https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/
Вот я, к примеру, спроси меня раньше, что такое Албания, так я бы и ответить не смог. Я думал, родина – это только моя деревня. Мне и дела не было до всяких там гегов, Жители Северной Албании.
а теперь они мне кажутся такими близкими. Теперь я знаю, что такое родина.
– Только, Лёни, действовать надо… с умом.
– Да уж иначе ничего не сделаешь.
Они проговорили допоздна. Уже почти под утро Лёни поднялся и надел плащ.
– Я пойду с тобой, – попросил Вандё.
– Нет, оставайся здесь. Я вернусь.
– Не волнуйся, сынок, Лёни еще придет. А вы, ребята, никому не говорите, что Лёни был здесь. Если кто спросит – вы ничего не знаете.
Лёни засмеялся.
– Слыхали? Пора и вам привыкать к конспирации.
Шпреса улыбнулась, услышав, как свободно он произнес это иностранное слово.
– Ну, до свидания!
– Что бы ни случилось, помни, здесь твой дом, – сказал господин Демир.
– В любое время приходи, – добавила госпожа Рефия.
Они попрощались с Лёни у калитки. Господин Демир медлил уходить.
– До свидания!
– Погоди-ка. – Господин Демир взял Лёни за локоть. Он быстро пошел к дому и исчез в подвале. Лёни, подняв воротник плаща, посмотрел на усыпанное звездами небо.
Но вот показался учитель. Лёни в темноте не мог рассмотреть, что у него в руках.
– Бери, – сказал учитель, – тебе пригодится.
Лёни ощутил ладонью холодное прикосновение металла и радостно вздрогнул, поняв, что это винтовка, да еще какая! Он же всю жизнь мечтал о такой винтовке!
– Бери, Лёни, – повторил учитель. – А вот и патронташ. С этой винтовкой я когда-то воевал, она стреляла только по врагам Албании. Я берег ее для Скэндера, а теперь… теперь ты вместо него. Бери, сынок, и пусть она послужит тебе, как послужила бы Скэндеру или мне, будь я на твоем месте, – для освобождения нашей родины.
– Даю тебе слово, отец, что использую ее, как ты наказываешь, – в борьбе за свободу Албании, – неожиданно для себя ответил Лёни.
Учитель крепко пожал ему руку и обнял.
Лёни подпоясался патронташем, перекинул винтовку за плечо и отправился в путь, не чуя под собой ног от радости. Оружие словно окрыляло его, он чувствовал себя непобедимым. Пройдя по темным переулкам городка, он через поле вышел к мосту, там свернул направо, на проселок, что вел к его деревне Роде.
Сколько раз, сидя в тюрьме, вспоминал он этот путь. Сколько раз видел его во сне! Вот и река! Он шел, не касаясь земли ногами, словно летел.
У разветвления дороги Лёни остановился. Вот эта колея выведет его к Роде – его родной деревне… Там был его дом… Его родной дом…
Лёни постоял немного, сжимая в руке винтовку, словно стараясь унять боль в душе.
Нет. В Роде ему делать нечего. Надо навсегда забыть эту деревню и дом, который когда-то был там. Его с ними ничто уже не связывает, одни воспоминания. И он решительно направился по другой колее. Перед глазами вдруг встали лица товарищей – Хаки, Хамди, Халима, Хайдара… Жаль Хайдара! Это был настоящий человек! И как мы тогда не догадались! Не надо было его пускать! Был бы теперь жив. Но разве кто мог подумать такое!..
Издалека донеслись звуки музыки, кто-то пел. Лёни поднял голову: на том берегу реки, в доме бея, светились окна. Чем ближе, тем свет был ярче, тем слышнее становились музыка, смех и голоса. Что такое? Опять этот подлец гулянку устроил!
Лёни, не разуваясь, перешел речку вброд и приблизился к дому. Знакомые стены! Сколько раз поджидал он бея у этих стен!
Лёни остановился напротив балкона, не отрывая от него взгляда. Сквозь пронзительные звуки народного оркестра пробивался женский смех, разговор. Говорили не по-албански. Гафур-бей собрал своих шлюх и пирует как ни в чем не бывало.
