— Говорите. — Прерывающийся юношеский голос принадлежал явно не Илзе.— Максим? — Даша решила пренебречь элементарной вежливостью.— Нет. — Человек на том конце удивился. — Юргис. Кто говорит?— Вы меня не знаете. Если только вам мама не рассказала.— Мне мама ничего не рассказывает, — мрачно ответил Юргис.— Меня зовут Даша. Даша Быстрова. Я прихожусь вам дальней родственницей. Нам надо встретиться и поговорить. — И, предупреждая следующий вопрос, добавила: — Это не телефонный разговор…— Вы новая жена папы? — выстрелил в ухо отрывистый вопрос.— Что?— Папа недавно женился. На вас?Даша поперхнулась. Если Максим летал за бумагами отца, значит, знал о том, что Константин Георгиевич умер. Но почему тогда его брат задает такой странный вопрос? Ему что, ничего не известно? Как это может быть?— Простите, а вы давно… разговаривали с отцом?— Почему вы спрашиваете? С ним асе в порядке? «Вот это номер!»— Разве Максим вам ничего не говорил?— При чем здесь Макс? Он с отцом вообще не разговаривает.— Так он же сейчас… там.— Где там?— Ну там… — Момент явно был упущен, и теперь сказать о том, что Константин Георгиевич умер, было непросто. — Я имею в виду у отца.— Макс поехал к отцу?! А почему мне об этом ничего не сказал?— Я не знаю, — пробормотала Даша, беспомощно глядя на прислушивающегося Филиппа. — А с матерью вы не разговаривали?— О чем?— Юргис… — Даша раздумывала, как ей лучше поступить. — Я бы хотела переговорить с вашим братом. Или, на худой конец, с матерью. Они сейчас дома?— Брат еще не вернулся. А мама… — Младший Сауш на секунду запнулся. — Оставьте мне ваш телефон, я перезвоню, и вы подъедете. — Очевидно подзывать кого-либо к телефону в этой семье было не принято.— А она не будет против? — Дашу немного страшила личная встреча с бывшей женой Скуратова. — Когда я с ней в последний раз разговаривала, она была не слишком настроена на общение.— Это нормально. — Юргис, судя по всему, мать не очень жаловал. — Будем считать, что договорились. Я перезвоню вам позже.— Отлично. — Даша назвала смой номер. — Буду ждать. 4 — Как я понял, вы договорились о встрече? — Филипп смотрел вопросительно.— Да. Он перезвонит. — Даша положила трубку — Странная семейка. Один из братьев полетел за документами, а второй ничего об этом не знает.Даша знала, что нет ничего хуже, чем сидеть и ждать. Особенно в такой ситуации.— Я предлагаю пойти прогуляться и заодно где-нибудь пообедать. Кстати, убеждения позволяют вам обедать в таком виде или придется покупать смокинг?С тех пор как она поняла, что ей никогда не усвоить тончайшие нюансы и одежде к завтраку, обеду и ужину, решила просто спрашивать.— Вы смеетесь надо мной! — Вспомнив о пропаже, Филипп стал еще печальнее. — Можно подумать, что у меня есть выбор.— Вот и прекрасно. В таком случае мы отправляемся прямо сейчас. Увидите, как сразу же поднимется настроение. Для начала я устрою вам потрясающую экскурсию, — Даша решила направить внутреннюю нервозность на благое дело. — А потом в ресторан. Ах, Фи-фи, если бы вы знали, какую в Риге подают малосольную форель! А угорь копченый? М-м-м! Мир сразу же предстанет пред вами совсем в ином свете. А если уж и форель не поможет, то, так и быть, отведу вас в самый снобский модный магазин, а сама отправлюсь на встречу с меховыми братьями, выясню, что к чему, и если после нашей встречи они останутся в живых, будем считать нашу миссию выполненной. Ну как?Филипп слушал ее увещевания со слабой улыбкой.— Вы прелесть, Ди-ди. У вас дар превращать все мрачное и неприятное в минутное недоразумение.