Вспомните Венецию и свою давнюю любовную связь с прекрасной синьорой Дельфиной, бывшей замужем за одним мелким аристократом. Посмотрите же хорошенько, ваша светлость, посмотрите на свою дочь Августину, обнимите ее, мой господин, она вас достойна. Я взял ее еще ребенком, вырастил и воспитал ее, а теперь оцените сами мои усилия. Мне кажется, я могу по праву гордиться тем, что превратил Августину в одну из самых прелестных и умных девушек в Европе. О, ваша светлость, как я жаждал разыскать вас и встретиться с вами; узнав, что вы поселились в Александрии, я поспешил сюда, чтобы убедиться собственными глазами. И я был прав – сходство просто поразительное! Я надеюсь, что вы достойно вознаградите скромного бедного итальянца, у которого из всех богатств есть только красота его супруги.
Трогательная девичья грудь и стройный стан Августины, ее большие карие глаза и исключительная белизна ее кожи оказали на герцога сильное впечатление; в его глазах загорелся похотливый огонек, в лице его отразилось радостное предвкушение инцеста, и после недолгих складных объяснений, которые дал ему Сбригани, старик объявил, что признал Августину и что немедленно увезет ее к себе домой с тем, чтобы она заняла подобающее ей место в его семье.
– Не спешите, ваша светлость, – заметил мой неподражаемый супруг, – вам сначала надо переварить обед. К тому же осмелюсь напомнить, что девушка принадлежит мне до тех пор, пока вы не возместите огромные расходы, связанные с ее воспитанием, которые едва ли покроет скромная сумма в десять тысяч цехинов. Однако, учитывая честь, любезно оказанную вами моей супруге, я не смею торговаться с вашей светлостью и удовлетворюсь этой мизерной суммой, поэтому, сударь, соблаговолите выложить деньги, иначе я не отпущу Августину,
Распутный герцог был очарован девушкой, к тому же безмерно богат, и, на его взгляд, за столь лакомый кусочек не жаль было никаких денег; сделка была совершена между сыром и десертом, а после кофе моя горничная уехала вместе со своим нежданно-негаданно обретенным отцом. Ловкая девица, говорившая по-итальянски так же бегло, как и я, и также не привыкшая церемониться там, где речь шла о присвоении чужой собственности, прекрасно сыграла свою роль. Мы договорились, что будем ждать ее в Парме, и через два дня она присоединилась к нам и поведала, как герцог, воспылав к ней страстью, начал свои приставания в первую же ночь. Чем больше она сопротивлялась, ссылаясь на их родственные отношения, запрещающие подобное поведение, тем сильнее воспламенялся старый хрыч, который строго заявил, что в Италии душещипательные сцены не проходят. В родных стенах своего дома, где он мог воспользоваться помощью слуг или возбуждающих средств, распутник вел себя гораздо раскованнее, чем со мной, и в результате был вознагражден более щедро: вначале он выпорол очаровательный зад Августины, затем прочистил его своим восставшим-таки членом. Покорность прелестной девочки настолько понравилась герцогу, что он сверх всякой меры одарил ее и предоставил ей полную свободу в доме. Таким образом, она получила все ключи от всех потайных запоров, обшарила его сокровищницу и была такова. В конце своего живописного рассказа она выложила перед нами солидную кучу денег – более пятисот тысяч франков. Разумеется, после такого улова мы, не мешкая, покинули окрестности благословенного городка идиотов и простаков, хотя должна заметить, что нам вряд ли угрожала серьезная опасность. Дело в том, что в Италии преступнику достаточно перебраться в ближайшую провинцию: власти никогда не станут преследовать его за пределами своей области, более того, они сменяются почти ежедневно и даже два раза в день, поэтому преступление, совершенное до полудня, к вечеру устаревает и не подлежит наказанию. Такое положение представляет исключительное удобство для путешественников, желающих по пути нагреть себе руки.
Однако посчитав, что в данном случае скромность есть лучшее достоинство, мы благоразумно покинули Парму и не останавливались до самой Болоньи. Красота жительниц этого города заставила меня задержаться и сполна насладиться ими.
