– Вы не могли бы перекрасить стены?
Посмотрев на Натаниэля, она уловила в его взгляде удивление.
– Конечно, а в какой цвет? – спросил рабочий.
Мара оглядела некогда зеленые облупившиеся стены и сказала:
– Хорошо бы, в нейтральный цвет. Возможно, не чисто белый. Как только расставите перегородки и перекрасите, перенесите сюда и мои вещи.
– Я начну красить завтра, – кивнул рабочий и ушел. Провожая его взглядом, Мара надеялась, что сейчас действует правильно.
– Что заставило вас изменить свое решение? – спросил Натаниэль.
– Хочу все держать в поле зрения, – ответила Мара. – Мне нужна сторона с окнами.
– Без проблем, – сказал Чейз и осведомился, показывая на поднос: – А это что?
Внезапно Мара испытала приступ смущения. Она глубоко вздохнула, словно подыскивая нужные слова.
– Я… поговорила с миссис О'Брайен. Она приготовила чай со сливками и булочки. Помните, вы говорили… о том, что надо быть хорошей… прилично себя вести, быть честной, справедливой. Если бы вы не были так заняты по утрам… то… вот чай. – Ужасно путаясь в словах, она глубоко вздохнула и добавила: – Я очень сожалею!
Затаившаяся в уголках глаз Натаниэля смешинка постепенно превратилась в открытую улыбку, и Мара почувствовала, как проблема уходит. Глядя в его глаза, она ощущала странную уверенность, что все в мире встает на свои места. И сейчас Натаниэль казался ей удивительно красивым.
– Я принимаю ваши извинения, – сказал он, – и ваше доброе отношение тоже. Я люблю булочки со сливками.
Чейз подтянул два стула на колесиках поближе к столу. Мара заняла один из них, а сам он занял кресло напротив.
Он наблюдал, как Мара наливает себе чай, и вспоминал, как она злилась, когда он сказал ей про то, сколько платит за сандвичи.
– Миссис О'Брайен, хмм?
– Она хотела взять с меня шиллинг. – Мара выразительно посмотрела на заварочный чайник. – Представьте себе! Целый шиллинг за чайник с чаем и четыре булочки. Я дала ей за все это шесть пенсов и еще добавила два пенса за сливки.
Ее голос звучал так прелестно, что Натаниэль невольно рассмеялся.
– Я рад. Возможно, чай с булочками войдет у нас тогда в хорошую традицию.
– Положить сахар? – спросила Мара.
– Немного, и лимон. Молока не надо.
Мара налила вначале ему, как он просил, а затем и себе, не добавляя ничего. Она откинулась на спинку стула.
– Что бы вы хотели изменить в нашем кабинете, кроме этой ужасной краски на стенах? – спросил Натаниэль.
Мара осмотрелась.
– Думаю, нам потребуется больше мебели.
– Через несколько недель из Сан-Франциско должна прибыть еще мебель. Мы можем поставить ее здесь. – И, выждав паузу, словно хотел сказать главное, добавил: – Я думаю переехать сюда.
– Что? – Удивленная услышанным, Мара даже поставила чашку на блюдце. – Сюда?
– Мне нравится, когда есть возможность работать в любое время суток. Так что мне будет удобно и ночевать здесь. Вы говорили, что для кабинета это помещение слишком велико. Так что половина помещения станет моей квартирой, а другая половина нашим кабинетом.
– О нет! – решительно покачала головой Мара. – Мы не можем позволить себе такое.
– Но почему?
Натаниэль с удивлением увидел, как румянец заливает ее щеки. Слишком уж неожиданна была такая реакция. Лицо Мары вдруг потеряло острые черты и стало мягким и прекрасным. Натаниэль почувствовал, как у него пересохло горло.
– Это неправильно, – пояснила она и закусила нижнюю губу, еще больше заливаясь стыдливым румянцем.