Вдруг оркестр умолк. Снова стали отчетливо слышны голоса, смех Гафур-бея. Потом женский голос запел какую-то иностранную песню, кто-то неумело пытался подыгрывать на кларнете. Взрыв смеха, балконная дверь распахнулась.
Появился Гафур-бей. Он плюхнулся на стул, вытирая платком лоб. За ним вышел какой-то субъект с двумя полуодетыми женщинами. Одна из них прыгнула на колени к Гафур-бею, тот залился тонким, блеющим смехом.
Лёни передернуло от гнева и отвращения. Не помня себя, он вскинул винтовку. Перед его мысленным взором встало вдруг лицо сестры, как она лежала осыпанная цветами, с золотистой прядью волос на лбу.
«Убью пса! Рассчитаюсь за все! Уйди, шлюха!» – беззвучно приказал он.
Но она не уходила. Сидя на коленях у Гафур-бея и положив руки ему на плечи, она заслоняла его от Лёни.
Какой великолепный случай рассчитаться с Гафур-беем! Представится ли еще когда-нибудь такая возможность! Стоит лишь спустить курок, и враг рухнет замертво. Сколько раз он видел в воображении такую картину. Разве его кто-нибудь заподозрит! Ведь все думают, что он в тюрьме! Мгновение, и поди поймай его! Пока холуи бея опомнятся, он растворится в темноте.
Лёни целился в Гафур-бея, а сердце тяжело билось, словно собираясь выскочить из груди. Не промахнуться, уложить с одного выстрела! Как говорил один в тюрьме: «Бах! И наповал!» Ну уйди же ты, шлюха, хочешь, чтобы и тебя заодно уложили? Ну, Гафур-бей, теперь ты у меня в руках!
Женщина поднялась и ушла в комнату. Бей повернулся лицом к Лёни. Свет, падавший от двери, хорошо освещал его, и Лёни был уверен, что не промахнется. И в это мгновение в его ушах вдруг отчетливо прозвучал голос Хайдара:
«Мы с Лёни поторопились… ума не хватило».
«Нет, Хайдар, на этот раз я его прикончу!»
«Ну, убьем мы одного-двух, зло-то все равно останется!» – вспомнил он слова Рауфа.
И снова голос Хайдара:
«Только действовать надо с умом!»
Лёни опустил винтовку. На лбу выступила испарина, он был словно в лихорадке. «Верно ли я сделаю, если убью его? Что подумают товарищи? Скажут: вот, не успел отойти на шаг, как бросился мстить своим личным врагам! А учитель? Что он-то скажет? Зачем он мне дал винтовку – мстить бею?»
«Бери, сынок, и пусть она послужит тебе, как послужила бы Скэндеру или мне, будь я на твоем месте, – для освобождения нашей родины».
Размышления Лёни вдруг прервал смех Гафур-бея, жеребячий смех, который привел его когда-то в ярость у кофейни. Лёни снова вскинул винтовку.
«Даю тебе слово, отец, что использую ее, как ты наказываешь, – в борьбе за свободу Албании».
Тяжело вздохнув, Лёни стал медленно удаляться от балкона, не отрывая взгляда от ненавистного лица. До самой дороги смех бея преследовал его, молотом ударяя по голове. Но Лёни решительно продолжал путь. Легкий ветерок освежил его, боль в голове утихла. Спокойствие возвращалось к нему. Смех Гафур-бея был едва слышен, потом стих вовсе. В усталом мозгу Лёни отчетливо зазвучал вдруг ласковый голос Скэндера, слышанный так давно, в далеком детстве:
«А меня ты помнишь, Лёни?»
Лёни подумалось, что винтовка у него за плечом предназначалась Скэндеру. А он разве воспользовался бы ею для личной мести?
Особняк бея остался далеко позади.
Запрокинув голову, Лёни взглянул на небо. Сколько звезд! Вон Млечный Путь, вон Большая Медведица, Утренняя Звезда… Скоро рассвет…
«Звезды считаешь, Лёни?»
