– А господин Прэ Зидент – мой шеф и вообще самый близкий мне человек. Ты должен постараться понять, что мы с тобой оказались в невероятно сложной ситуации, из которой только один выход. Берёшь ты меня с собой или нет. Всё нужно решить во время твоего пребывания здесь. Сегодня же или в крайнем случае завтра ты должен заявить, что я разыскал тебя, и ты хочешь, чтобы я с тобой вернулся на родину. Поверь, всё остальное второстепенно и несущественно. Тебе не должны отказать. Твоя прекрасная речь, отец, кстати, о судьбах детей…
– Минуточку, минуточку… – Иван Варфоломеевич по привычке ощупал голову. – Насколько я уразумел из всего здесь сказанного, я увезу на родину сына, который является агентом иностранной разведки? Почему у вас на галстуках фашистские свастики?
– Потому что мы фашисты, – простодушно и не без заметной гордости признался Прэ Зидент, но тут же понял свою непоправимую оплошность, дико заржал и сквозь ржание проговорил: – Да мода сейчас такая! – Он сорвал галстук судорожными движениями и бросил его в мусорную корзину. – Завтра, вполне возможно, будет мода на красные галстуки!
Серж развязал галстук медленно и аккуратно опустил в корзину. Тут зазвонил телефон, и в руках Прэ Зидента мгновенно оказались пистолеты.
– Многоуважаемый господин профессор… – в напряженном голосе Прэ Зидента появились металлические нотки. – Надеюсь, вы всё понимаете?

Иван Варфоломеевич, подошёл к столу, взял трубку:
– Профессор Мотылёчек слушает… Добрый вечер… Да, да, всё в порядке, если не считать… Конечно, расстроен… Ужасный снимок, и я действительно виноват… Нет, нет, обычно я умею сдерживаться… Речь исказили… Да, да, завтра я с утра у вас, и, видимо, мне придётся немного задержаться здесь… В высшей степени серьёзный разговор… Нет, вы не можете даже и предполагать… Дело в том, что меня разыскал здесь сын, которого я считал погибшим в войну… Да, да, и я бы просил разрешить ему вернуться со мной домой… Вы уверены, что не будет возражений?.. Благодарю вас… Он сейчас у меня… До завтра, всего доброго! – Он опустил трубку на рычаг, брезгливо взглянул на Прэ Зидента. – Да уберите вы эти пугачи!

Тот спрятал пистолеты, обиженно сказал:
– Это не пугачи. Одно ваше неосторожное слово – и вернулись бы вы домой в свинцовом гробу.
– Шеф! – Серж поморщился.
– Мой дедушка Арсентий утверждал, – Иван Варфоломеевич с удовлетворением ощутил своё превосходство над Прэ Зидентом, хотя не улавливал его конкретных истоков, – что у неумных людей в голове может образоваться лишняя дырка, кроме семи, положенных природой.
– Намек понял, – зло ответил Прэ Зидент. – Несмотря на некоторые нежелательные детали вашего поведения, я вами доволен.
– А я стараюсь не для вас. Но вот как мне объяснить в посольстве появление Серёженьки в вашей стране и долгое пребывание в ней?
– Его вытащили из-под развалин еле живого, отправили в другой город, который вскоре был сдан вашими войсками. Всё дальнейшее – служебная тайна. Но её Серж откроет в ваших соответствующих организациях, когда будет давать показания. У нас готовы безупречной подлинности все необходимые документы. Скажите…
– Нет! – резко оборвал Иван Варфоломеевич. – Хватит меня допрашивать. Сами-то вы какой национальности?
– Формально я русский, – легко признался Прэ Зидент. – А фактически – никакой, вернее, такой, какую потребует служба. Вот только негром быть не могу! – Он, чтобы взбодрить себя, поржал. – Родители мои убежали сюда сразу после вашей революции. Родился я здесь, но никакого отношения к моей формальной родине не имею.
