Как ни странно, они напомнили ей о болотистых вересковых пустошах, ведь эти монолиты коммерции были так же непоколебимы, неукротимы и вечны. И такая необъяснимая и необыкновенная сила чувствовалась в этих необузданных громадах, что воодушевление и надежда снисходили на нее от этих неподвижно устремленных ввысь зданий, расчеркивающих небо Лидса, пятого по величине города Англии. Инстинктивно она поняла, что ее будущее - здесь. Со свойственным молодости энтузиазмом она решила, что это должно быть несметное состояние в совокупности с той несокрушимой властью, которую она так отчаянно желала взять в свои маленькие, но цепкие ручки, чтобы удержать ее навсегда.
В это утро Эмма устало брела по улице и неожиданно оказалась перед городской ратушей. В изумлении она остановилась, восхищенная ее строгим величием. Множество широких ступеней вело к внушительному южному фасаду. Четыре белых каменных льва гигантских размеров охраняли его порталы у коринфских колонн, вздымавшихся на головокружительную высоту. Это было квадратное здание, увенчанное удивительной башней, которую поддерживали еще несколько колонн, вторивших тем, что украшали южный фасад. Башня смотрела на все четыре стороны циферблатами часов из-под необычного, дерзкого по замыслу купола. Это огромное, темное, по-викториански тяжеловесное здание, по-готически устремленное ввысь, отнюдь не казалось уродливым. Эмма решила, что оно красиво и даже изящно и, без сомнения, было самым замечательным из всего увиденного ею в Лидсе. Она смотрела на него не отрывая взгляда, и в ее глазах загорались искорки удивленного восторга. Эмма не могла знать, что его архитектор, Катберт Бродерик, был также влюблен в богатство и власть, и его городская ратуша, открытая королевой Викторией в 1858 году, была вершиной выражения этой любви. Тем не менее с ее редким даром восприятия, Эмма интуитивно поняла, что это здание было олицетворением всей сути этого города. Она продолжала пристально разглядывать городскую ратушу, и в голове ее пронеслась ясная непреодолимая мысль: либо этот город поглотит тебя, либо ты покоришь его. С присущей ей уверенностью в себе, нисколько не колеблясь, она тут же решила, что победа будет за ней.
Эмма зашагала прочь от городской ратуши, скользя взглядом по окружавшим ее зданиям, и думала. Это всего лишь строения, наполненные людьми, такими же, как и ты. Нет, не как ты, Эмма Харт. Ты - особенная. Однажды ты станешь важной фигурой, - она так горячо верила в это, что это поддерживало ее, придавало сил и мужества, подстегивало.
Она рискнула зайти еще в несколько универмагов, лишь для того чтобы вновь и вновь услышать то же самое - свободных мест нет. Тоскливо вздыхая, она шла вдоль по Болэйн, иногда замедляя шаг, снова и снова очарованная пышным убранством витрин: платья и шляпки, обувь, сумочки и драгоценности, мебель и украшения и много всего другого, столь же роскошного, сколь и необходимого. И при виде этих изысканных заведений ее План с большой буквы - как ей разбогатеть - начал принимать очертания. Всегда будучи убедительным по замыслу, он до сих пор оставался смутным, неясным, неопределенным. Теперь она вдруг с огромной уверенностью поняла, что же она предпримет на самом деле - чем реально станет ее План. У нее будет магазин. Собственный. Магазин, торгующим предметами первой необходимости, тем, что ежедневно нужно людям. Вот так. Торговля. Она займется торговлей. Вероятно, сначала магазин будет небольшим. Но будет расти. Она осуществит это. Она разволновалась. У нее будет больше чем один - два, а может быть, и три магазина, и она будет богата. Взбодренная этой мыслью, она прибавила шагу. Ее проницательный, находчивый и плодотворный ум спешно и без устали, как и всегда, планировал и рассчитывал ее будущее.
Лидс был и остается крепким и полным жизни городом, и его улицы в эту рабочую пятницу, как обычно, бурлили толпами спешащих по своим делам людей. Трамваи с грохотом разбегались от Хлебной Биржи во все стороны, даже в отдаленные районы города. Гарцующие лошади везли к месту назначения в прекрасных экипажах знатных леди и джентльменов. Чувства независимости и того, что только ты сможешь себе помочь, преуспевания, индивидуальности, трезвого йоркширского расчета и усердия были всему здесь так свойственны и так передались Эмме, что сразу буквально заразили ее. Ритм и мощь жизни города лишь служили опорой и поддержкой столь присущим ей чертам, ибо с ее энергией, упорством, живостью, с ее волей и честолюбием, она, сама того не ведая, была воплощением этого города. Без сомнений, это был ее город. Она всегда чувствовала это и теперь была абсолютно в этом убеждена.
