Я хотел бы, если позволите, прочесть вам некоторые из них.
– Послушаем.
Министр раскрыл папку и прочел:

Как реки не дремлют, как море не спит,
Король неусыпно и зорко бдит.

– Кто это сочинил?
– Каплан-бей, ваше высокое величество.
– Который дипломат?
– Так точно!
– Как вам нравится, Нуредин-бей?
– Замечательно! Просто великолепно! Каплан-бей – тонкий поэт.
– Да-да, я его знаю. Тонкий да длинный как палка, а ведь живется ему неплохо в его миссии. И чего же хочет наш дипломат за свой стих?
– Ничего, ваше высокое величество.
– Не может быть! Уж не пронюхал ли он, что его отзывают в Албанию? Вы знаете, что это за пройдоха, Нуредин-бей. Стоит ему учуять, что я собираюсь его отзывать, он тут же бросается сочинять стихи.
– Стихи неплохие, ваше высокое величество.
– Ну ладно, отменим приказ о переводе.
– Тут еще два стихотворения, – сказал министр. – Вот одно:

Наш король велик и грозен,
Меч блестит в его руке…

– А это чье?
– Одного студента.
– Чего же он хочет?
– Он подал прошение о стипендии.
– Дать ему стипендию. Давайте второе.
– Это сочинил один наш эмигрант в Софии!

Зогу Первый, наш король,
Муж отважный, непреклонный
И в трудах неугомонный,
Пусть же здравствует в веках!

– Ваше мнение, Нуредин-бей?
– Немножко похуже, но в общем неплохо, от души.
– Это стихотворение, ваше высокое величество, свидетельствует о высоком почтении, которое питают к вашей светлейшей персоне албанцы, эмигрировавшие за границу.
– Ну ладно, господин министр, пошлите-ка этому сочинителю из фондов вашего министерства сто золотых наполеонов от моего имени. Пусть все знают, что я прочел и оценил стихотворение.
– Слушаюсь.
– Простите, ваше высокое величество, – запротестовал Нуредин-бей. – Мне кажется, вы слишком щедры. Так вы будете тормозить развитие искусства.
– Каким же образом?
– Поэты и художники должны жить в бедности. Недаром французы говорят, что бедность художника – богатство нации.
– Вы слышите, господин министр?
– Так точно.
– Это надо иметь в виду не только применительно к поэтам и художникам, но и вообще ко всей интеллигенции. Бедность – это совсем неплохо, пусть заботятся о том, как свести концы с концами. Не до политики будет. Ведь эти интеллигенты прямо как бешеные быки. Пока пасутся, уткнувшись носом в землю, не опасны. А стоит набить утробу и поднять голову, вот тогда упаси нас господь! Звереют.
– Совершенно верно, ваше высокое величество. Действительно звереют, особенно как завидят красный цвет.
– И еще одно, господин министр. По случаю торжества, о котором вы знаете, прибудет много приглашенных из областей и из-за границы. Вам известно, что отелей у нас нет, поэтому я дал указание освободить помещение министерства юстиции. Я думаю, ничего не случится, если мы еще и ваше министерство освободим под гостиницу.
– Как вам будет угодно, ваше высокое величество.
– И еще надо закрыть месяца на два столичные школы и предоставить помещение жандармерии.
– Прошу прощения у вашего высокого величества, но как же будет с учебной программой?
– Какое это имеет значение, господин министр? Уроком больше – уроком меньше, все равно мальчишки от этого умнее не станут. Да они и сами ждут не дождутся каникул, ведь правда, Нуредин-бей?
– Безусловно, ваше высокое величество.
Министра просвещения сменил министр внутренних дел. Он принялся зачитывать сообщения с мест.
– «Вчера вечером в селе Большой Лям в Буррельской субпрефектуре силы жандармерии вступили в бой и после ожесточенной перестрелки уничтожили преступников Кроса Абедина из Люзи, Пренка Доду из Мирдиты и Рамиза Алюши из Арни. С пашен стороны потерь нет».
– Молодец, Муса-эфенди! – воскликнул король, довольный. – Пусть это напечатают в газетах, чтобы красные знали. Дальше!
– «Пойман убийца Рамазана Незима, которого два года назад нашли зарезанным в реке Эрзени. Его задержал собственноручно командующий округом, капитан Дэд Дён Марку».
– Повысить до майора. Еще что?
– "В префектуре Шкодры, согласно вашему циркуляру, было проведено совещание знатных людей Мирдитского края под председательством капедана Предводитель горской знати, «главный» байрактар.