– Вопрос второй, – Иван Варфоломеевич возвысил голос. – Кто воспитывал моего сына? Как долго он не знал о своей родине? Обо мне? О матери? О своем происхождении? – Голос его зазвучал гневно. – Почему его сразу после окончания войны не вернули домой? Ведь у него сохранились даже документы! У него были имя, фамилия! У него был отец! Кто посмел совершить это тягчайшее преступление – лишить ребёнка отца и отечества? Недоброй славы организация «Целенаправленные Результативные Уничтожения»?
Здесь, уважаемые читатели, я считаю нелишним напомнить вам о том, что Иван Варфоломеевич вовремя понял, на что именно рассчитывал Прэ Зидент: дескать, старенький, слабенький, занятый только наукой ученый, а мы как познакомим его с родным сыном, да как со всей наглостью навалимся на бедного сентиментального старикашку, да как припугнем его, так он и выполнит любое наше подлое задание, да ещё и счастлив будет.
Так оно поначалу и получалось. А потом слабеньким оказался матёрый шпион Прэ Зидент. Просто говоря, он не мог сообразить, куда клонит и что именно собирается делать ученый. И уж наиполнейшей неожиданностью оказалось то, что он нисколько не боится любых угроз, вплоть до того, что его могут превратить в покойника! Вот опытнейший, матёрейший шпион и ощупывал сейчас свою седую голову, не образовалась ли там лишняя дырка. Его прямо угнетало, ужасало, бросало в дрожь предчувствие, что будет, если Серж не улетит с отцом в Советский Союз. Тогда карьера Прэ Зидента не только тут же бесславно закончится, а как бы из него самого покойника не сделали. «Целенаправленные Результативные Уничтожения» плохих служак не держат, несмотря ни на какие былые заслуги. Эх, как запутался в своих рассуждениях, предположениях, соображениях и предчувствиях Прэ Зидент! Показался он себе не пауком, каким всегда был, расставляя всем сети, и в них попадались те, кто ему, пауку, требовался. А было у него сейчас ощущение, что он маленькая, глупо суетящаяся муха, запутавшаяся в паутинках, да в таких сложных и крепких, что даже лапкой шевельнуть не может.
И он не сразу услышал, что не напевает, а наскуливает детскую песенку:
– Раз паутинка, два паутинка, три паутинка… – И услышав себя, и взглянув на себя как бы со стороны, Прэ Зидент в сердцах едва не сплюнул, чуть, мягко выражаясь, не чертыхнулся, в бессильной злобе оскалил золотые зубы и, уже не в состоянии сдерживаться, яростно обратился к Сержу:
– Растолкуй ты своему папаше, наконец, что если он питает к тебе хотя бы грамма четыре отцовских чувств, то сейчас имеет значение только одно: ВЫ – ОТЕЦ И СЫН! Остальное черенда и епуха! То есть – ерунда и чепуха! В остальном разберетесь дома! Чего он тянет, если в посольстве ему обещали…
И прямо в сердце Ивана Варфоломеевича врезывались слова Сержа:
– Отец, помоги мне вернуться на родину! Я не могу больше здесь! Я здесь без тебя погибну! Какой смысл сейчас разбираться в том, кто и зачем когда-то лишил меня отца и отечества?
– Может быть, стоит поблагодарить тех, кто помог Сержу выжить? – надменно (больше ему ничего не оставалось делать) спросил Прэ Зидент. – И неужели ваши отцовские чувства, дорогой господин профессор, не победят ваши совершенно ненужные мелкие опасения, подозрения, недоверия?
– То, что судьба твоего сына в твоих руках, отец, должно тебя по крайней мере тревожить, если даже ты ко мне и равнодушен.
Иван Варфоломеевич посмотрел на него так проницательно, что Серж надел зеркальные очки, и в них опять отразились два маленьких Ивана Варфоломеевича.
