– Я хочу, чтобы ты сражался в их рядах и потому именно я и пришла сюда.
Инграм изумленно посмотрел на Вальбургу, луч надежды запал в его душу, и он спросил:
– Каким образом ты можешь помочь мне?
– И сама еще не знаю, – ответила Вальбурга, – но я надеюсь. Я отправлюсь к графу, если же он ничего не сможет сделать, то и к самому повелителю франков, на чужбину, да и соотечественников попрошу. Из одного двора в другой буду ходить я просительницей. Быть может ко мне будут милостивы, так как теперь они нуждаются в твоем мече.
– О, преданная девушка! – вскричал Инграм.
– А между тем, ты не позволяешь, чтобы я помогала тебе, безумный ты человек, – сказала Вальбурга. – И не хочешь принять моих обетов. Но может ли девушка хлопотать о тебе, не будучи обручена с тобой?
Инграм поднял руки и вскричал:
– Если мне суждено жить, если когда-нибудь буду я ходить по светлым полям, то постараюсь отблагодарить тебя за твою любовь!
– Приятно мне теперь слышать, как ты говоришь, – радостно ответила Вальбурга. – И как с будущим мужем, я обо всем побеседую с тобой, чтобы получше устроить наше счастье. Держи меня здесь в лесу, или где бы то ни было, доколе я тебе полезна. Но если заблагорассудишь, отправь меня в страну, чтобы в качестве твоей будущей жены я позаботилась о твоем имуществе. Мне поверят, если я скажу, что являюсь твоей невестой, а для «Вороньего двора» полезно, чтобы за порядком смотрела женщина. Служанки твои разбежались, да им и не надо возвращаться, потому что я намерена стать единственной хозяйкой в доме. Скот тоже требует ухода, я приищу тебе служанку, поговорю с Бруно – человек он скромный, посоветуюсь с ним, как бы снова возвратить тебе мир. Пеню уплатишь, хотя бы стоило это части усадебной земли или наследственных полей твоей матери, что в долине. Суровый приговор настиг тебя, когда объявили, что можешь ты пользоваться миром там, где никто не видит и не слышит тебя, но суровое слово может быть милостиво истолковано. Доколе ты не появишься и не сделаешься известен в народе, христиане не станут ни следить за тобой, ни подслушивать, хоть бы ты находился даже в «Вороньем дворе» или в опустелом дворе моего милого отца, в который я так охотно бы возвратилась. Вот мое мнение, а теперь выскажи свое.
– Мое мнение – что если суждено мне жить под светом солнца, то будет у меня добрая хозяйка, которая в практических делах разумнее хозяина.
– Хорошо Инграм! – торжественно сказала Вальбурга. – Как выпутаемся из беды, известно одному лишь Богу, но я уповаю на Него и благодарю Его за то, что нашла я тебя в лесу и узнала сердце твое и мысли.
Наклонив голову, Вальбурга произнесла «Отче наш», а Инграм тихо сидел подле нее, слушая шепотом сказанную молитву. Когда же Вальбурга, сложив руки и улыбнувшись, снова подсела рядом, то Инграм тихо коснулся ее руки и сказал:
– Пойдем, Вальбурга. Я выведу тебя из мрака на свет солнечный.
– А шрам – очень уродует лицо? – спросила девушка.
– Я уже не замечаю его, – ответил Инграм.
– Быть может, и привыкнешь, – вздохнула Вальбурга. – Однако, постой. Солнце не должно видеть тебя в таком виде: всклокоченные волосы не к лицу жениху. Сбрось куртку, я починю ее, а сам отыщи источник и убери как следует голову.
Она открыла корзинку, достала нитки и иглу.
– Всего принесла я, чего не найти в лесу, но что необходимо каждому, желающему нравится другим. Вот брачная сорочка – носи ее ради меня. Я ее сшила в страданиях, когда лежала больная. Не для одного себя живешь ты теперь: ты должен заботиться обо мне и главное – всегда нравиться мне.
Она удалила его и старательно починила дыры темной шерстяной одежды.
Когда Инграм снова направился к ней, то, оборвав последнюю нитку, Вальбурга помогла ему надеть куртку и очистить от мха.
– Вот так ты нравишься мне еще больше, ты стал совсем другой. А теперь, Инграм, я готова идти за тобой куда бы то ни было.
Она уложила свой маленький узелок, но не позволила Инграму взять корзинку.
– Неприлично это воину. Можешь понести меня, если я устану. Дай мне руку, чтобы я оперлась на нее.
Молча шли они таким образом по мшистой земле до скалы, высившейся среди деревьев. Стоявшее некогда здесь дерево упало и на его месте под лучами солнца росла роскошная трава, дикие розы и голубые колокольчики. Вальбурга пожала руку Инграму, стараясь под улыбкой скрыть свое волнение.
– Остановись, Инграм, и выслушай мое последнее слово. В этот час я согласна быть твоей невестой, но дочь твоего друга сделается тебе женой лишь в кругу родственников, когда дядя мой задаст обычный брачный вопрос. Но до той поры между нами – блестящий нож, который ты подарил мне.