Дёна Марка Дёни и при участии остальных пяти байрактаров. Совещание постановило. Первое: впредь не допускать помолвки девушек, не достигших четырнадцатилетнего возраста. Второе: впредь запрещается давать выкуп за невесту больше тридцати наполеонов золотом".
– Ну молодец, Муса-эфенди! – снова похвалил его король.
– Вот это, я понимаю, прогресс! Это крупное достижение! Неплохо бы сообщить о циркуляре и остальным префектурам.
– Будет исполнено!
– Продолжайте!
– Прибыли шесть агрономов из Италии.
– Направьте их в Генеральное управление аграрной реформы.
– Да там их и без того девать некуда. Сидят, ничего не делают.
– Устройте туда и этих.
– Мы думали, ради экономии…
– Сэкономим на чем-нибудь другом.
– А не произвести ли кое-какие сокращения в армии, ваше высокое величество? – предложил Нуредин-бей. – Она съедает у нас больше половины бюджета.
– Да вы что?!
– Мне пришло в голову, не объявить ли нам себя нейтральным государством, вроде Швейцарии. Попросили бы соответствующих гарантий у великих держав…
– Да кто в наши дни обращает внимание на нейтралитет!
– Но что-то надо делать, средств не хватает, – вставил Муса-эфенди.
– Сократим расходы на просвещение, здравоохранение и прочее.
– Да ведь на просвещение и так отпускаются гроши. Если еще сократить, так и школы закрыть придется.
– Для блага государства и на это пойдем.
– Простите, что вмешиваюсь, ваше высокое величество, – начал Нуредин-бей, – но когда-то вы говорили, что согласны иметь одним жандармским батальоном меньше, только бы открыть школу…
– Да, говорил, а вот теперь закрою сотню школ, чтобы у меня стало батальоном больше. Ни одно правительство в мире не держится на школах. Армия – вот опора власти. У кого армия, тот правит, у кого ее нет, тот подчиняется, понятно?
– Как вам угодно.
Со своей неизменно мрачной миной на лице, кланяясь и прикладывая руку к сердцу, Муса Юка удалился. Вошел председатель парламента Пандели Евангели.
Его высокое величество привстал, желая, очевидно, выказать свое уважение к преклонному возрасту вошедшего. Председателю было уже под восемьдесят. Он еле держался на своих дряхлых ногах.
– Прошу, садитесь, ваше превосходительство.
Председатель парламента, кивнув Нуредин-бею, уселся, вытащил пачку бумаг и еле слышно заговорил:
– Я подготовил послание вашего высокого величества парламенту.
– Прошу, читайте.
– «Господа депутаты с пожеланием полного успеха в исполнении наших высоких обязанностей повелеваю открыть сессию…»
Его высокое величество слушал, важно откинувшись на спинку кресла.
– «…кордиальные и дружеские реляции с нашей великой союзницей, фашистской Италией…» – продолжал председатель.
Содержание посланий, с которыми король обращался к парламенту, повторялось из года в год, от сессии к сессии, словно ритуал или молитва, без которых «отцы нации» не могли приступить к работе. Все, кто слушали эти послания, давно уже выучили наизусть, и всегда-то зачитывал их в парламенте этот подглуповатый старик, наводивший тоску своим монотонным голосом с вскриками в самых неожиданных местах, очевидно, в угоду требованиям риторики. Нуредин-бея всегда поражало, почему для составления этих посланий подбирают настолько бездарных людей, что они выходят заведомо никуда не годные.
– «…с целью улучшения финансового положения разработаны на основе фискально-экономических критериев проект закона о монополии на табак проект закона о служебном и материальном положении чиновников в соответствии с нашими распоряжениями развитие экономики идет своим путем нашей промышленности делает честь цементный завод в Шкодре и мы желаем чтобы он стал национальной гордостью…»
– Надо побольше про обычаи, – недовольно заметил король, когда чтение закончилось.
– Будет сделано.
– Записывайте. Необходимо отметить, что наряду с крупными реформами, осуществляемыми законодательным путем, ряд обычаев, которые несовместимы с духом современности, изжиты или изживаются по инициативе административных органов, такие, как помолвка девочек еще с колыбели, продажа девушек по очень высокой цене и…
– Его превосходительство Франческо Якомони, посол Италии, – сообщил появившийся на пороге старший адъютант.
Король оборвал речь на полуслове. Его полный удивления взгляд случайно встретился с взглядом Нуредин-бея, и по лицу пробежала тень недовольства. Было ясно, что визит этот был полной неожиданностью для короля, но не принять посла он не мог.
– Пусть…
Однако посол Италии не стал дожидаться приглашения его высокого величества. Он уже вошел в кабинет, в черной рубашке, брюках галифе, в высоких сапогах и в шапочке с кисточкой. Заложив левую руку за ремень, он энергично вскинул правую в фашистском приветствии.
– Прошу вас, входите, ваше превосходительство, – вскочил навстречу король. – Вы свободны, господа.
Нуредин-бей покинул кабинет в большой тревоге. Никогда прежде не видел он «этого наглого горца» таким раболепным.

