Впрочем, перед смертью, когда врачи вынесли ему окончательный приговор — осталось не больше трех месяцев, — он оттаял. Держа сына за руку, плакал, каялся, что лишил ребенка детства. Никотиныч не держал зла. Жена его потом бросила, а дочь выросла…В тот вечер он с доской под мышкой возвращался домой. Настроение было чудесное, погода стояла теплая — бабье лето догуливало последние сентябрьские деньки. Неожиданно в сгущающейся темноте что-то большое, черное налетело на него, сшибло с ног. Удар был таким сильным, что на мгновение он потерял сознание. Очнулся на асфальте, посмотрел вслед трусливо удирающему по аллее роллеру.— Сволочь, дерьмо! Ездить научись, козел! — выругался Никотиныч и стал собирать рассыпавшиеся по асфальту шахматы.Вдруг рядом появился парень — на вид лет двадцать, — присел на корточки, принялся ему помогать.— Все, не все? — Никотиныч пошарил рукой по асфальту, потом стал пересчитывать фигуры. — Жалко, если потеряются. Это из кости, настоящие. Нет, вы видели, что делается?!Парень вертел в руке белого коня.— На деньги в шахматы играешь? — спросил он. Никотинычу не понравилось это «тыканье», но виду он не подал.— Играю, а что?— Я этого говнюка знаю. Давай догоним, проломим башку доской, — неожиданно предложил парень.— Зачем же доской? — растерялся Никотиныч. — Пусть живет!Парень помог ему подняться. Кружилась голова, бульвар норовил опрокинуться набок… Похоже, он получил сильное сотрясение.— Не поможешь мне? — попросил Никотиныч, опираясь на руку незнакомца.— Здесь далеко?— Рядом, через два дома.Парень взял шахматную доску под мышку, и они медленно пошли по аллее. Никотиныч, несмотря на головокружение, все-таки попытался завести беседу. Парень охотно рассказал, что учился в МФТИ, но летом бросил, сейчас работает в одной фирме, снимает квартиру неподалеку, шахматы его не интересуют, потому что каждая фигура ходит только так, а не иначе, дурацкие правила, придуманные арабами тысячи лет назад, слишком логично, а он в любой игре обожает элемент непредсказуемости, азарта, когда противник может совершить коварный маневр, напасть исподтишка, и ты всегда в напряжении, всегда адреналин в крови… Своими глупыми высказываниями парень взбесил Никотиныча, он почувствовал, как прилила кровь к вискам, задергалась жилка под глазом. Что он, сопляк, понимает в играх! Пальба из шестиствольного пулемета по выскочившему из-за угла монстру — это, что ли, верх боевого искусства?! Да в шахматах больше интриги, чем в любой, самой занимательной, компьютерной игрушке! Вдруг поймал себя на мысли, что начинает походить на собственного отца: тот тоже любил поучать домочадцев по вечерам на досуге. Бешенство прошло, и Никотиныч почувствовал себя еще хуже, чем раньше.Перед дверью он подумал, что не стоит впускать незнакомого человека в дом, но тут же мысленно отругал себя за невоспитанность. Парень, можно сказать, тащил его на себе, слушая всю дорогу его болтовню, а он!..— Проходите, молодой человек. Незнакомец увидел заставленный системными блоками стол.— Ух ты, сколько «железа»! — восхищенно сказал он.— Это все не мое, — уточнил Никотиныч. — Люди приносят, а я чиню.— Много приносят?— Бывает, — уклончиво ответил Никотиныч. — Иногда сутками сижу, а сейчас вот полегче — в шахматы со старичками играю. — Никотиныч опустился на диван, потрогал затылок — шишка была приличная. Чинить компьютеры он начал три года назад, поняв, что этим может зарабатывать в несколько раз больше, чем в институте. Кое-что подчитал, кое у кого поспрашивал, поучился и — взялся за дело. Рутой у Никотиныча были золотые, голова тоже — этого не отнять. Скоро появилась приличная клиентура, и он окончательно ушел из НИИ.— Что летит? — поинтересовался парень.— Всякое бывает. То вирус жесткий диск убьет, то вентилятор сломается, то файл загрузочный нечаянно сотрут. Дали людям инструмент, а они, как дети малые, в игрушки играют. — Он бросил камень в его огород, но парень пропустил последнюю фразу мимо ушей.— А у меня никогда не ломается. Не успевает. Я компьютер каждый год меняю, — признался он.— Красиво жить не запретишь, — усмехнулся Никотиныч. — Я бы тоже так хотел.— Как голова? Плохо?— Терпимо. «Скорая» сейчас все равно не поедет, а завтра в травмпункт схожу. Лишь бы не тошнило.— Это точно. — Парень рассмеялся. — Я тоже не люблю, когда тошнит. Как будто к тебе кто-то внутрь залез. — Неожиданно он протянул Никотинычу руку. — Лобстер — хакер, программист. Выбирай, что нравится.— Кличка? А я Никотиныч. С первого курса приклеилось — и на всю жизнь. И курю вроде не так много.— У тебя вон пальцы желтые, — заметил Лобстер. — По пачке в день точно смолишь. Хороший ник, прикольный. Кстати, могу помочь с софтами, — неожиданно поменял он тему.— Программ у меня хватает, — сказал Никотиныч.— Можно взглянуть? — кивнул Лобстер на монитор.— Можно, — неохотно произнес Никотиныч, удивляясь самому себе. С чего это он стал таким добреньким — разрешил Лобстеру копаться в программах? Может, от того, что головой об асфальт стукнулся? Никотиныч не любил, когда кто-то лазил в его компьютер.