– Вы, князь, едете в Москву?
– Да, завтра, в Москве пробуду я недолго… Я еду за границу, еду надолго.
– Слышала, князь, слышала… – Молодая девушка тяжело вздохнула.
Князь Сергей заметил это и сказал:
– У вас, Ирина Дмитриевна, тоже есть горе?
– Да, князь, есть большое горе, – тихо ответила красавица.
– Могу ли я узнать?
– Зачем вам?
– Вам печалиться? Вы так молоды, хороши, у вас впереди целая счастливая, хорошая жизнь.
– А между тем я, князь, скучаю – у меня есть горе.
– Полноте, Ирина Дмитриевна.
– Да, да… я… я несчастна, князь… я очень несчастна… – чуть не плача, говорила молодая девушка.
– Вы несчастны! Я этого не знал! – удивился Гарин.
– Да, да… жизнь моя разбита.
– Вы пугаете меня, Ирина Дмитриевна, кто же осмелился разбить вашу жизнь?
– Человек, которого я так горячо люблю…
– А он… тот человек вас не любит?
– Да… – чуть слышно ответила красавица.
– Кто же он? Если можно, скажите.
– Вы… – ещё тише ответила Ирина. Она вся вспыхнула и тяжело дышала.
– Я?.. – не веря своим ушам, переспросил князь, он никак не ожидал, чтобы Ирина сделала ему признание, хотя молодой князь и знал, что им интересуется дочь губернатора; но это он приписывал больше кокетству, чем любви. – Вы меня любите?
– Да, люблю… вы это, князь, знаете.
Молодая девушка быстро проговорила эти слова и так же быстро направилась из сада.
На другой день князья Гарины простились с Каменками и выехали в Москву.
На их проводы приехал губернатор и почти вся губернская знать.
Князь Сергей, прощаясь с Ириной, крепко пожал ей руки и с волнением проговорил:
– Не говорю вам прощайте, а до свидания! Надеюсь скоро с вами свидеться.
– Приезжайте скорее, – с глазами, полными слёз, проговорила князю красавица.
Старая княгиня, обнимая Ирину, плакала, она так к ней привыкла, полюбила.
– Ирен, ты приедешь к нам в Москву, приедешь? – сквозь слёзы спрашивала Лидия Михайловна молодую девушку.
– Да, да, княгиня, непременно.
– Не обмани, Ирен, – я ждать буду Генерал, вы отпустите к нам свою дочь? – обратилась старая княгиня к губернатору.
– За счастие почту.
– Спасибо, мой родной, я так полюбила Ирен… без неё буду скучать… Не пришлось, генерал, нам породниться, – тихо проговорила Сухову Лидия Михайловна.
– К сожалению, нет, княгиня.
– Но я не теряю надежды, генерал.
Князья Гарины уехали.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ГЛАВА I
Прошло немало времени после описанного в предыдущих главах нашей повести. Шёл грозный 1812 год. Наполеон, нарушив условие мира, перешёл реку Неман и вторгнулся со своими многочисленными полчищами в пределы нашего отечества.
Император Александр выпустил знаменательный манифест в котором, между прочим, говорилось:
«Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие в глубь России, надеясь силою и соблазнами потрясти спокойствие великой державы… Мы призываем на помощь Бога, поставляем в преграду войска наши, кипящие мужеством…»
Этот манифест заканчивался такими возвышенными словами:
«Да найдёт он, Наполеон, на каждом шагу верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине – Пожарского, в каждом гражданине – Минина. Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем отечества. Святейший синод и духовенство! Вы всегда тёплыми молитвами своими призывали благодать на главу России. Народ русский! Храброе потомство храбрых славян, ты неоднократно сокрушал зубы устремляющихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все с крестом в сердце и с оружием в руках, и никакие силы человеческие вас не одолеют».
Читая эти возвышенные призывные слова императора Александра, народ русский откликнулся на них. Все, кто только мог носить оружие, приготовлялись ко встрече незваного-непрошеного гостя. На нужды войны и войска посыпались миллионы – миллионы эти составлялись из жертвованных денег дворянства, купечества и простого народа. Всяк нёс свою лепту на «благое великое дело». В то великое время готов был жертвовать каждый русский не только деньгами или имуществом, но даже и своей жизнью. Отечественная война была не к урону, а к славе и величию русского народа.
Наполеон перешёл Неман и вступил на русскую землю. Произошло это в ночь с 11 на 12 июня, а ровно через месяц после того, то есть 12 июля, ночью, златоглавая Москва встречала своего возлюбленного монарха Александра Павловича.
Густой толпой двинулись москвичи за Дорогомиловскую заставу, на Большую Смоленскую дорогу, по которой должен был приехать из Вильны в Москву государь.