«Нет, Скэндер, думаю».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
а теперь они мне кажутся такими близкими. Теперь я знаю, что такое родина.
– Только, Лёни, действовать надо… с умом.
– Да уж иначе ничего не сделаешь.
Они проговорили допоздна. Уже почти под утро Лёни поднялся и надел плащ.
– Я пойду с тобой, – попросил Вандё.
– Нет, оставайся здесь. Я вернусь.
– Не волнуйся, сынок, Лёни еще придет. А вы, ребята, никому не говорите, что Лёни был здесь. Если кто спросит – вы ничего не знаете.
Лёни засмеялся.
– Слыхали? Пора и вам привыкать к конспирации.
Шпреса улыбнулась, услышав, как свободно он произнес это иностранное слово.
– Ну, до свидания!
– Что бы ни случилось, помни, здесь твой дом, – сказал господин Демир.
– В любое время приходи, – добавила госпожа Рефия.
Они попрощались с Лёни у калитки. Господин Демир медлил уходить.
– До свидания!
– Погоди-ка. – Господин Демир взял Лёни за локоть. Он быстро пошел к дому и исчез в подвале. Лёни, подняв воротник плаща, посмотрел на усыпанное звездами небо.
Но вот показался учитель. Лёни в темноте не мог рассмотреть, что у него в руках.
– Бери, – сказал учитель, – тебе пригодится.
Лёни ощутил ладонью холодное прикосновение металла и радостно вздрогнул, поняв, что это винтовка, да еще какая! Он же всю жизнь мечтал о такой винтовке!
– Бери, Лёни, – повторил учитель. – А вот и патронташ. С этой винтовкой я когда-то воевал, она стреляла только по врагам Албании. Я берег ее для Скэндера, а теперь… теперь ты вместо него. Бери, сынок, и пусть она послужит тебе, как послужила бы Скэндеру или мне, будь я на твоем месте, – для освобождения нашей родины.
– Даю тебе слово, отец, что использую ее, как ты наказываешь, – в борьбе за свободу Албании, – неожиданно для себя ответил Лёни.
Учитель крепко пожал ему руку и обнял.
Лёни подпоясался патронташем, перекинул винтовку за плечо и отправился в путь, не чуя под собой ног от радости. Оружие словно окрыляло его, он чувствовал себя непобедимым. Пройдя по темным переулкам городка, он через поле вышел к мосту, там свернул направо, на проселок, что вел к его деревне Роде.
Сколько раз, сидя в тюрьме, вспоминал он этот путь. Сколько раз видел его во сне! Вот и река! Он шел, не касаясь земли ногами, словно летел.
У разветвления дороги Лёни остановился. Вот эта колея выведет его к Роде – его родной деревне… Там был его дом… Его родной дом…
Лёни постоял немного, сжимая в руке винтовку, словно стараясь унять боль в душе.
Нет. В Роде ему делать нечего. Надо навсегда забыть эту деревню и дом, который когда-то был там. Его с ними ничто уже не связывает, одни воспоминания. И он решительно направился по другой колее. Перед глазами вдруг встали лица товарищей – Хаки, Хамди, Халима, Хайдара… Жаль Хайдара! Это был настоящий человек! И как мы тогда не догадались! Не надо было его пускать! Был бы теперь жив. Но разве кто мог подумать такое!..
Издалека донеслись звуки музыки, кто-то пел. Лёни поднял голову: на том берегу реки, в доме бея, светились окна. Чем ближе, тем свет был ярче, тем слышнее становились музыка, смех и голоса. Что такое? Опять этот подлец гулянку устроил!
Лёни, не разуваясь, перешел речку вброд и приблизился к дому. Знакомые стены! Сколько раз поджидал он бея у этих стен!
Лёни остановился напротив балкона, не отрывая от него взгляда. Сквозь пронзительные звуки народного оркестра пробивался женский смех, разговор. Говорили не по-албански. Гафур-бей собрал своих шлюх и пирует как ни в чем не бывало.