Его потрясло, с какой скоростью Лобстер стучал по клавишам, изучая программы.— Ты что, на пианинах обучался? — поинтересовался он.— Никогда, — покачал головой Лобстер. — У матери была портативная машинка «Москва» — ну, я и освоил ее за месяц. Классе в пятом. А потом на «клаву» перейти было не трудно.— Понятно, московский самородок, — кивнул Никотиныч.— Называй как хочешь, — пожал плечами Лобстер, и Никотиныч понял, что на шутках подобного рода он иногда тормозит. — Так себе программки. У меня лучше есть. Надо будет — загружу.Потом они пили пиво и вели профессиональные разговоры о «железе» и софтах, и Никотиныч уже забыл про шишку, про головокружение, про желание с утра отправиться в травмпункт. Он, сам человек увлекающийся, теперь вдруг понял, насколько фанатично этот парень предан хакингу и абсолютно одинок… Лобстер стал частым гостем в его доме, и вскоре они подружились. А через месяц Никотиныч рассказал ему о деле, которое задумал.Никотиныч считал, что мир устроен несправедливо. Какого черта, спрашивается, было защищать диссертацию, не спать ночами, лезть из кожи вон, проводить эксперименты, добиваясь успешных результатов, когда какая-нибудь посудомойка в пиццерии получает втрое больше? К чему было так страстно любить жену, когда нашелся молодой и богатый, увел в одночасье, будто и не было созданной годами семьи? Зачем вся эта нервная суета с зарабатыванием долларов и марок, когда его восьмидесятилетняя соседка по лестничной площадке, которая в свое время работала в «Инторге» и учила его жить, теперь разорена собственными детьми, едва передвигается на костылях и ежедневно выпрашивает у него мелочь на хлеб? Никотинычу надоело смотреть на этот затхлый мир глазами мастера спорта по шахматам, старшего научного сотрудника, заведующего лабораторией, ответственного секретаря ученого совета, мастера по ремонту компьютеров! Надоело! Теперь он хочет небрежным взмахом руки посылать холуев за тридевять земель за прекрасной жар-птицей, которую потом зажарят и съедят, оставив обглоданные кости, грубо, безо всякой любви и нежности иметь трех шикарных девок за ночь, сосать «Мартель», босиком бродить по горячему флоридскому песку, маясь от безделья… Никотиныч знал, что можно всю свою сознательную жизнь тырить мелочь по карманам, а можно сыграть только раз, но точно, наверняка, чтобы потом «не было мучительно больно»…Никотиныч принялся изучать специальную литературу и скоро убедился, что задача, казавшаяся ему поначалу ирреальной, вполне решаема. Всякая шелупонь взламывала банки по всему миру чуть ли не каждый день, но брала, конечно, по мелочи, потому что никто не будет заниматься кражей десяти долларов, взломщики покрупней тоже иногда оставались безнаказанными, но кражи миллионов почти всякий раз были раскрыты. Нужен был не просто алгоритм, а особый кураж, подвыверт, как любил говорить Никотиныч. Вся беда заключалась в том, что его мозги не были хакерскими, и даже если б он научился «щелкать» сети как семечки, запускать вирусы и воровать информацию, он все равно остался бы ответственным секретарем и мастером спорта — другое поколение, другая жизнь, другая профессия! Ему для дела была нужна еще одна голова, и тут — надо ж было случиться такому! — он встретил Лобстера на бульваре.Никотиныча удивило, с какой легкостью Лобстер согласился на взлом. Предложи ему такое в двадцать, он измучился бы, выбирая между добропорядочностью и деньгами, да и страшно — как-никак преступление против частной собственности! Утешало только, что грабить они будут каких-то абстрактных буржуев, взламывать виртуальные, невидимые счета. Эти компьютерные деньги нельзя пощупать, помять в руках, посмотреть купюры на свет, определяя подлинность. Они недосягаемо далеки, они вроде бы где-то есть, и в то же время их пока нет: пройдет несколько месяцев, а может, и лет, пока удастся до них добраться.Иногда Никотиныч намеренно прикидывался «чайником», как, например, сегодня. На самом деле в шифровании и дешифровке ключей он самостоятельно еще год назад достиг значительных успехов. Прикидываясь, он давал возможность Лобстеру потешить собственное самолюбие, поучить мужика, который вдвое его старше. Никотиныч дублировал всю работу — будто проводил научный эксперимент. Ему нужна была стопроцентная гарантия. Лобстер пообещал, что такая гарантия будет, но не сразу…На горячей сковороде шумно зашкварчала картошка. Вкусно запахло котлетами и какой-то приправой. Лобстер оглянулся на дверь, включил планшетный сканер. Сунул под крышку сканера свидетельство о смерти бабушки, перегнал изображение в компьютер. Теперь со свидетельством можно делать что угодно. Главное, конечно, не это — Лобстер подделает и подпись, и печать, главное — бумага, на которой оно выписано. Передать мелкую сетку очень трудно, для этого нужен высококлассный цветной принтер, а ни у него, ни у Никотиныча такого кет. Впрочем… Лобстер на мгновение задумался, а потом рассмеялся.— Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста, — появился в двери Никотиныч.— Иду, — отозвался Лобстер.
