Да, так оно и было. Каждый снимок он сопровождал историей… — Здесь Кервель задумался. — Как мне вспоминается, месье Белов уже собирался отложить фото, когда лицо одного из офицеров вдруг показалось мне знакомым. Это было настолько невозможно, что я опять взял его. И точно! — Филипп поднял лучащиеся глаза. — Молодой мужчина с правого края чрезвычайно походил на Николая Андреевича — я прекрасно помнил его по фотографиям, хранившимся у маман. Только на этом снимке он выглядел несколько старше, и офицерская форма была другой. Я был настолько потрясен, что принялся немедленно расспрашивать месье Белова. К сожалению, сам он плохо помнил заинтересовавшего меня офицера — того перевели в отряд, когда самого Михаила Евграфовича направляли на Балтику. Я упросил дать мне фотографию на время, чтобы показать маман. С небольшим колебанием месье Белов согласился.— И Мария Андреевна его сразу узнала?— Ну разумеется! Сразу, с первого взгляда.— Еще бы, ведь на это он и рассчитывал… — пробормотала Даша.— На что именно? — Филипп вопросительно посмотрел на нее и ухмыляющегося Полетаева.— Скажите, а на тех снимках, что Белов вам показывал, он сам был?Кервель прикрыл глаза.— Нет. Насколько мне помнится — нет. Он говорил, что сам фотографировал своих сослуживцев. На память.— Все ясно. — Голос рыжеволосого детектива теперь звучал вкрадчиво. — Филипп, послушайте мой вопрос очень внимательно.Француз моментально напрягся. Напрягся и Полетаев. Но не оттого, что тоже хотел услышать вопрос, а, скорее, потому что не хотел его слышать.— Да-да…— Насколько я поняла, месье Белов попал в плен с фронта?— Да. Именно так.— И несколько месяцев находился в плену?— В лагере для военнопленных. Почти год.— Значит, почти год он находился не в отдельном гостиничном номере, а в общем бараке, — уточнила Даша. — И после войны в России ни разу не был?Филипп понимал, что все эти вопросы неспроста. Поэтому, прежде чем ответить, несколько секунд размышлял.— Нет. Он говорил мне, что хотел бы съездить на родину, возможно, после падения железного занавеса ему уже ничего не угрожает.— То есть после войны он ни разу не был на родине?— Нет.— Тогда откуда, черт побери, у него эти фотографии? Как он мог их сохранить?— Молодец! — Полетаев одобрительно чихнул. — Думал, ты не сообразишь.В отличие от подполковника Филипп выглядел просто оглушенным.— А…— Б, — констатировала Даша. — Вас, мой милый Фи-фи, провели, как мальчишку.— Но кто?!— Ваш изумительный Михаил Евграфович, как я понимаю.— Месье Белофф?!— Разумеется. Он и есть та самая связь, которой так недоставало господину подполковнику.— Но…— У Белова не могло быть этих фотографий. Даже если какие-то снимки и хранились в его личных вещах перед тем как он попал в плен, то в немецком концлагере вряд ли бы ему их оставили. Он раздобыл фотографию Николая Андреевича гораздо позже и подсунул ее вам. Хотя мог поступить и еще проще: незаметно одолжить у баронессы фото ее брата и смонтировать его с лицом на первой подходящей фотографии. — Даша щелкнула пальцами. — Зная вашу любовь к маман и вашу кристальную честность, Белов ни секунды не сомневался, что, едва узнав Николая Андреевича, вы немедленно кинетесь сообщить ей это радостное известие.На Филиппа было больно смотреть. Положив руку на грудь, он пытался восстановить дыхание.— Но зачем ему это? Ведь он старинный друг Марии Андреевны. Дайте мне что-нибудь, мне дурно…В успокоительных недостатка не было, но Даша хотела, чтобы ее дядя оставался в твердом сознании еще какое-то время, поэтому она просто намочила полотенце холодной водой и приложила ему ко лбу.— Зачем? Ради денег, разумеется.— Что это значит? — Филипп запрокинул голову — Прошу вас, Ди-ди, ватные тампоны, скорее… Они в туалетной комнате.Даша переложила холодное полотен не на слабую переносицу несчастного француза.— Я предполагаю, где-то в Европе Алексей Скуратов встретилсяс Беловым. Последнему он показался знакомым. Пара справок — и все на своих местах. Я и раньше подозревала, что за этим стоит кто-то близкий к вашей семье, и вот теперь совершенно очевидно, кто это был. Белов уговорил Скуратова вступить в преступный сговор, нанял убийцу и планомерно истребил всех оставшихся в живых родственников.— Mon Dieu! — Филипп принялся обмахиваться салфеткой. — Вы хотите сказать, что все это время кто-то следил за нами?— Другого объяснения я не вижу. Возможно, он и сейчас следит. — Даша перевела взгляд ка стену. — Например, из соседнего номера.Полетаев делано засмеялся. Что касается месье Кервеля, тот просто закатил глаза.— Вы узнали кого-то?— Не сходите с ума, кого я могла узнать? — буркнула Даша. — И у Скуратова, и у Белова наверняка безупречное алиби.