– Но мистер Боггс мог бы разделить зал более основательной стеной, – буквально заставил себя произнести Чейз, чтобы разрушить неловкое молчание.
– Но люди… – Мара смотрела в сторону, чтобы скрыть от Натаниэля смущение, – люди скажут…
Окончательно смущенная, она чуть отъехала от стола. Натаниэль не стал говорить Маре, что люди «будут говорить» в любом случае. Он знал, что найдутся сплетники и что сплетни скоро пойдут, если не пошли уже. Чейз смотрел на черную как вороново крыло корону ее волос, представляя себе, как они, лишенные заколок, свободно рассыплются по плечам Мары. Он уже знал, что будут говорить на фабрике. И это было не столь далеко от того, что думала сама Мара относительно его намерений еще день назад. И еще он знал, что она будет страдать от этого.
– Я не подумал об этом, – наконец сказал он. – Конечно, вы правы.
Мара подарила Натаниэлю робкую улыбку, а затем взяла из корзины еще одну булочку. Затем она достала баночку с джемом и принялась намазывать его на хлеб. Чейз сидел напротив и смотрел на нее. Вчера, когда она буквально кинула подарок ему в лицо, он был слишком сердит, чтобы размышлять о том, что могла подумать она о его намерениях. Но теперь, рассматривая ее лицо в лучах утреннего света, особенно подчеркивавшего румянец на щеках, он понял, что в целом оно было весьма приятным.
Мара подняла взгляд, ее брови сложились удивленным домиком.
– Чему вы улыбаетесь?
Торопливо убрав с лица даже намек на улыбку, Чейз меж тем терзался веселыми сомнениями. Он размышлял, что сделает Мара, если он честно ответит на ее вопрос. Скорее всего она залепит ему пощечину.
– Да так, – дипломатично ушел от ответа Натаниэль и взял булочку. – Сливки будете?
Мара отрицательно покачала головой, и Натаниэль положил на булку щедрый слой густых сливок.
– Откуда это у вас?
Натаниэль поискал глазами, слизывая каплю сливок с большого пальца.
– Что?
Мара указывала на статую индианки, принесенную им из меблированной комнаты, которую Чейз снимал у миссис О'Брайен.
– А, это! Я купил ее в Канзас-Сити. Есть такой город в Америке.
– Зачем?
Он пожал плечами.
– Просто понравилась, и купил.
– А я думала, для вас она имеет особое значение.
– Не особое, но имеет. Когда я приехал в Америку, не знал, чем заниматься. Путешествуя, я из каждого города увозил нечто особенное. Так, в Канзас-Сити я заметил эту скульптуру, выставленную перед магазином. Владелец согласился мне ее продать.
– А во время путешествия все эти вещи вы возили с собой?
Натаниэль усмехнулся.
– Признаю, не очень практично. Но если я мог позволить себе путешествовать со всеми своими вещами, какое это имело для меня значение?
– А счеты? – Мара вытащила еще одну булочку.
– Чайнатаун, китайский квартал в Сан-Франциско.
– Хотя потребности в счетах у вас не было, вы все же научились пользоваться ими. Зачем?
– Мне вообще нравится изучать, как работают различные вещи. Наверное, любопытство. Вы все еще хотите, чтобы я рассказал, как ими пользоваться?
Отложив булочку, Мара внимательно посмотрела в лицо Чейза. Сейчас в ее широко раскрытых серых глазах читалась какая-то особенная ранимость. Она спросила:
– С тех пор как вы прибыли сюда, я только и делала, что боролась с вами. Зачем вы хотите мне помочь, облегчив мой труд?
– Я прежде уже говорил и сейчас повторю. Некоторые вещи человеку, если у него нет друга, бывают не под силу. Всем нам иногда нужна небольшая помощь.
Мара, прикусив губу, посмотрела куда-то вдаль.