Ровно в полночь прибыл государь на Поклонную гору, находящуюся в четырёх верстах от Москвы, за Дорогомиловской заставой. Престарелый священник села Покровского встретил государя с крестом, а дьякон с горящей свечой.
Император, завидя священника, вышел из коляски, поцеловал святой крест и бросил свой скорбный взор по направлению к Москве, тяжело вздохнул и, склонив свою венценосную голову, снова сел в коляску.
Проснувшаяся Москва заликовала, узнав, что государь в Кремле. Кремль был битком набит народом; все взгляды устремились на красное крыльцо, которым император должен был пройти в собор.
Пробило девять часов. На Ивановской колокольне загудел большой колокол, и среди народа появился Александр Первый, с сияющей кроткой улыбкой на своём открытом добром лице.
Оглушительный звон колоколов и громкие восторженные крики народа огласили воздух. Народный энтузиазм был велик и не знал себе пределов.
– Отец наш, православный царь! Живи навеки!
– Мы готовы пролить за тебя нашу кровь, веди нас на войну!
– Дай нам умереть за тебя!
– Ты наша надежда!
Народ восторженно кричал со всех сторон, теснясь около своего царя, не давая ему свободной дороги; полицейские хотели очистить путь, но государь остановил их словами:
– Не троньте их, не троньте, я пройду.
В дверях Успенского собора преосвященный Августин встретил государя со святым крестом и приветствовал его прекрасной речью, закончив её такими вещими словами: «Царю! Господь с тобою: Он гласом Своим повелит буре, и станет в тишину и умолкнут воды потопные! С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог»!
Слёзы радости и умиления текли из глаз императора.
Пятнадцатого июля всё дворянство и именное купечество в девять часов утра собралось в слободской дворец, разместившись отдельно в двух огромных залах дворца.
Государственный секретарь Шишков прочитал манифест императора Александра Павловича об объявлении войны России с Францией. Московский генерал-губернатор граф Ростопчин громогласно проговорил:
– Господа, наш государь предоставил составить нам ополчение.
– Ополчение необходимо! Надо составить!
– Мы готовы сами идти на врага!
– Все, все поголовно пойдём!
– Умрём за родину и за царя!
Когда государю донесли о желании дворян составить ополчение, он почтит собрание своим высоким присутствием.
– Никогда я не сомневался в усердии дворянства, но рвение его превзошло мои ожидания… – взволнованным голосом проговорил государь.
– Государь, оттуда польются миллионы, – произнёс граф Ростопчин, показывая рукою на зал, где собралось купечество, – а наше дело не щадить себя.
Государь прошёл в купеческий зал. Городской голова того времени – Куманин – от полноты своих чувств громко произнёс, преклоняя колени пред обожаемым монархом:
– Государь, мы все готовы жертвовать тебе жизнью и имуществом!
Все наперерыв бросились к подписному листу и вмиг покрыли его подписями. Пожертвованы были миллионы. Дворянство – одно московское дворянство – выставило 80 тысяч ратников, избрав начальником ополчения князя Михаила Илларионовича Кутузова.
Старый князь Гарин, как дворянин и патриот, не отстал от других: составил из своих крепостных целый полк, одел и вооружил ополченцев на свои деньги и лично сам принял над ними начальство. Его сын, князь Сергей, прожил за границей четыре года и вернулся в Россию ещё до объявления войны, а как только война была объявлена, он вступил в ряды войск и принял командование над гусарским полком. На этот раз князь Сергей Гарин сражался не вместе со своим другом Петром Петровичем.
Полковник Зарницкий во время Отечественной войны командовал драгунами и находился со своим полком в Вильно, а полк князя Гарина, с прочими нашими войсками, спешил к Смоленску.
Император французов со своими солдатами был у стен древнего Смоленска. Наполеону нужно было перехватить дорогу на Москву. Русские, под начальством Барклая де Толли, отступили, стараясь заманить неприятеля внутрь России. Солдатам не нравилось отступление, они не понимали умной тактики своего главнокомандующего, на него поднялся ропот. Русские остановились, приготовились к сражению и сожгли мост через Днепр, чтобы помешать французам перейти через реку.
Накануне праздника Преображения Господня с неприятельской стороны началась страшная канонада. Несколько сот смертоносных гранат и ядер было пущено французами в Смоленск. Сражение было ужасное. От густого порохового дыма днём было темно как ночью, земля дрожала от пушечных выстрелов, повсюду стоны и крики; церкви, дома – всё пылало страшным пламенем. Смоленск пал. Барклай де Толли отдал приказание отступать. Наше войско пошло по дороге к Москве.