Грудь Филиппа тяжело вздымалась. Он пытался справиться с дыханием.— Но зачем надо было следить за нами? Почему он не мог убить своих братьев и племянников раньше или позже?— Потому что Алексей Скуратов не знал, сколько всего у Николая Вельбаха было потомков. Этого никто не знал. Лично мне информацию пришлось собирать по крупицам. И если бы не Сергей Павлович, — она кивнула на Полетаева, — мы бы не имели даже этого. Можно сказать, что нам просто повезло.— А уж как мне-то повезло! — Подполковник скрипнул зубами.Мужчины замолчали. Кервель сжался на своем диванчике и походил на ангела-переростка. Полетаев напоминал ангела, павшего на боевом посту.— И что теперь ты собираешься делать?— Искать Скуратова. Мне надо с ним переговорить.— Так, — тихим голосом произнес подполковник. — Я запрещаю тебе ехать в Германию. Нет, я запрещаю тебе даже думать об этом. Тебя там или убьют, или посадят.Вопреки обыкновению, Даша не возражала. Она сидела вся взъерошенная, до предела взвинченная.— Но я не могу ждать, когда они расправятся с моим отцом.— Мне кажется, ты несколько опережаешь события. Даша подняла голову, губы ее дрожали.— Палыч. — Она протянула к подполковнику так и не согревшиеся, красные, в синих прожилках руки. — Ты единственный сможешь мне помочь, ты сможешь его найти, я верю…Полетаев покачал головой:— Ты действительно думаешь, что преступники Белов и Скуратов?— Разумеется. Скуратов последний, кто остался в живых.— Остался еще и твой отец.— Ты опять за старое?— Даша, — Полетаев наклонился к ее уху, — перед законом равны все: и те, кого я люблю, и те, кого ненавижу. Все, что в моих силах, я сделаю, но на преступление не пойду никогда. Поэтому подумай еще раз перед тем, как меня просить…— Я ничего не боюсь. — Даша подняла голову и твердо взглянула подполковнику в глаза.— Кто бы сомневался, — пробормотал Полетаев и выпрямился. — Ну что ж, шер месье Кервель…— Мы же договорились, просто Фи-фи. — Француз протянул тонкие руки.Полетаев ответил на пожатие и улыбнулся:— Всего хорошего, Филипп. Надеюсь, скоро увидимся.— Я тоже на это очень надеюсь, — зарделся Филипп. — Позвольте мне вас немного проводить?— Буду признателен…Продолжая обмениваться любезностями, мужчины вышли в коридор, и вскоре их голоса затихли. Глава 23 1 Три дня от Полетаева не поступало никакой информации. Все это время Даша болела. Она лежала в кровати роскошного гостиничного номера, соединенного с номером француза общей дверью, накрывшись двумя пуховыми одеялами, и с каменным лицом читала Ницше.Теперь уже Филипп ухаживал за ней. Он, как мог, старался быть терпимым, однако литературно-философский выбор родственницы его явно нервировал. Принося на подносе горячее молоко, накрытое кружевной салфеточкой, и мед в хрустальной розетке, он многозначительно поглядывал на обложку, несколько раз порывался задать какой-то вопрос, но каждый раз его останавливала внутренняя деликатность и болезненное состояние подопечной.На третий день, проверяя градусник, Филипп обнаружил, что температура упала до относительно безопасного уровня, и тогда не выдержал:— Mon Dieu, но почему Ницше?!Не поднимая глаз, Даша перевернула страницу.— А что я должна читать в такой обстановке? — хрипловато спросила она. — Сказки матушки Гусыни?— Но Ницше!Молодая женщина опустила книгу и громко, насколько позволяло ее больное горло, произнесла:— За неделю убили почти всех моих родственников. Я имею право читать все, что сочту необходимым. Даже «Майн кампф».Филипп грустно покивал головой.— Мне остается надеяться, что месье Полетаев скоро появится.И тут же от двери послышался бодрый голос:— Привет умирающим! Отчего такой больничный запах? В дверном проеме сиял подполковник Полетаев.— Серж, дорогой! — Филипп бросил поднос и устремился навстречу долгожданному гостю.Они троекратно, с большим чувством расцеловались. От неожиданности позабыв, что тяжело больна, Даша приподнялась на локте.— Что это вы сейчас делали? — недоверчиво поинтересовалась она.— Здоровались. — Месье Кервель выглядел удивленным. Полетаев все же чуть смущенным.— Да вы с ума сошли! — Даша скинула одеяло и попыталась встать с кровати. — Даже я при встрече с ним не целуюсь. Какая пошлость!— Еще бы для вас это не было пошлостью! — Филипп всплеснул руками. — Женщина, читающая Ницше, вряд ли захочет целоваться с мужчиной.— Это правда? — Полетаев устремил взгляд на обложку книги, лежащей на прикроватном столике.— Серж, мой друг, это невыносимо! — продолжал жаловаться Филипп. — За три дня мадемуазель Быстрова прочитала «Антихристианина», — он сделал паузу и перекрестился, — «Что сказал Заратустра» и…— За три дня? — В голосе подполковника прозвучало сомнение, — Тогда, mon cher Filippe Мой дорогой Филипп (фр.).