– Все, что вы сказали обо мне, верно, – призналась она. – Я очень не люблю просить людей о помощи и вообще не доверяю людям. – И очень тихо, так что Натаниэль едва мог расслышать, добавила: – Я стараюсь все делать сама… – Словно внезапно пожалев об искренности, она неожиданно посмотрела на часы, которые висели у нее вместо кулона на шее. – Мне пора вниз, уже почти десять! – воскликнула она и встала с кресла.
Натаниэль смотрел, как она направляется к двери.
– Мара! – Она остановилась и вопросительно оглянулась. – Если потребуется, не бойтесь просить у меня помощи. Вы можете доверять мне. Подумайте об этом.
Глава 8
Мара об этом думала. На следующее утро ей пришлось об этом хорошенько подумать, когда она стояла, упрямо глядя в мускулистую грудь Кельвина Стайлза. Если бы сейчас рядом был Натаниэль, она бы без колебаний попросила его о помощи.
– Я даю вам распоряжение, мистер Стайлз, – сквозь зубы повторяла она нерадивому работнику.
В ответ Стайлз невозмутимо сложил руки на груди.
– Та-ак, – протянул он.
Мара подняла взгляд с рубашки, мокрой от пота, на лицо, а затем указала в направлении больших корзин, сложенных у стены рядом с открытой дверью, ведущей со склада наружу.
– Загрузите эти двигатели на тележки, прямо сейчас.
– Я не принимаю распоряжений от всяких юбок, – ответил грузчик.
Он сделал шаг вперед, подходя совсем вплотную к Маре. Она судорожно сглотнула, чувствуя на себе взгляды мужчин.
– Что ж, – вздохнула она, – тогда вы уволены.
– Вы не можете уволить меня, – ухмыляясь, произнес он, опуская голову прямо к лицу Мары. – Вы больше не босс.
Горячее дыхание раздражало ее щеку, а от сильного лукового перегара ее даже тошнило. В глазах грузчика стояла немая враждебность. Мара почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине. Но она и раньше никогда не отступала перед нахальными работниками, не собиралась и теперь.
– Есть проблемы? – неожиданно прозвучал вопрос.
Мара обернулась и увидела, как к ним направляется Чейз, перед которым расступается толпа мужчин. Она почувствовала, что Стайлз отступил назад. Когда Натаниэль поравнялся с Марой, она почувствовала облегчение. Чейз посмотрел на мужчину, затем на нее.
– Что случилось, миссис Эллиот?
– Я распорядилась, чтобы Стайлз перенес корзины на телеги, а он отказался. – Мара встретилась глазами с Натаниэлем. – Он заявил, что не будет следовать моим распоряжениям, так что я его уволила.
Чейз посмотрел на грузчика снова.
– Вы его уволили? Почему же он все еще здесь?
– Он отказывается уходить.
На секунду Маре показалось, что Чейз сейчас отменит ее распоряжение. Ожидая его решения, она затаила дыхание. Но Чейз лишь удивленно поднял брови.
– Вы начальница, – сказал он Маре достаточно громко, чтобы его слышали все мужчины. – Разве он не понимает, что должен исполнять ваши приказания?
Мара удивленно посмотрела на него.
– Очевидно, нет, – неясно пробормотала она в ответ. Натаниэль повернулся к Стайлзу и показал ему на дверь.
– Вы слышали, что сказала вам миссис Эллиот. Уходите.
– Что? – Грузчик посмотрел вначале на Мару, потом на Натаниэля. – Чтобы я подчинялся распоряжениям этой… – Стайлз ткнул пальцем в плечо Мары, отчего она подалась назад.
Но кулак Натаниэля врезался в живот грузчика даже прежде, чем Мара успела восстановить равновесие. Другой удар он нанес в челюсть, и рабочий осел на пол.
Чейз спокойно смотрел, как рабочий со стоном пытался встать.
– Вам нет нужды подчиняться здесь кому-либо, – спокойно сказал Натаниэль. – Вы уволены. Заработную плату можете забрать в понедельник.