Вдруг оркестр умолк. Снова стали отчетливо слышны голоса, смех Гафур-бея. Потом женский голос запел какую-то иностранную песню, кто-то неумело пытался подыгрывать на кларнете. Взрыв смеха, балконная дверь распахнулась.
Появился Гафур-бей. Он плюхнулся на стул, вытирая платком лоб. За ним вышел какой-то субъект с двумя полуодетыми женщинами. Одна из них прыгнула на колени к Гафур-бею, тот залился тонким, блеющим смехом.
Лёни передернуло от гнева и отвращения. Не помня себя, он вскинул винтовку. Перед его мысленным взором встало вдруг лицо сестры, как она лежала осыпанная цветами, с золотистой прядью волос на лбу.
«Убью пса! Рассчитаюсь за все! Уйди, шлюха!» – беззвучно приказал он.
Но она не уходила. Сидя на коленях у Гафур-бея и положив руки ему на плечи, она заслоняла его от Лёни.
Какой великолепный случай рассчитаться с Гафур-беем! Представится ли еще когда-нибудь такая возможность! Стоит лишь спустить курок, и враг рухнет замертво. Сколько раз он видел в воображении такую картину. Разве его кто-нибудь заподозрит! Ведь все думают, что он в тюрьме! Мгновение, и поди поймай его! Пока холуи бея опомнятся, он растворится в темноте.
Лёни целился в Гафур-бея, а сердце тяжело билось, словно собираясь выскочить из груди. Не промахнуться, уложить с одного выстрела! Как говорил один в тюрьме: «Бах! И наповал!» Ну уйди же ты, шлюха, хочешь, чтобы и тебя заодно уложили? Ну, Гафур-бей, теперь ты у меня в руках!
Женщина поднялась и ушла в комнату. Бей повернулся лицом к Лёни. Свет, падавший от двери, хорошо освещал его, и Лёни был уверен, что не промахнется. И в это мгновение в его ушах вдруг отчетливо прозвучал голос Хайдара:
«Мы с Лёни поторопились… ума не хватило».
«Нет, Хайдар, на этот раз я его прикончу!»
«Ну, убьем мы одного-двух, зло-то все равно останется!» – вспомнил он слова Рауфа.
И снова голос Хайдара:
«Только действовать надо с умом!»
Лёни опустил винтовку. На лбу выступила испарина, он был словно в лихорадке. «Верно ли я сделаю, если убью его? Что подумают товарищи? Скажут: вот, не успел отойти на шаг, как бросился мстить своим личным врагам! А учитель? Что он-то скажет? Зачем он мне дал винтовку – мстить бею?»
«Бери, сынок, и пусть она послужит тебе, как послужила бы Скэндеру или мне, будь я на твоем месте, – для освобождения нашей родины».
Размышления Лёни вдруг прервал смех Гафур-бея, жеребячий смех, который привел его когда-то в ярость у кофейни. Лёни снова вскинул винтовку.
«Даю тебе слово, отец, что использую ее, как ты наказываешь, – в борьбе за свободу Албании».
Тяжело вздохнув, Лёни стал медленно удаляться от балкона, не отрывая взгляда от ненавистного лица. До самой дороги смех бея преследовал его, молотом ударяя по голове. Но Лёни решительно продолжал путь. Легкий ветерок освежил его, боль в голове утихла. Спокойствие возвращалось к нему. Смех Гафур-бея был едва слышен, потом стих вовсе. В усталом мозгу Лёни отчетливо зазвучал вдруг ласковый голос Скэндера, слышанный так давно, в далеком детстве:
«А меня ты помнишь, Лёни?»
Лёни подумалось, что винтовка у него за плечом предназначалась Скэндеру. А он разве воспользовался бы ею для личной мести?
Особняк бея остался далеко позади.
Запрокинув голову, Лёни взглянул на небо. Сколько звезд! Вон Млечный Путь, вон Большая Медведица, Утренняя Звезда… Скоро рассвет…
«Звезды считаешь, Лёни?»
«Нет, Скэндер, думаю».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43