Она решительно направилась к городскому рынку в Киркгейт. Это крытое помещение необъятных размеров представляло собой неописуемое смешение прилавков и продавцов, торгующих всеми товарами, какие только можно вообразить: горшками и кастрюлями, кухонной утварью, фарфором, тканями, а также всевозможными продуктами, которые можно было купить и отнести домой, а можно и съесть на месте. Там были и заливные угри, и пироги с мясом, мидии и устрицы, возы фруктов, фигурного печенья и яблочных ирисок. Она остановилась у дешевого базара „Маркс и Спенсер”, ее внимание привлекла вывеска „Не спрашивай цену, она лишь пенни!” Девушка пробежала взглядом по товарам на витрине. Они были разложены рядами, во всей красе представленные взору покупателя, и стоили совсем недорого. Она задумалась, запоминая все увиденное. Она отметила, что идея устройства этого дешевого базара была проста и гениальна одновременно. Эмма чуть помедлила, осматривая товары, где было все: от восковых свечей и чистящих средств до игрушек, канцелярских принадлежностей и галантереи. Так, все еще размышляя о базаре, она зашагала прочь. Уже было два часа, и она чувствовала, как нарастает терзающий ее голод. Она купила с рыбного лотка порцию мидий и устриц, обильно полила их уксусом, посыпала перцем и тут же съела. Эмма вытерла руки носовым платком и отправилась на Нортстрит, где располагались швейные мастерские. Утром одна из продавщиц в магазине готового платья в пассаже Торнтон посоветовала ей попытать там счастья. „Идите туда засветло. В тех местах неспокойно”, - предупредила ее девушка.
Это был жаркий, душный день. Небо было мрачное и, казалось, нечем дышать на этих узких, переполненных улицах. Эмма обмахнула лицо рукой и расстегнула воротник своего зеленого ситцевого платья, чувствуя, как изнуряющий зной волнами поднимается от раскаленного тротуара. Она спряталась в тени здания и, почувствовав себя немного лучше, продолжила путь. Она должна была найти какую-нибудь работу, чтобы продержаться до рождения ребенка. Потом она будет работать, если понадобится, днем и ночью, чтобы накопить денег на свой первый магазин. Она улыбнулась, и было в ее улыбке незнакомое до сих пор ликование. Усталость в ногах забылась, утомление рассеялось, и она твердо и уверенно шла дальше, ничуть не сомневаясь в своем успехе. У нее не было выбора. Она не могла потерпеть неудачу.
Она уже давно оказалась на Норт-стрит, следуя наставлениям продавщицы. Швейные мастерские, на деле небольшие фабрички, отыскивались без труда. Их названия были хорошо видны снаружи. Вот уже три попытки в трех мастерских - и три отказа. „Попробуйте у Коэна! - крикнул ей вслед мужчина в последней мастерской. - Это на боковой улочке, в конце Норт-стрит!” Эмма поблагодарила его и вышла. Она нашла Коэна через несколько минут, но опять услышала: „Извини, милочка, никакой вакансии”. Она приостановилась в конце этой улочки и оглянулась на Норт-стрит. Она решила, что пойдет прямо, пока не выйдет на Йорк-роуд. Начинало смеркаться, и она подумала, что разумней было бы вернуться как можно быстрее в дом миссис Дэниел. Ночью она отдохнет, а завтра утром все начнет снова, опять поиски этой работы, от которой зависело все.
Тяжело дыша, Эмма шла вдоль улицы, застроенной почти впритык высокими зданиями. Она была уже почти в конце ее, когда почувствовала резкий удар в плечо, к ногам упал камень. Ошеломленная, она быстро развернулась. Чуть поодаль двое неряшливо одетых парней скалились ей в глупой ухмылке. Она погрозила им кулаком. „Шалопаи!” - крикнула она. Они захохотали в ответ и набрали полные пригоршни камней. Эмма замерла, потом решила бежать, но быстро поняла, что камни предназначались не ей, и мальчишки метили не в ее сторону. Она с ужасом увидела, что эти нечестивцы забрасывали камнями поскользнувшегося и упавшего мужчину средних лет. Тот попытался подняться, но споткнулся и под градом камней съежился у стены, тщетно пытаясь закрыть руками лицо. Эти паршивцы с гиканьем и дикими воплями бешено осыпали его камнями, и конца этому не было видно. Сверток мужчины откатился в сторону, очки валялись на земле, Эмма видела, что один из камней угодил ему в лицо и щека у него в крови.
Эмма была вне себя от возмущения при виде этой отвратительной и бессмысленной жестокости. Она рванулась вперед. Гнев всколыхнул в ней силы, и с непреклонным и беспощадным лицом она двинулась на обидчиков.
- Убирайтесь или я позову полицейского! - крикнула она, вновь потрясая кулаком. Она была крайне взволнована и совсем не ощущала страха. - Мелкие пакостники! - продолжала она, ее голос звенел. - А ну-ка, убирайтесь прочь или я крикну полицейского! Закон знает, как быть с такими как вы, вам придется не сладко!