С трудом встав на ноги, Стайлз неуверенно поднял сжатый кулак, словно хотел ударить в ответ. Боковым зрением Мара заметила, что Натаниэль готовится защищаться. В зале повисло напряженное молчание. Все стояли и с напряжением ждали, что Стайлз вот-вот ударит, но он передумал. Коснувшись пальцами опухшей челюсти, он бросил на Чейза злой взгляд и произнес:
– Вы еще пожалеете об этом.
Затем развернулся к двери и вышел.
Натаниэль оглядел пристальным взглядом толпу мужчин, наблюдавших сцену в немом изумлении.
– Ну, кто еще не хочет грузить корзины?
Мара для надежности завернула лед из холодильника миссис О'Брайен тряпкой и пошла на третий этаж, где располагался кабинет Чейза. Хотя Натаниэль не показал никаких признаков боли, Мара решила все же сходить за льдом. Она никогда в жизни никого не била и подозревала, что ему нужна помощь.
Снова и снова она думала о том, что Натаниэль был прав, предлагая сделать мастером Майкла. Хотя ее существо все еще восставало против того, чтобы передать контроль кому-то другому, ей не хотелось, чтобы события этого утра повторились. Наверное, Мара обрела уважение мужчин, и именно Натаниэль помог ей в этом, но, возможно, она в который раз лишь обманывала себя.
Когда Мара вступила в кабинет, она увидела, что Натаниэль в дальнем конце зала склонился над столом и что-то мастерил. Она оглядела зал.
– Вижу, Боггс нанес первый слой краски.
– Этим утром, – ответил Чейз, отрываясь от схемы. – Осторожно, краска еще не высохла.
Мара остановилась около него и посмотрела на детальки из олова и дерева, разложенные на столе.
– Что конструируете? Еще одну железную дорогу?
– Я пытаюсь сделать ход поезда более гладким, – ответил Чейз, продолжая соединять части рельсового пути. – К тому же мне не нравится форма восьмеркой. Думаю, можно найти форму поинтереснее. Это вопрос геометрии.
Натаниэль начал рассказывать о плоскостях, углах и каких-то кривых, а Мара, хоть и потеряла нить, слушала, наслаждаясь звуком его голоса.
Она наблюдала, как Чейз соединяет детали, изучала его руки. Она всегда смотрела прежде всего на руки людей. Возможно, причиной было то, что свои руки ей приходилось постоянно скрывать под перчатками. Рукава его рубашки были закатаны по локоть, и Мара видела, как перекатываются мышцы его предплечий, как отливают золотом на свету его волосы. В его руках чувствовались сила и уверенность. Мара вспоминала тот вечер в ее кабинете, когда они ели бутерброды. Вспоминала его прикосновение к подбородку. Теплая волна все шире разливалась, заполняя все ее существо.
– Что это?
В сознание Мары ворвался его вопрос, и она поняла, что Чейз говорит уже не о геометрии.
– Что? – безучастно подняла она взгляд и увидела, что Натаниэль кивает на кулек в ее руках.
– О, это лед, – прочистив горло, ответила Мара и внезапно почувствовала, как это было глупо начисто забыть о нем. – Я думала… вы могли повредить руку.
Она протянула сверток:
– Возьмите, я совсем отморозила пальцы.
Чейз взял пакет.
– Как ваша рука? – спросила Мара. Натаниэль несколько раз сжал и разжал правый кулак.
– Немного побаливает, – признал он, прижимая лед к суставам пальцев. – Спасибо, это поможет.
Мара прокашлялась, подняла голову, но посмотреть на Чейза не решилась.
– Вы вроде говорили, что никогда из себя не выходите?
– А вы думаете, что я со Стайлзом вышел из себя?
– Но вы ударили его?!
– Полагаю, он был не в настроении обсудить ситуацию по-дружески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42