Серж пробормотал:
– Я не могу больше оставаться здесь. Не веришь мне, так прямо и скажи. Ты отказываешься от меня? – упавшим голосом спросил он,
– Серж! – с упреком воскликнул, скрыв радость (вот сынок работает!), Прэ Зидент. – Нельзя так разговаривать с отцом! У него больное сердце!
– Вы – темнейшая личность! – с презрением произнес Иван Варфоломеевич. – Вас не спрашивают! Недавно на вас были галстуки с фашистскими свастиками! А я, было бы вам известно, коммунист! И мода, как вы изволили выразиться, у вас на фашистские свастики никогда не пройдет! И не трогайте больше моих отцовских чувств! Да и что вы в них понимаете! Мне тяжко, мне так тяжко, как не было даже тогда, когда я узнал о гибели своего сына…
– А сейчас я стою перед тобой, отец, – горячо заговорил Серж, – но не услышал от тебя пока ещё ни одного доброго слова! Даже если ты не примешь меня…
– Не тебе судить меня, – сурово остановил Иван Варфоломеевич. – Если ты мой сын, то ты погиб вторично. Вернее, тебя погубили.
– Это вы сейчас убиваете его! – закричал Прэ Зидент. – Я сам жесток до немыслимости! До чудовищности! Во! – Он оскалил свои золотые зубы. – Тридцать две штуки от тридцати двух врагов! А ваше жестокосердие…
За давностью лет Иван Варфоломеевич забыл, конечно, как надо драться, когда слова уже не действуют, но тут, не успев смирить гнев, омерзение, гадливость, сделал так, как когда-то в детстве: левую ногу быстренько подставил за правую Прэ Зидента, а правой рукой дал ему по золотым зубам, и шпионище рухнул на пол.
Серж чуть было не бросился к отцу, вернее, на отца, но – помог подняться шефу, спросив:
– Не ушиблись?
– Ещё надо? – весело, с задором, как в детстве, спросил Иван Варфоломеевич. – А сейчас – вон отсюда! Трупный стоматолог! Мерзавец! Вон! Да побыстрее!
Сначала тщательно ощупав золотые зубы каждый в отдельности, потерев затылок, подобрав очки со стеклами кровавого цвета, водрузив их на место, Прэ Зидент сказал, стараясь выглядеть достойно:
– Только мое глубочайшее уважение к заслугам господина профессора и нежелание омрачать его радость встречи с родным единственным сыном лишают меня возможности должным образом ответить на хулиганские действия достопочтенного…
– А чего вы можете? – весело спросил Иван Варфоломеевич. – Дать мне сдачи?
Раздался телефонный звонок, Прэ Зидент преградил дорогу Ивану Варфоломеевичу, приказал:
– Возьми трубку, Серж. А вы – тихо. – И он опять вытащил два пистолета.
Оказалось, что именно Сержа и требовали к телефону. Поняв это, матёрейший шпионище за секунду превратился в согбенного горем старика, засунул пистолеты в карманы, уныло свесил голову, а руки его бессильно повисли. Покачнувшись, он упал в кресло. Прэ Зидент сознавал, что от ужасной участи его может спасти только чудо – полная удача операции «Сынок», но убийцы в чудеса не верят.
Серж отвечал, вытянувшись по стойке «очень смирно». Опустив трубку и помолчав, он осторожно произнес:
– Я очень сожалею, шеф, вы знаете, как я вас ценю и уважаю, как я благодарен вам, но… вам приказано немедленно явиться… По-моему, вам надо быть готовым…
– Понимаю, понимаю… – еле-еле-еле слышно прошептал Прэ Зидент, посидел ещё немного, с трудом, морщась, словно от боли, поднялся. – Желаю тебе удачи, Се… Серёжа. Я уже ничем не могу тебе помочь. Если сердце твоего отца смягчится, поклонись от меня русской земле.
– Будет, исполнено, шеф.