— А знаете почему?— Почему?— Потому что так оно и есть на самом деле. Мы идем?— А скажите, тот ресторан… там тоже… — Очевидно, вагон-ресторан произвел на бедного гурмана неизгладимое впечатление.Но Даша не собиралась слушать сетования по поводу не-прожаренных котлет и пропавшего свитера, не то у нее было настроение.— Прекратите. Отличный ресторан. Ну если вы, конечно, не вздумаете начать критиковать их соль или зубочистки…Глаза Филиппа воровато забегали.— Зубочисткам не место на столе, — тихо, но твердо произнес он. — Это дурной тон.Уже дошедшая до дверей Даша обернулась:— А где же, по-вашему, им место?— Дома, разумеется, в ванной комнате.Молодая женщина смотрела на француза с нескрываемым удивлением.— Вот те на! А чем же тогда, по-вашему, выковыривать застрявший кусок из зубов? Ногтями?— Боже! — Филипп приложил руку к груди. — Что вы такое говорите, Ди-ди?!— Я просто спрашиваю.— Надо терпеть.Даша сняла с вешалки куртку.— Я вам так скажу: ваш бонтон антидемократичен. Он граничит с фашизмом. — И, передернув плечами, как от холода, с возмущением добавила: — Да вы знаете, что от крошечного кусочка мяса между зубами можно сойти с ума?Филипп остался непреклонен.— Дам вам простой совет: не ешьте в ресторане, это удел мужчин.— Как-как? — Даша застряла одной рукой в рукаве.— Предоставьте это нелегкое занятие мужчинам, они более выносливы.— Что-что?Филипп подошел к Даше и помог ей надеть куртку.— Скажу вам откровенно, — он интимно понизил голос, — пережевывающая еду женщина — зрелище мало эстетичное. Разумеется, за исключением десерта и шампанских вин. Здесь вам равных нет.— Господи, да что вы такое говорите? — Даша перепугалась не на шутку.Как и всякая одинокая женщина, она редко готовила для себя что-нибудь изысканное и побаловать желудок могла только в ресторане. А так как в ресторан обычно ходят с мужчиной, то получался как бы двойной праздник: еда и мужчина. И вдруг ей между делом сообщают, что единственная гадость, поджидающая ее в ресторане, так это она сама.— Немедленно возьмите ваши слова обратно! — потребовала она.— Но почему? — изумился Филипп. — А, впрочем, извольте: забудьте все, что я говорил.— Забудьте! — Даша с трудом попала молнией в замок. — Да я теперь в ресторане и есть не смогу.Филипп скрыл улыбку, легкую, как бабочка.— Полагаю, вам это будет только на пользу.— Вы хотите сказать, что я толстая?— Нет, ни в коем разе! Но воздержание от излишнего чревоугодия вам не повредит.Даша сердито засопела. Она не знала, что ответить, ибо в глубине души признавала правоту слов Кервеля. Но отказаться от еды в ресторане… Боже, закрой границы Франции!— Надеюсь, я не обидел вас?— Что вы, что вы! — Даша хитро прищурилась. — Боюсь только, пока мы вместе, это мне придется обижать вас три раза в день.Филипп приподнял руки, показывая, что сдается. Глава 17 1 Нескладный, угловатый юноша вошел в гостиную и сел на пол, обхватив колени. Короткая верхняя губа обиженно подрагивала.— Оказывается, Макс улетел к отцу?Услышав вопрос сына, Илзе Сауш и бровью не повела. Может только губы сжала чуть плотнее. Она была красива, но черты ее скандинавского лица, очерченного преимущественно прямыми, четкими линиями, казались слишком холодными, в них не читалось ни страсти, ни хотя бы отблеска эмоций: скульптура, лишенная жизни.— Что с того?— Почему Максим не взял меня с собой? Он же знает, как я скучаю по отцу.— Потому и не взял.— Но зачем вообще надо было скрывать его поездку?