Вальбурга вынула из платья клинок, который она некогда употребила против себя в хоромах Ратица.
– Вспомни о ноже, когда не будешь видеть моей щеки.
– Несносный нож! – с досадой вскричал Инграм.
– Хорошее предостережение, – ответила Вальбурга, схватив его за руку. – Пусть он напоминает тебе о том, что ты всегда должен уважать свою жену.
Инграм вздохнул, но затем приподнял голову и сказал:
– Ты мыслишь, как приличествует женщине.
Выйдя на открытое место, они произнесли перед солнцем небесным свои имена и слова, посредством которых обреклись друг друга на жизнь и на смерть. Инграм, хотевший по обычаю, перевязать жену каким-нибудь знаком, обернулся назад, чтобы сорвать веточку, но Вальбурга тихо сказала ему:
– В твой карман я положила крепкую связь, должную соединить нас.
Инграм взял твердый ременный пояс для ножа подаренного им Вальбурге в час смертельной опасности. И когда после обряда он обнял ее, то почувствовала она, как дрогнуло волнением его могучее тело и заметила, что солнце освещает его бледное и печальное лицо. Долго она держала его в объятиях и тихо шевелились ее уста, но потом она весело произнесла:
– Садись, витязь, а я приготовлю свадебный обед, эта честь принадлежит невесте и я не допущу, чтобы меня лишили этого. Так как не будет сегодня других гостей, то мы пригласим маленьких птичек, если они согласятся весело распевать нам свои песенки.
Она заставила его отведать принесенного кушанья, давала ему лучшие куски, точно больному, причем весело беседовала о своем путешествии от сорбов, о трудовой жизни на мызе, о венке буйной Гертруды, так что Инграм снова улыбнулся.
Солнце спустилось с полуденной высоты и Инграм взглянул на небо.
– Я замечаю, что мой повелитель думает о возвращении, – сказала Вальбурга. – Куда угодно веди твою лесную невесту. Как у доброго охотника, у тебя наверное есть хижина, которую я хочу хорошенько убрать.
– Под скалой логово дикого зверя, – важно ответил Инграм. – Я случайно нашел его и известно оно лишь одному мне. Далеко отсюда до него. Но все же необходимо, чтобы ты знала, где мой приют.
– Пойдем, – сказала Вальбурга. – Мне страшно, что ты так тревожно поводишь глазами, когда я обращаюсь к тебе с речью.
И снова они пошли по нетореным дорожкам, из лиственного леса в хвойный, с горы на долину, по оврагам и через стремительные потоки. Вдруг Инграм остановился, бросился на землю и увлек за собой Вальбургу.
– Вблизи пролегает горная дорога, – шепнул он.
Вальбурга услышала мужские голоса, а на некотором расстоянии различила ратников. Когда голоса замолкли, Инграм поднялся, но лицо его было бледно, как у умирающего, и холодный пот выступил на челе.
– Это всадники графа, – хриплым голосом сказал он.
Вальбурга платком отерла его лоб.
– Потерпи и настанет пора, когда с приветом склонятся они перед тобой, – сказала она, глубоко сознавая всем сердцем горечь стыда Инграма.
Безмолвно отправились они дальше. Часто останавливался Инграм, прислушиваясь и тревожно озираясь, наконец они стали спускаться частым лесом, среди которого возвышались лишь несколько высокоствольных деревьев. Вальбурга с трудом спустилась к подножию крутого склона. Инграм остановился.
– Вот здесь. Не бойся, Вальбурга, и доверься мне.
Она наклонила голову. Инграм развел ветви и отодвинул в сторону каменную плиту: перед ними зияло темное отверстие.
– Узок путь, ведущий в глубь земли, но с этой поры вот твое жилище, невеста волка.
С трепетом подалась Вальбурга назад, осеняя себя крестным знамением.
– Только привыкни, и подобно мне станешь смеяться над этим, – утешил Инграм. – Я пойду впереди и буду держать тебя за руку. Наклони голову, чтобы не ушибла тебя скала.
Он вошел и повел за собой Вальбургу. Среди мрачной ночи они спускались вниз. Вальбурга ощупывала путь рукой.
– Страшен путь в обитель мертвых, – вздохнула она.
– Теперь остановись, а я посвечу, – и он выпустил руку Вальбурги.
Вальбурга стояла на неровной почве. Подле нее не было уже скал, и с ужасом хваталась она вокруг себя за пустоту. Вдруг вспыхнула искра, показался огонек, охватил кучу хвороста и при багровом освещении Вальбурга увидела сводчатую пещеру. Подобно серебру и жаркому золоту сверкали выступы камней. Перед ней почва склонялась к мрачному водоему, занимавшему половину пещеры. Дым клубами носился вокруг сверкающей скалы и исчезал вверху в сероватой мгле, где через одно отверстие проникало бледное мерцание дневного света. Вальбурга опустилась на колени и закрыла глаза.
– Не бойся, Вальбурга, – утешал Инграм. – Холоден камень, глубока вода, но зато надежен приют в скалистой храмине.