Сбригани, который отменно обслуживал свою требовательную супругу, представил меня одной вдове, своей давней знакомой. Эта очаровательная женщина лет тридцати шести, прекрасная как сама Венера в пору расцвета, знала в Эмилии – так называлась область, куда мы попали – всех обладательниц сапфических достоинств, и в течение недели я испробовала множество женщин, которые были одна другой краше и обольстительнее; следующую неделю мы провели в знаменитом монастыре неподалеку от города, куда моя Новая подруга совершала регулярные паломничества. Ах, друзья мои! Перо самого Аретино не в силах описать исполненные сладострастной неги оргии, которые мы устраивали в святой обители. Все послушницы, немалое число монашек, пятьдесят пансионерок – словом, сто двадцать молодых женщин прошли через наши руки, и скажу вам откровенно, что никогда за всю свою жизнь меня не ласкали с такой страстью. Болонская монашка намного искуснее в сосании вагины, чем любая француженка: она с таким восхитительным проворством проводит своим язычком от клитора до самой глубины влагалища, а от влагалища до задней норки, что кажется, будто она охватывает за раз все самые чувствительные места; пальчики ее удивительно гибкие и расторопные, и она не дает им отдохнуть ни секунды… Небесные создания! Я никогда не устану вспоминать вас с благодарностью, и при этом воспоминании всегда будет сладко ныть мое сердце; никогда я не забуду ваши чары и ваше волшебное искусство пробуждать изысканно-сладостные ощущения; я не забуду вашу неистощимую фантазию, и самой большой радостью в моей жизни будут те минуты, когда я буду вновь переживать удовольствия, которые вкусила вместе с вами. Все они были прекрасны, все свежи и веселы, эти прелестницы, так что выбирать не было никакого смысла: едва лишь в какой-то момент я пыталась сосредоточиться на одной, как множество других тотчас отвлекали мое внимание, и вся эта ненасытная толпа предъявляла права на мое тело. И вот там, друзья мои, я испытала то, что итальянки называют «молитвой по четкам»: собравшись в большом зале и вооружившись искусственными членами, мы как бы нанизались одна на другую и образовали замкнутую цепочку, напоминающую бусы; сто женщин расположились таким образом, что воображаемая связующая нить проходила через вагину у тех, кто был повыше, и через анус у невысоких; каждую десятку замыкала опытная наставница, и эти наставницы изображали собой главные бусины четок и были единственными, кто имел право разговаривать: они давали сигнал к извержению, руководили всеми движениями и следили за порядком в продолжение всей этой любопытной оргии.
Когда спектакль закончился, любезные дамы придумали, чтобы доставить мне удовольствие, новую композицию, где все действие было сосредоточено вокруг меня. Я лежала на живом матраце, составленном из шестерых женщин, и в такт их страстным движениям ритмично поднималась и опускалась как на волнах, а остальные подходили группами и утоляли мою похоть: одна облизывала мне вагину, другая, оседлав мою грудь, удовлетворяла себя моими сосками, третья терлась клитором о мое лицо; все мое тело было липким от нектара, и вы, конечно, понимаете, что и мое семя изливалось не менее обильно.
В заключение я пожелала испытать содомию: к моим губам прижималась горячая вагина, из которой я высасывала нектар, опустошив один сосуд, я только успевала сделать глубокий вдох, как мне подставляли другой, и каждый раз в момент смены в мой зад проникал новый инструмент; то же самое происходило с вдовой, только ее сношали во влагалище, а она обсасывала анусы.
Пока я развлекалась в монастыре, Сбригани занимался тем, что пополнял наши денежные запасы, изрядно истощенные моими безумными тратами, и к тому времени, когда я вернулась, он совершил несколько краж и полностью возместил ущерб. Поистине счастлив человек, который умеет сдерживать порыв расточительности и заполнять бреши в своем кошельке, используя для этого кошельки окружающих.
В результате мы оказались обладателями почти трех тысяч цехинов и теперь могли покинуть Болонью такими же богатыми, какими сюда приехали.
Я была выжата до последней капли, однако, как это всегда бывает, излишества распутной жизни не только изнашивают тело, но еще сильнее возбуждают воображение, и все мои мысли были направлены на тысячи новых безумств; я жалела, что так мало совершила их, и в поисках объяснений пришла к выводу, что виной тому была моя инертность и леность ума; тогда-то я и обнаружила, что сожаления о несовершенных злодействах могут заставить человека страдать не меньше, чем угрызения совести, которые испытывают слабые люди, уклонившись от добрых дел.
В таком физическом и моральном состоянии я пребывала, когда мы проезжали через Апеннины. Эта необъятная горная цепь, разделяющая полуостров вдоль, дает много интересного внимательному взору путешественника; по мере того, как дорога поднимается все выше и выше, открываются все новые, потрясающие взор картины: по одну сторону расстилается огромная Ломбардская долина, но другую сверкает Адриатическое море, и в подзорную трубу можно видеть окрест на расстояние до пятидесяти лье..