— Например, для того, чтобы не слушать твое нытье. Ты мешаешь мне смотреть передачу. Помолчи, пожалуйста.— Я хочу знать, — продолжал настаивать Юргис. Сауш бросила на сына короткий злой взгляд:— Отец хотел видеть именно его. Ты успокоился?— Это неправда!— Разумеется, правда.Юргис Сауш вспыхнул, его лицо, некрасивое, похожее и втоже время совсем не похожее налицо матери, исказил нервный тик.— Этт-то лл-ложь! — Высокая верхняя губа вдруг напряглась, обнажая мелкие белые зубы. — Отец любит меня…Раздался смех.— Прекрати! Разумеется, он больше любит Макса. Ведь он его первенец.Илзе прекрасно понимала, как больно ранят ее слова сына, и оттого произносила их с особым удовольствием.— Он стт-тарше всего на одд-диннадцать мм-месяцев!— Ну и что?— И он не любит отца так, как я.— Ну и что с того? — Илзе Сауш оторвала взгляд от экрана и повернула голову, но не к сыну, а к зеркалу. Красивой рукой поправила белоснежные волосы, уложенные волосок к волоску. — Какая разница, кто человека любит? Важно, кого любит он сам. Вот твой отец, например, больше любит Макса. И ничего с этим не поделаешь. — Вдоволь налюбовавшись своим отражением, она откинулась на спинку и со вздохом добавила вполголоса: — Впрочем, я тоже больше люблю Макса…— А я вот вв-возьму сейчас, сс-соберусь и поеду к отцу.— Юргис, прекрати разыгрывать из себя ребенка. — Илзе раздраженно отмахнулась. — Ты уже взрослый мужчина.— Если я мужчина, мама, то почему ты никогда не даешь мне возможность поступить, как я хочу?— Мало ли чего ты хочешь! Трехлетние дети тоже хотят мороженого, но им его не дают…— Я не хочу мороженого, я хочу видеть отца.— Зачем?— Затем, что он мой отец. — Юргис не отрываясь смотрел на мать. Взгляд его был полон бессильной ненависти и невозможности эту ненависть выплеснуть. — Мне не надо было переезжать с тобой в Латвию. С отцом мне было бы лучше.Илзе откинула аккуратную голову назад и расхохоталась:— Да уж, воистину жаль! Ты бы жил в нищете, в грязной крошечной комнатушке. А денег вам не хватало бы даже на хлеб.— Не с-смей так говорить об отце! — Взорвавшись тонковатым визгом, юноша вскочил. — Он музыкант, он пп-прекрасный музыкант! А в комм-муналке оказался только благодаря тебе. Это ты ему сломала жизнь, он единственный, кто захотел на тебе жениться, а ты даже не оценила этого…Договорить ему не удалось — звук звонкой пощечины разнесся по комнате.— Как ты смеешь так говорить о своей матери! — прошипела Илзе. Ее бледное от природы лицо теперь стало белее волос. — Я всегда нравилась мужчинам, за мной всегда ухаживают…— С тобой даже спят, тебе даже платят за это. — Дрожащей рукой Юргис сделал широкий жест и поклонился в пояс: — Спасибо, мама, нищета нам не грозит. Только интересно, как ты будешь зарабатывать, когда состаришься?Он высоко вздернул подбородок, словно демонстрируя, что готов принять и сотню пощечин, но мать повела себя неожиданно. Илзе вернулась в кресло, села, положив узкие ноги на пуфик, и увеличила громкость телевизора.— Кстати, забыла сказать: твой драгоценный отец умер, — спокойно, даже с какой-то насмешкой произнесла она. — Ему размозжило голову. Так что комната его теперь свободна. Можешь собирать свои вещи и катиться отсюда к чертовой матери. Я больше не желаю тебя видеть. Отныне у меня всего один сын, а тебе я желаю сгореть в аду.Нетвердой походкой Юргис приблизился к матери. Лицо его закаменело. Лишь губы едва шевелились:— Ты… все врешь! Скажи, что ты врешь… Светло-серые глаза неподвижно следили за мерцанием экрана.