, не переживайте — вряд ли Дарья Николаевна сумела усвоить материал. Ницше — автор хоть и спорный, но все же требует некоего умственного напряжения, а главное — времени на осмысление.— Ха-ха-ха! — Даша состроила рожу. — Я уже давным-давно все осмыслила. Еще в университете. Просто захотелось рассмотреть некоторые его воззрения под иным углом. В свете новых общественных изменений.— И подумать только, на что ты тратила свою молодость! — Подполковник присел в кресло и закинул ногу на ногу. — Стоит ли удивляться, что ты есть то, что есть.Даша надулась:— Дурак!В ответ подполковник добродушно рассмеялся:— Разве Заратустра не говорил тебе, что сквернословить некрасиво?— Отстань. — Не обращая внимания на мужчин, Даша встала и завернулась в толстый стеганный халат — подарок заботливого дядюшки. — Смотрю, ты в хорошем настроении. Надо понимать, что все три дня прошли с пользой?— Безусловно. — Полетаев с достоинством кивнул. — Я работал. На работе.— То есть?— То есть выполнял свои прямые обязанности. И никто мне не мешал этим заниматься. Блаженство!Даша помрачнела:— Значит, ты ничего нового так и не узнал? Подполковник пожал плечами:— Узнал, не узнал… Какое это имеет значение? К моим рекомендациям ты все равно не прислушиваешься.— «Рекомендациям»! — фыркнула молодая женщина. — Можно подумать, ты специалист по правильному питанию…Ей страшно не нравилось легкомысленное настроение эфэсбэшника. Это могло означать все что угодно: от обнаружения последним новых фактов до полного бездействия в течение трех суток.— Так я и не навязываюсь. — Полетаев делал вид, что не замечает ее нервозности. — Чем сегодня займемся? Может сходим в Большой? — И тут же расстроенно всплеснул руками: — Ах нет, боюсь Большой театр нам не подойдет.— Но почему? — вежливо, с легким оттенком обеспокоенности, поинтересовался Филипп.— Насколько мне известно, Вагнера там пока не дают.— А при чем здесь Вагнер?— Как — при чем? Вы только представьте: после трех дней общения с Заратустрой — массированный артобстрел «Валькирий». — Полетаев взмахнул воображаемой дирижерской палочкой: — Пам-пара-ра, пам-пара-ра! Бум!— Очень впечатляет. — Кервель украдкой посмотрел на Дашу. — Но я, откровенно говоря, в музыке предпочитаю менее монументальные композиции.— Филипп, дорогой, — Даша заставила себя улыбнуться, — не принимайте сказанное близко к сердцу. Дайте нашему бравому подполковнику поупражняться в остроумии и заодно продемонстрировать широту своего кругозора. Скажите, разве сможет какой-нибудь господин из ЦРУ вот так вот, мимоходом, напеть Вагнера? Или, к примеру, найти шесть различий между Заратустрой и «Коза нострой»? Да ни в жизнь! А вот наш боец невидимого фронта — запросто!И она указала на подполковника тем широким жестом, каким обычно памятники Ленину указывали на здания горсовета.— Нет, просто удивительно — как с такими талантами — и только подполковник…— Удивительно, как я с такими знакомыми еще не рядовой, — с недоброй полуулыбкой парировал Полетаев.Он еще был вежлив, но темно-синие глаза уже напоминали грозовое небо.— Остается молить Бога и надеяться, что долготерпение моего начальства окажется вечным.— Я тоже на это очень надеюсь, — с готовностью подхватила Даша. — Иначе очень тяжело будет понять: за что же получает зарплату человек, не могущий сыскать даже собственного носа между глаз.Последняя реплика почему-то особенно сильно задела Полетаева.— Дарья Николаевна, мне кажется, что вы не правильно расцениваете мое отношение. Я вовсе не нанимался к вам в подручные, — в голосе «все еще подполковника» появилась легкая вибрация, — и плясать под вашу дудку не собираюсь.— Разве вы, Сергей Павлович, не давали присягу защищать свой народ? — Даша ехидно прищурилась. — Между прочим, я — его часть.— Защищать я готов и часть, и целое, но при этом не собираюсь становиться инструментом для незаконного обогащения некоторых граждан. Которых, по совести, и гражданами-то назвать затруднительно…— Я не пойму, ты на что намекаешь? — ощетинилась молодая женщина.— Я не намекаю. Я прямо говорю: тебе надо, ты и ищи.— А я и ищу!— Вот и ищи. И не впутывай меня в свои махинации. Побледнев в тон подаренному халату, Даша прошипела:— Какие это махинации ты имеешь в виду?— Эти смерти выгодны твоему отцу не меньше, чем…— Не смей говорить о моем отце подобные гадости! Даша почувствовала, как температура опять поползла вверх. Спина моментально взмокла, ей не хватало дыхания и слов.— Если эти люди действительно были убиты, то сделать это мог только один человек:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65