Лобстер хлопнул ладонью о барную стойку. Убрал руку, на гладкой дубовой поверхности лежала двадцатидолларовая купюра.— Мне сок манго со льдом, пожалуйста.— Мы доллары не берем, — равнодушно отозвался бармен.— Вы меня не помните?— Почему я должен всех помнить? — Бармен пожал плечами.— Мне нужен телефон девушки, с которой я был здесь позавчера. Где-то около девяти.— Ты мент? — спросил бармен.— Почему мент? — удивился Лобстер.— Ведешь себя, как полицейский из дешевого боевика. Доллары суешь, телефон просишь. Я девчонок не продаю.— Хорошо, сколько?— Да нисколько. — Бармен отошел от него, дав понять, что разговор окончен, занялся бутылками на витрине.Лобстер пересел на другое место, поближе к нему.— Я ее друг, мы пожениться хотим, — сказал он, глядя в спину бармена.Тот обернулся:— Знаю я таких друзей. Один тоже все интересовался, а потом девчонку нашли в подъезде с перерезанным горлом. Оказался маньяком с двадцатилетним стажем.— Сам придумал?— Угу, только что, — кивнул бармен. — Ты газеты читаешь иногда?— Нет, — честно признался Лобстер.— Пожалуйста, ваш сок. — Бармен поставил стакан на плетеную салфетку.Лобстер начинал злиться.— Хорошо, не хотите говорить телефон, дайте хотя бы наводку — у кого узнать.— Никто не скажет, — покачал головой бармен, внимательно глядя на Лобстера. — Народ пуганый, всего боится.Нужно было менять тактику. Лобстер отпил сок, скорчил плаксивую рожу.— Переколол я ее! Она сейчас в больнице, в токсикологии под капельницей. В сознание не приходит. Что мне теперь, полжизни с ней сидеть? А вдруг ласты склеит? Хоть бы матери сообщить!Бармен рассмеялся, потом вдруг посерьезнел и спросил:— Других версий нет?— Нет, — зло ответил Лобстер.— Ты на наркошу похож, как я на балерину. Допивай свой сок и вали, пока я охранника не позвал.— Думаете, я не знаю, как у вас тут это делается? — завелся Лобстер. — Она в бар своих клиентов приводит, а вы за это ее не трогаете. Может, даже еще и башляете понемногу. Капелек для носа у вас нет? Накапайте полстаканчика. А то в прошлый раз не пробрало!— Вадик! — крикнул бармен. Высокий плечистый охранник решительно направился к стойке.— Выведи, пожалуйста, молодого человека воздухом подышать, — попросил его бармен.— Пойдем, парень. — Охранник хлопнул Лобстера по плечу.— Только без рук. Я — существо злопамятное, — грозно сказал Лобстер бармену на прощание и направился к выходу.— Злопамятный он. Я тебя мизинцем, как гниду, раздавлю, — тихо произнес бармен.Лобстер с охранником оказались на улице.— Ну и чего ты орешь? Тебя просили?— Я не ору. Мне капельки надо. Белка послала— Пи…деть не надо! Если послала, ты бы ко мне подошел, а не к нему. Короче, что хочешь?— Телефон и адрес. Белки, — уточнил Лобстер.— Стрелки. Пятьдесят баксов.Лобстер пошарил по карманам, протянул деньги охраннику. Вадик сунул деньги в карман куртки.— Пиши… И чтоб я тебя больше здесь не видел!
На косяке рядом с дверью оказалось четыре звонка. Лобстер, недолго думая, на какую кнопку надавить, нажал сразу на все. За дверью раздались шаги, послышались женские голоса — один старческий, другой — помоложе.— Участковый опять. — Молодой голос был низким, как геликон.— Повадился, хрен старый! Кто там? — Не дожидаясь ответа, старуха защелкала замками.— Здравствуйте, мне Белка нужна.Его рассматривали. Старуха со сморщенным, как печеное яблоко, лицом — несколько испуганно, женщина помоложе в застиранном халате — с любопытством.— Какая еще Белка? Нету здесь таких, — сказала старуха.— Мне этот адрес дали. Рыженькая такая. — Лобстер попытался описать внешность девушки.— Имя у нее есть? — спросила женщина.Имени Лобстер не знал.— Нету, нету такой. Ошибся ты. — Старуха захлопнула дверь.Лобстер постоял немного, собираясь с мыслями, стал спускаться по лестнице. Гад охранник, наколол!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31