Ещё больше сгорбившись, волоча ноги, Прэ Зидент Добрел до дверей, обернулся, уныло сказал:
– Завидую тебе, Серж.
И вышел, осторожно прикрыв дверь за собой.
Наступило долгое, напряженное молчание. Для Ивана Варфоломеевича оно было ещё и тягостным. Он машинально глотал холодный чай.
Вдруг Серж осторожно, но обрадованно предложил:
– Можно, я угощу тебя ужином, отец? Ведь ты наверняка голоден.
– Я никуда не хочу идти.
– Поужинаем прямо здесь. Чего бы ты поел?
– Поел бы я того, чего в ваших ресторанах нет, – грустно, однако с неожиданным облегчением ответил Иван Варфоломеевич, – варёной картошечки… А вообще закажи что-нибудь мясное отварное и томатный сок.
– Я хочу угостить тебя и редкими фруктами.
– Угости… Серёжа…
Когда заметно оживлённый Серж ушёл, Иван Варфоломеевич вскочил и быстро заходил по номеру. Поразительно: Серж чем-то привлекал его, но он не испытывал не только отцовских, но вообще никаких добрых чувств. Сколько лет он твердил себе: а вдруг?.. а вдруг?.. И вот сын перед ним – фашист, агент иностранной разведки… Конечно, он не виноват, что стал таким. Его таким сделали те, которые всё ещё мечтают уничтожить нашу страну, наших детей… И в этом ужасном, совершенно бесчеловечном деле им, может быть, будет помогать Сергей Иванович Мо… ти… лештик!.. По сердцу резанула боль, в голове помутилось, перед глазами поплыли чёрные круги… Шатаясь, едва не падая, Иван Варфоломеевич дошёл до дивана, постоял и… вернулся обратно в кресло. Нет, нет, нельзя поддаваться ни боли, ни горю. Он должен выдержать все…
Иван Варфоломеевич принял несколько лекарств, сидел и ловил себя на нелепом желании запеть песенку, которую недавно в этом кресле наскуливал Прэ Зидент: «Раз паутинка, два паутинка, три паутинка…» Но тут же он мысленно сказал себе: «Не ври. Ничего ты не запутался. Просто тебе надо много и желательно глубоко подумать и принять наитвердейшее решение. Ты не испытываешь к Сержу отцовских чувств? А откуда им взяться? Всю жизнь ты прожил один, сейчас ты старик. Дедовские чувства ты должен был бы испытывать, если бы…»
И он неожиданно улыбнулся, подумав о внуке… Правда, улыбка сразу померкла: его внук – сын шпиона… А почему в посольстве сразу согласились на возвращение Сержа домой? Почему – домой? Где у него дом?.. «Только не торопись! – мысленно приказал он себе. – Ведь может же родина оказать на Сержа благотворное влияние!.. Но почему ты называешь его Сержем, а не Серёжей? Потому что пока он – Серж. Как помочь ему почувствовать себя подлинно русским, настоящим гражданином своей страны? Ведь не могли же из него вытравить всё с чем он появился на свет!.. И ведь вот что самое-то страшное: если он не возьмет Сержа с собой, то до конца жизни будет терзаться. Кровью изольется сердце, если он оставит его здесь… А если он привезет домой не сына, а шпиона, который сумеет принести своей родине немало вреда?!»
У него запокалывало в груди, когда он попробовал связать в сознании маленького Серёженьку, от которого не осталось даже ни одной фотографии, с этим вот Сержем… «Беда твоя в том, – мысленно обратился он к себе опять, – что у тебя беда. И ничто не может помочь тебе. Конечно, в посольстве что-нибудь посоветуют… Но что можно посоветовать старому отцу, у которого давным-давно погиб сын, и вдруг он оказался жив и носит галстук с фашистскими свастичками… А вот пионерского галстука он никогда не носил… Нет, нет, нет, он не виноват в том, что с ним сделала война».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39