– Это обитель языческих богов, – вздохнула Вальбурга. – Говорят, в таких пещерах дремлют они во время бурь. Они скрываются здесь от Бога христиан и преступно с нашей стороны проникать в тьму языческих божеств.
Инграм тревожно посмотрел вокруг себя и тряхнул головой.
– Быть может, они и обитают здесь, но я их не видел. Придя сюда в первый раз, я тоже оробел подобно тебе. Лежа порой подле пылавшего огня или в мрачной темноте, кротким сердцем взывал я ко всем священным именам, моля их о помощи. Но никто не услышал меня, – последние слова Инграм прошептал. – Я полагаю, что высокая храмина принадлежит владычице людей Фриде. Мудрецы утверждают, что она милостиво властвует в горах и порой принимает к себе смертных. Я был в отчаянье, отвержен, и мнилось мне, что она ласково допустила меня в свою пещеру. Хотя волосы поднимались у меня дыбом, но я позвал ее по имени, молил и вопил, обрекал себя ее служению, но она не явилась. Как и теперь пылает пламя, только в воде что-то волновалось, и я увидел большую, кружившуюся водяную змею. Полагаю, что это была богиня. Я бросился на землю, причем услышал шелест змеи, вот как теперь, – и Инграм указал на воду.
Вальбурга пронзительно вскрикнула. В воде извивалась большая змея, голова которой выставлялась на поверхность среди водяных кругов.
– Уходи, Инграм! – закричала она. – Я знаю написано в священны книгах, что такая гадина замышляет пагубу людям.
– Говорят, будто она дает сокровища, – тихонько ответил Инграм. – Но до сих пор я не видел здесь золота. Однажды змея выползла из воды и свернула на теплом месте из-под угольев, и я подумал, что наверное она владычица пещеры. Но теперь не так. Увидел я как-то бегущую подле воды мышь, змея выскочила, проглотила мышь и затем со вздутым животом улеглась подле воды.
– Знаешь ли, кто была мышь? – со страхом Вальбурга. – Бес может принять образ мыши.
Тряхнув головой, Инграм ответил:
– Полагаю, что это была лесная мышь, как и другие. С той поры я не слишком опасаюсь змеи. Если она и может что-нибудь, то ничего опасного, вот мы и живем мирно друг подле друга. Но я вполне доверюсь тебе, Вальбурга, – грустно продолжил он. – Не думаю, что боги очень пекутся обо мне. Мне не посчастливилось также и у Гиллы, вещей жены, когда я решился проникнуть в ее жилище.
– Несчастный! – вскричала Вальбурга. – Ты ходил к колдунье? Она приносит жертвы духам тьмы и всякий, имеющий с ней дело – погибнет.
– Так говорите вы, христиане. Не отрицаю однако, что печален ее вид, а занятие ее нечестиво. Она требовала живого ребенка для мрачного дела, которое хотела совершить ради меня.
– Но ты не согласился? – спросила Вальбурга.
– Я вспомнил о тебе и о поездке моей к сорбам для освобождения детей, и больше не ходил к Гилле. С того времени я живу как бы вне защиты богов, которые тоже презирают лишенного мира. Одной только высокой владычице доверяю я, – таинственно продолжил он. – Жене судеб, носящейся над волнами со своими подругами. Мне полезнее молиться в долине, в которой она властвует.
– Ты говоришь о богине вод на Идисбах? – робко спросила Вальбурга.
Инграм кивнул в ответ.
– Она исконно благосклонна к моему роду и предание гласит, почему так случилось. Если тебе охота послушать, то узнаешь. Настала пора, когда я могу открыть тебе мою тайну.
Он подбросил вязанку хвороста в запылавший с треском костер, посадил подле себя испуганную Вальбургу и торжественно начал:
– Предок, от которого я происхожу, назывался Инго, и был он витязем в стране турингов. Он полюбился дочери своего начальника, но отец обещал ее другому. Витязь убил своего соперника, его лишили мира. И стал он скитаться странствующим воином. Едучи однажды около реки Идисбах, он увидел выдру, бившуюся с лебедем. Инго убил выдру и сел подле ясеня, на возвышении, как вдруг лебедь обернулся богиней, которая обратилась к нему с ласковыми словами и дала ему талисман, сообщавший победу над врагами и дар невидимости. Витязь проник ночью во дворец начальника и увез любимую девушку. Он построил себе на том ручье двор и жил там могучим властелином. Люди долин служили ему и никто из врагов не мог его одолеть. Однажды маленький сын витязя взял талисман из сундука, надел его на себя и пошел в лес. В это время враги моего предка напали на него и сожгли вместе с домом и домочадцами. Спасся только маленький мальчик. От него-то я и происхожу.
– Но известно ли тебе, Инграм, что дар этот действительно доставляет счастье? – спросила Вальбурга.
– Можешь ли ты сомневаться в этом? – с неудовольствием ответил Инграм. – Это тайное знамение нашего рода и я храню талисман, как наследие моих предков.
– Ты хранишь доставшееся от бесов? – с ужасом вскричала Вальбурга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42