— Сегодня возвращается Максим. У тебя будет возможность расспросить его обо всех подробностях… пока собираешь вещи. А сейчас, пошел вон и не мешай мне.Пятясь спиной к дверям, молодой человек безумным взглядом смотрел на холодный профиль матери:— Я ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу… Накрашенные ярко-красной помадой узкие губы тронула едва уловимая усмешка:— Пошел к черту, болван… 2 На улице было холодно, накрапывай дождь, но самым неприятным оказался пронизывающий ветер. Даша прижалась в Филиппу и рассмеялась, впрочем, без досады.— Что же нам так не везет? Боюсь, экскурсию придется отложить до лета.— Такова наша планида, — философски заметил месье Кервель, но в голосе его тоже не ощущалось горечи. — Бог с ней, с экскурсией, идемте обедать. Вы обещали мне хороший обед и отличную кухню.— Это для меня она отличная. — После истории с зубочистками Даша сомневалась, что за пределами парижской кольцевой дороги найдется хоть один ресторан, удовлетворяющий ее капризного спутника. — Я уже боюсь рекомендовать вам что-либо. И все оттого, что вы своими лягушками, улитками и прочими земноводными полностью отбили вкус к настоящей человеческой еде.— Просто в вас говорит голос крови, — возразил Филипп. Кулинария была единственной темой, где он переставал быть вежливым. — Вы потомок гуннов, и потому не можете любить…— Лягушек? Не могу. Бр-р-р!— Вы их ели?— Ела. Один раз.— Где?— В китайском ресторане.— И после этого вы говорите, что ели! Да разве китайцы умеют готовить лягушек?— Знаете что, дорогой Фи-фи, как говорится, ты мне лягушку хоть сахаром облепи, все равно она лягушкой и останется. Тьфу ты, гадость какая!Филипп рассмеялся и обнял свою спутницу за плечи. Настроение его явно улучшалось. 3 — Еле успел на утренний рейс. Ну и погода! — Отряхивая плащ, в гостиную вошел высокий молодой человек. — Что это с Юргисом? Он на редкость паршиво выглядит.Макс Сауш очень походил на брата, но никому бы не пришло в голову послать его к черту или назвать неудачником. Старший Сауш унаследовал черты характера своей матери — цинизм, уверенность в себе, презрение к окружающим.— Можно подумать, он когда-нибудь выглядел иначе. — Илзе встала и обняла старшего сына. — Ты привез документы?— Да. Забрал все, что там было. Его последняя жена, к счастью, не от мира сего и отдала мне все без малейшего звука.— Кто вам дал право копаться в бумагах отца? — побледнел Юргис.Макс хотел что-то ответить, но мать опередила его:— Заткнись, тебя никто не спрашивает. — И снова, обращаясь к старшему сыну, спросила: — Ты нашел то, о чем я тебе говорила? Давай все сюда.Макс улыбнулся и поцеловал матери руку.— Не надо спешить. Думаю, для начала мы должны хорошенько все обсудить. Чтобы потом не возникло разного рода недоразумений.— Ты не веришь мне, своей матери? — Сауш смотрела на сына не отрываясь.— Любопытные вещи иногда узнаешь, сам того не желая. — Молодой человек отпустил руку матери и присел в кресло. — О себе. О своих близких. Пока летел в самолете, почитал кое-какие письма. Ты, оказывается, не была примерной женой, мама.Илзе слегка покраснела:— Что ты имеешь в виду?— Я родился за неделю до свадьбы. И судя по всему моим отцом должен был стать другой.Юргис вскинул голову:— Так вот что имела ввиду тетя Валя…— Заткнись! — снова рявкнула Илзе. И затем уже спокойно, обращаясь к старшему сыну, произнесла:— Макс, а ты глупее, чем я думала. Неужели ты не понимаешь, что я это делаю ради тебя?— Может мне самому решить, как поступать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65