Шестого августа гордый Наполеон вступил в развалины Смоленска. Унылым и мрачным ехал он по улицам всё ещё пылавшего города, в Смоленске надеялся он найти полные магазины съестных припасов и жестоко ошибся. Кавалерия Наполеона от сильного недостатка страдала день ото дня и приходила в самое плачевное состояние.
Солдаты питались чем попало, и лошадиное мясо было у французов в большом употреблении, только одна гвардия покуда исправно получала фураж. Наполеон как мог утешал своих солдат, выпускал приказы, в которых сулил им золотые горы. «Взятие Смоленска решило участь Москвы, – писал Наполеон. – В Москве ждут нас тёплые квартиры, сытный, хороший стол и много денег». Так мечтали легковерные французы. Но им пришлось скоро и жестоко разочароваться.
Наполеон спешил к Москве, и на всём его пути города, сёла и деревни представляли одно разрушение – всё предано было огню и мечу. Эта «великая нация» врывалась в наши церкви, грабила и расхищала церковную утварь, глумилась и кощунствовала над святыми иконами. Горели храмы Божии – французы освещали себе путь страшными пожарами. Над всей землёй русской широко расстилалось огневое зарево. Нашествие Наполеона напоминало нашествие Батыя.
В защиту родной земли восстал поголовно весь русский народ. Забыто было и различие происхождения, нравов, религии. Вся Русь поднялась для одного общего дела: спасти отчизну и побороть супостата.
Появились конные и пешие отряды из крестьян, в рядах которых нередко встречались дряхлые старики и малые ребятишки; даже бабы шли войною на «хранцуза» с рогатинами, ухватами и косами. Днём эти отряды укрывались в лесах, а к ночи выходили на дорогу, поджидали «супостата» и с криком и гиканьем нападали на него.
Примеров самоотвержения между простым русским народом было множество. В ту великую годину каждый русский нёс службу родной земле. Любовью к царю и к родине спаслась в 1812 году русская земля!
Отставной прапорщик Николай Цыганов не остался в долгу перед родиной. Он собрал человек сто охотников «сразиться с супостатом», на свои деньги купил им ружей и сабель, простился с матерью и с молодой женой – красавицей Глашей и со своим маленьким отрядом пристал к храброму партизану Давыдову.
ГЛАВА II
Москва, слыша о приближении Наполеона, стала быстро пустеть, несмотря на уверение графа Ростопчина, московского генерал-губернатора, «что французов и близко не допустят к Москве». Ростопчин каждый день выпускал свои оригинальные афиши, писал, что враги ещё далеко, а придёт Наполеон – тут в Москве ему и сгинуть. «Побойчее твоих французов были: поляки, татары и шведы, да и тех наши отпотчивали, что по сю пору круг Москвы курганы, как грибы, а под грибами-то их кости. Ну и твоей силе быть в могиле. Да знаешь ли, что такое наша матушка Москва? Ведь это не город, а царство».
Но москвичи плохо верили этим афишам и спешили оставлять город. Москва пустела. Император Александр внял общему неудовольствию, что командует русским войском не русский, православный вождь, а немец, и назначил главнокомандующим князя Кутузова, любимого солдатами. Передавая ему свою армию, государь сказал ему:
– Идите спасать Россию!
И маститый вождь оправдал неограниченное к нему доверие государя. Он отдал Наполеону Москву, но спас Россию.
В своём рескрипте государь, между прочим, писал:
«Избирая вас для сего важного дела, я прошу Всемогущего Бога, да благословит Он деяния ваши к славе русского оружия и да оправдаются тем счастливые надежды, которые отечество на вас возлагает».
Рассказывают, что князь Кутузов, когда приехал в действующую армию и стал объезжать полки, а солдаты громкими криками радости приветствовали нового маститого вождя, то вдруг над его головой, покрытой сединами, взвился большой орёл.
Кутузов снял фуражку и громко крикнул:
– Ура! С нами Бог! Мы победим врага!
Главнокомандующий и солдаты неожиданное явление орла приняли за знамение победы.
Князь Кутузов, приняв начальство, продолжал со своею армиею отступать и, дойдя до обширного Бородинского поля, сказал:
– Теперь ни шагу назад.
Нашим храбрым солдатам надоело отступать, они рвались в бой, на это кровавое дело шли с радостию, как на весёлый пир.
Накануне Бородинского сражения, беспримерного в летописях по своим кровавым жертвам, в нашем лагере царила торжественная тишина, прерываемая молитвами; солдаты молились, готовясь умереть за родную землю, за батюшку-царя.
А у французов эту ночь проводили совсем по-другому: в их лагере звучали скабрёзные песни, дикий, циничный хохот, громкий говор и звон стаканов – французы, по своему легковерию, пили за предстоящую победу. Они надеялись победить нас при Бородине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111