благополучно добралась до дома.
– Да, хозяин.
Великан окинул Элис взглядом с ног до головы, и она могла бы поручиться, что заметила на его лице выражение презрения – или удовлетворения? Затем он протянул руку, указывая путь. Девушка подошла к двери, но в последнюю минуту остановилась на пороге и обернулась. Однако она опоздала. Лукас уже куда-то скрылся.
Перед парадным входом в клуб ее ждала карета. Брутус помог ей взобраться и оставил ее одну. Элис откинулась на спинку сиденья. Занавески из лучшего бархата, мягкие кожаные сиденья, деревянные панели и начищенная до блеска медь украшали тесное пространство кареты. Небольшой шкафчик изящной работы был забит хрустальными графинами со спиртным. Все здесь дышало расточительностью и пороком. Так похоже на Лукаса и его мужской клуб. И так далеко от того образа жизни, который предпочитала вести она сама.
Она не была необузданной дикаркой, не хотела ею быть, твердила себе Элис с настойчивостью, которая даже ей самой казалась неубедительной.
Несколько минут спустя они остановились перед домом ее отца. Слабый огонек мерцал в его рабочем кабинете, вся остальная часть особняка оставалась погруженной в темноту. Ей совсем не улыбалась мысль в одиночку пробираться вокруг дома, поэтому она прошмыгнула внутрь, надеясь как можно быстрее пробраться через черный ход. Однако она тут же замерла на месте при виде своего дяди, который сидел в кабинете отца, в его любимом кресле. На столике у него под боком стоял графин с бренди, а рядом были аккуратно разложены сигара, ножницы и ружье.
Глава 11
– Дядя, что ты здесь делаешь?
Гарри Кендалл резко обернулся, едва не задев локтем графин с бренди.
– Элис!
Комната, освещенная слабым мерцающим светом старомодной настольной лампы, казалась погруженной в зловещий полумрак. Всякий раз, когда от сквозняка колебалось пламя, на стенах плясали темные тени.
– А где отец и Макс?
Гарри быстро убрал незажженную сигару и ножницы в карман и отодвинул в сторону графин.
– Их нет дома, – произнес он с натянутой улыбкой.
В темноте Элис чувствовала себя слегка растерянной, а доносившийся до нее голос дяди еще раз напомнил ей о том, как поразительно он был похож на своего брата, она легко могла бы принять одного за другого.
– Я просто решил немного расслабиться и отдохнуть, – добавил Гарри. Взяв ружье, он убрал его в металлический футляр, который стоял на столе. – Я как раз закончил чистить свое оружие.
Впервые в жизни Элис задалась вопросом, почему так долго Гарри приходилось жить в тени Уокера, играя вторую скрипку при человеке, который был двумя годами его моложе. Почему ее дядя так и не женился? И почему, несмотря на то, что он был старшим, складывалось впечатление, что дом принадлежит не ему, а ее отцу? Не испытывал ли он невольной зависти к Уокеру Кендаллу?
Тут она вспомнила о Максе, и лоб ее прорезала хмурая складка. Какие чувства испытывал Гарри, глядя на своего племянника, который, похоже, получал удовольствие, заправляя всем в доме в отсутствие отца? Возможно, отношения между этими людьми были гораздо сложнее, чем она предполагала?
Гарри между тем включил газовые светильники, вернув кабинету его привычный уютный вид, и она стряхнула с себя последние остатки тревоги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45