Двое мальчишек смеялись над ней, высовывая языки, строя мерзкие рожи и выкрикивая всякие глупости, но, по крайней мере, они оставили в покое того мужчину. Эмма всегда была бесстрашной, но сейчас была в такой ярости, что стала просто неукротимой. Она схватила булыжник и произнесла угрожающе:
- А не хотите ли немного вашего лекарства?
Она занесла руку и была готова запустить камень, когда, к ее удивлению и огромному облегчению, парочка оборванцев, кривляясь на ходу и выкрикивая гадкие ругательства, пустилась наутек. Эмма бегом вернулась к мужчине, с трудом вставшему на колени. Она крепко взяла его за руку и помогла подняться. Это был живой, крепкий, жилистый человек невысокого роста. У него были волнистые черные волосы с сединой на висках и не столь густые на макушке, тонкие черты лица и блестящие черные глаза.
Непреклонное выражение на лице Эммы сменилось сочувствием, и она спросила с беспокойством:
- Вы ранены, сэр?
Он покачал головой, вынул из кармана носовой платок и вытер кровь с ободранной щеки.
- Нет, я не ранен, - ответил он, моргая. - Благодарю вас, юная леди. Вы очень добры. - Он моргнул опять и, щурясь, посмотрел на землю. - Вы не видите моих очков? Они упали в этой маленькой неудачной стычке.
Эмма нашла его очки, тщательно осмотрела их и протянула ему.
- Ну, по крайней мере, они целы, - сообщила она с ободряющей улыбкой.
Мужчина поблагодарил ее и надел очки.
- Так-то намного лучше. Теперь я вижу, - сказал он. Эмма нагнулась и подняла его сверток. Это был бумажный мешок, из которого выпала и полетела в грязь белая булка. Эмма подняла и обдула ее, попыталась стряхнуть рукой приставшую грязь.
- Не очень запылилась, - успокоила она, кладя булку в бумажный мешок с прочей снедью и протягивая его хозяину.
Мужчина подобрал маленькую черную ермолку, водрузил ее на голову и задумчиво, с возрастающим интересом посмотрел на Эмму. Его голос был полон благодарности, когда он произнес:
- Еще раз благодарю вас, юная леди. Это было очень смело с вашей стороны прийти мне на помощь. Для моего спасения. - Он улыбнулся, и его глаза засветились признательностью. - Немногие мужчины ввязались бы в потасовку в этих местах, не говоря уже о юной леди, такой, как вы. Да, действительно, у вас доброе сердце и вы полны бесстрашия. Да вы просто совершили подвиг! Весьма похвально! - Он смотрел на нее с неприкрытым восхищением. Он был немало удивлен ею.
Хотя этот человек говорил по-английски с очень правильным выговором и четко произносил слова, Эмма уловила легкий акцент, но откуда он - не поняла. Наверняка он приезжий, решила она и, нахмурившись, спросила:
- Почему эти ужасные мальчишки швыряли в вас камнями?
- Потому что я еврей.
Эмма не знала, что означало быть евреем, но, как обычно, не показывая своего неведения в любом деле, она повторила, не придавая значения его объяснению:
- Но что же побудило их бросать в вас камнями? Человек спокойно выдержал ее вопрошающий взгляд.
- Потому что люди всегда боятся того, чего не понимают, что мм неизвестно, необычно или чем-то отличается. Этот страх неизменно превращается в ненависть. Бессмысленную, безрассудную ненависть. В этих местах ненавидят евреев и издеваются над ними. - Он покачал головой. - Эх, как странно положение человека в обществе, разве не так? Есть люди, ненавидящие без всякого повода. Они всего лишь просто ненавидят. Они не осознают, что их неоправданная ненависть неизбежно обратится против них самих и разрушит их духовно. Да уж, в конечном счете это - саморазрушение.
Его слова, произнесенные с такой глубинной тоской и в то же время совершенно беззлобно, так тронули Эмму, что она почувствовала приступ острой боли в сердце. Значит, ее ненависть к Эдвину была несправедливой? „Нет, - настаивал внутренний голос. - Эта ненависть оправданна, не о ней говорил этот добрый человек. У тебя есть все причины, чтобы чувствовать то, что ты ощущаешь. Этот вероломный Эдвин Фарли предал тебя”. Она откашлялась и тихонько тронула мужчину за руку.
- Мне очень жаль, что люди ненавидят вас и пытаются оскорбить. Как это ужасно, что вам приходится жить в таких… таких… - Она умолкла, подыскивая нужное слово.
- Гонениях, - подсказал мужчина. Привычная и давняя печаль быстрой пеленой заволокла его взор, затем легкая горестная улыбка заиграла на его благородном лице. - Эх, а ведь эта маленькая суматоха ничто по сравнению с погромами. Когда эти грубияны и громилы действительно сходят с ума, то становятся ужасно несносными. Немилосердными. Нападают на нас и наши дома. Нам достаются не только презрительные насмешки, но и побои, выбитые окна и много разных грубостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72