Мы остановились в придорожном постоялом дворе с намерением посетить вулкан. Глубоко заинтересованная всеми безумствами природы, обожая все, что связано с ее капризами, причудами и жуткими ужасами, бесчисленные примеры которых мы видим ежедневно, я не могла обойти вниманием это чудо, и после обеда, довольно скудного, несмотря на то, что мы всегда заранее посылали вперед повара, мы пешком прошли через небольшой участок вздыбленных обломков, в конце которого находится кратер; вокруг него была покатая площадка голой земли, усыпанной валунами разного размера; по мере приближения к жерлу, становилось все жарче, и нам приходилось дышать зловонным запахом купороса и углерода, который исходит из вулкана. Мы молча смотрели на пламя, жар которого неожиданно усилился, когда пошел мелкий дождь; огненный котлован составлял в окружности десять или двенадцать метров, казалось, ударь лопатой рядом с жерлом, и из этого места вырвется столб огня.
– Вот так же вскипает мое воображение, когда на мой зад обрушивается хлыст, – сказала я стоявшему рядом Сбригани, не отрывая глаз от вулкана.
Стенки этой огнедышащей печи обуглены дочерна и напоминают уголь, почва вокруг глинисто-красного цвета, а воздух пропитан запахом гари. Пламя, вырывающееся из жерла, заканчивается мощной струей и мгновенно пожирает, превращая в дым, все, что вы бросаете в него; оно имеет синий с фиолетовым оттенком цвет как у горящего коньяка. Справа от селения Пьетра Мала находится еще один вулкан, который вспыхивает только, если поднести огонь к его жерлу. Мы несколько раз проделали этот эксперимент и при помощи маленькой свечки устроили настоящий праздник огня. Человеку с моим воображением лучше вообще не видеть такое зрелище, потому что ядовитые испарения пожарища отравили мой мозг, едва лишь земля у наших ног вспыхнула ярким пламенем.
– Знаешь, милый, – вздохнула я, глядя на Сбригани, – желание Нерона стало моим желанием. Недаром я предчувствовала, что, вдохнув воздух, которым дышало это чудовище, я заражусь его страстями.
Когда же усилившийся дождь залил кратер вулкана, вода закипела, обращаясь в пар, но пар этот был холодным! О, великая Природа, капризны и непостижимы твои пути-дороги и недоступны нам, смертным.
Множество вулканов, окружающих Флоренцию, в один прекрасный день могут вызвать катастрофу, и эти опасения подтверждаются следами давних катаклизмов в этом краю. В связи с этим мне пришла в голову неожиданная мысль: может быть, внезапная гибель Содома, Гоморры и других селений была объявлена чудом для того, чтобы посеять в человеческой душе страх перед пороком, который свирепствовал среди обитателей этих городов, а те знамениты пожарища были вызваны не вмешательством Небес, а естественными причинами? Местность вокруг Мертвого Озера, где прежде стояли Содом и Гоморра, усеяна не совсем еще потухшими вулканами и удивительно похожа на здешнюю. От географических сравнений я перешла к климатическим и, вспомнив, что в Содоме, как во Флоренции, в Гоморре, как в Неаполе, вблизи Этны так же, как и в окрестностях Везувия, население обожает совокупляться в задний проход, я пришла к выводу, что извращенное человеческое поведение непосредственно связано с капризами самой Природы и что там, где Природа обнаруживает свою порочность, она растлевает и своих чад. Я мысленно перенеслась в те, когда-то веселые и беззаботные арабские города, представила себя в Содоме и, устроившись на самом краю кратера и глядя вниз, подставила свой обнаженный зад Сбригани, Августина с Зефиром тут же последовали нашему примеру; потом мы поменялись партнерами: член Сбригани полностью исчез в красивой заднице моей горничной, я стала добычей своего лакея, и пока мужчины наслаждались в наших потрохах, мы с Августиной мечтательно смотрели в кратер и мастурбировали.
– Вы, я вижу, недурно проводите время, – неожиданно услышали мы хриплый, будто загробный голос откуда-то из кустов. – Нет, нет, продолжайте, я не собираюсь испортить вам удовольствие – я только хочу разделить его с вами, – продолжало похожее на кентавра существо, вылезая из укрытия и подходя к нам.
Своими необъятными размерами и диким видом оно представляло собой нечто невообразимое: в нем было росту больше двух метров, а огромные усы делали страшное смуглое лицо еще ужаснее. В первый момент мы подумали, уж не князь ли Тьмы явился за нами, но заметив наши испуганные лица, великан воскликнул:
– Как! Вы не слышали об апеннинском отшельнике?
– Разумеется, нет, – храбро ответил Сбригани, – мы никогда не слышали ничего подобного.
– Тогда ступайте за мной все четверо и увидите еще и не такие чудеса:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95