IX

Все последние месяцы Нуредин-бей не находил себе места от раздражения. Новое назначение нисколько его не устраивало. Министр двора! Приравнял меня к своему холую Сотиру Мартини! Советник! Будто он послушается моих советов! Дождешься, как же! Вот сейчас небось лежит себе полеживает со своей сдобной королевой, а все дела передоверил Мусе Юке. И это в такой момент, когда в мире становится все тревожнее. Неужели до него еще не дошло, что вот-вот начнется война?
Именно угроза войны больше всего беспокоила Нуредин-бея. Он был уверен, что она вспыхнет не сегодня-завтра, и рассчитывал оказаться в тот момент с дипломатическим паспортом в какой-нибудь западной стране.
Его приятель Гафур-бей, которого он пригласил к себе на ужин, полулежа в кресле у камина, пристально смотрел на огонь.
– Гафур-бей.
– Да.
– Мы, кажется, всегда были друзьями.
– Были и остаемся. Вот уже тридцать лет, как служим вместе.
– Все это так. А помнишь, как мы познакомились? Ты только что вернулся из Стамбула, а я служил в министерстве иностранных дел.
– Да, Нуредин-бей… Мы тогда были молоды.
– А помнишь ту вечеринку у меня?
– Что вспоминать о тех временах, Нуредин-бей, они ушли и больше не вернутся.
– О чем только не переговорили мы с тобой в ту ночь, излили друг другу душу, а потом все так и вышло, как мы предполагали.
– Да.
– Мы всегда были заодно. Все было: Балканская война, князь Вид, легализация Имеется в виду восстановление власти А. Зогу после поражения революции 1924 г.

– и через все это мы прошли вместе.
– Ладно, Нуредин-бей, что ты все вокруг да около? Говори прямо!
– Хочу тебя кое о чем спросить, но уж ты отвечай начистоту.
– В чем дело?
– Скажи мне, что за интриги плетутся за моей спиной?
– Я ничего такого не знаю. А с чего ты это взял?
– Да ведь иначе зачем было меня отзывать и назначать на пост, с которого я начинал десять лет назад?
– Вы часто видитесь с королем, разве он не сказал, почему тебя перевели?
– Он говорит, знающие люди ему понадобились, такие, как я…
– Знающие люди, говоришь?
– Да.
Гафур-бей хохотнул.
– Чему ты смеешься?
– Да просто мне известно отношение его высокого величества к знающим людям.
Он залпом выпил шампанское и поставил бокал на стоявший рядом круглый столик. Нуредин-бей откупорил еще одну бутылку. Сам он пил очень мало.
– Год назад я как-то имел конфиденциальный разговор с королем, – снова заговорил Гафур-бей. – Он меня сам вызвал, хотел посоветоваться по вопросам обороны. Он был очень не в духе, ведь с армией, сам знаешь, какие у нас дела. Я ему и высказал все, что думал. «Если хотите иметь армию, – говорю ему, – гоните прочь Джемаля Аранити. Он и ротой-то не способен командовать, не то что армией», – «Почему это?» – спрашивает король. «Да потому, – отвечаю, – что он безмозглый чурбан, невежда и наглец. Поставьте на его место кого-нибудь поспособнее». Знаешь, что он мне ответил: «Нам способные ни к чему. Надо, чтобы на ключевых постах были люди верные, а уж способности – дело десятое. Скажи, ему можно доверять?» – «Это уж наверняка», – отвечаю. «Ну и прекрасно». Что я еще мог ему сказать?
– Знаешь, Гафур-бей, римский император Калигула как-то назначил консулом своего коня, почему же нашему королю не иметь главнокомандующим осла?
– Если бы он меня послушался и поставил где надо толковых людей, разве мы оказались бы теперь в таком положении, из которого и выхода никакого нет?
Гафур-бей снова осушил залпом свой бокал.
– Если б он меня послушался, не завяз бы так глубоко в своих пактах, конвенциях да концессиях, не оказался бы накрепко связанным с Италией.
– Что-то я не понимаю. Ты ведь всегда был за Италию. Сам же выступал за итальянский протекторат, помнишь? Мы же и протокол вместе подписывали.
– Тогда был за, а сейчас против. Хозяином лучше быть, чем лакеем, не так ли?
– Еще бы!
– Умели бы мы обстряпывать свои дела, были бы теперь хозяевами положения, да ведь не сумели же. Теперь уж и король это понял, только слишком поздно. Все кончено. Недолго ему осталось править. В лучшем случае года два-три продержится, все зависит от международной обстановки, но, так или иначе, Албания достанется тому, кто ее купил. Этот оплаченный товар, Нуредин-бей, подлежит, так сказать, передаче покупателю.
– Не думаю, чтобы все было так, как ты изображаешь, Гафур-бей. Мне кажется, ты преувеличиваешь. Мы суверенное государство, и никто не имеет права посягать на нашу независимость. Ведь есть же какие-то международные правила и законы.
– Ерунда. Кому какое дело до нас? Ты думаешь, Франция или Англия объявят войну, если Италия захватит Албанию? Да они и пальцем не шевельнули в защиту Абиссинии! Разве Германия станет портить отношения со своей союзницей из-за какого-то клочка земли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43