Нет, я ничего не скажу, да и сам Николай не хочет своих прав». Так думал молодой князь по уходе Цыганова.
ГЛАВА XIII
За два дня до венчания княжны Софьи прибыл в Каменки князь Сергей со своим приятелем, Петром Петровичем Зарницким.
Старый князь, Лидия Михайловна и Софья очень обрадовались приезду Сергея. Княгиня, обнимая сына, несколько раз принималась плакать.
– Серёжа, голубчик, ты не сердись на меня, старуху. Я знаю, что моё упорство причинило тебе много горя… Но что делать! Ведь я так тебя люблю. Я… я… хотела, чтобы твоя жена была тебя достойна, – говорила Лидия Михайловна, нюхая спирт.
– Матушка, прошу не вспоминайте; мне это очень, очень тяжело!..
Старый князь, в свою очередь, обратился к сыну с такими словами:
– Откроюсь тебе, Сергей, глупость я сделал, большую глупость, что послушал жены и не настоял, чтобы она тебя благословила с Анной… жаль, очень жаль!..
– Но мне помнится, отец, и ты был против моего брака.
– Я что… Попроси меня хорошенько… я бы тебе не отказал. А всё княгиня…
– Серёжа, милый, какой ты печальный! Ты очень любил свою невесту? – спрашивала княжна Софья, оставшись вдвоём с братом.
– Софья, перестанем об этом говорить.
– Бедный, бедный! А как я плакала, когда услыхала, что умерла твоя невеста. Мне так было её жаль… Я молилась за умершую Анну и каждый день молюсь.
– Добрая ты, добрая, хорошая.
– И Ирен тоже жалеет твою невесту.
– Ей-то с чего жалеть? – с улыбкой спросил у сестры князь Сергей.
– Не знаю, Серёжа, с чего. А только она очень, очень жалела. Ведь Ирен тебя любит.
– Полно, Софи!..
– Любит, любит!
– Ну, почём ты знаешь?
– Сама сказала. Не веришь? Она полюбила тебя с того раза, помнишь, как в прошлом году ты на святках был в Каменках. Ещё ты вместе с Ирен катался на тройке… Помнишь?
– Да, да, помню…
– Послушай, Серёжа! С чего ты скучаешь?
– Будто ты не знаешь причину моей грусти.
– Ах да, да, ты не можешь забыть потери твоей невесты.
– И никогда не позабуду…
– Смотря на тебя, мне самой становится скучно. Хоть во время моей свадьбы не тоскуй. Я сознаю, Серёжа, твоё горе; но ведь не вернёшь.
– Оттого-то я и скучаю, что не вернёшь похороненного счастия.
– Как? Разве ты навсегда похоронил своё счастье? – спросила Софья.
– Навсегда, – с тяжёлым вздохом ответил сестре молодой князь.
Молодая девушка печально опустила головку.
Полковник Зарницкий был очень ласково и дружелюбно встречен в Каменках.
Князь и княгиня засыпали похвалами его геройство: они много слышали от Сергея про храбрость и отвагу Петра Петровича на войне с Наполеоном. Княжна, а также и её жених Леонид Николаевич скоро сошлись с Петром Петровичем и своим простым обращением заставили его забыть, что он в аристократическом доме. Теперь уже Зарницкий не дичился, не подбирал модных фраз, до которых был не охотник, и говорил с Гариными и с их гостями попросту.
Свадьба княжны Софьи с Прозоровым была отпразднована более чем скромно, кроме родных и близких знакомых никто не был приглашён, хотя многие надеялись получить приглашение. Но Леонид Николаевич избегал шумных пирушек и просил своего князя-тестя не делать бала. Отлагая свадебный бал до зимы, князь Владимир Иванович хотел показать этим своему сыну, что он принимает близко к сердцу потерю его невесты.
Во время венчания большая церковь в Каменках едва могла вместить желавших взглянуть на княжну и на её жениха.
В церковь не возбранён был вход и крестьянам, их набралось такое множество, что в храме, как говорится, негде было яблоку упасть. Крестьяне любили княжну и пришли помолиться об её счастии.
По окончании венчания, когда молодые выходили из церкви, Леонида Николаевича остановил крестьянин старик, дед Аким; в руках у него было расписное деревянное блюдо с караваем хлеба и резная солонка.
– Прими от нас, барин, хлеб и соль и Божью милость. Пошли вам Бог с молодой женой всякого богатства и счастья! – низко кланяясь, промолвил дед Аким.
– Спасибо, старик, спасибо. И вам всем спасибо, – ответил Прозоров, кланяясь княжеским крестьянам.
– Береги, барин, свою жену-боярыню – добрая она, хорошая, наша радельница. Береги, мол, – наставительным тоном говорил дед Аким.
– Постараюсь! – Леонид Николаевич улыбнулся.
– Денно и нощно молим мы за неё Бога. Ох, увезёшь её, голубку, от нас, увезёшь..
– Увезу, дед, в Москву увезу.
– Жаль нам с ней расставаться. Ну, да что поделаешь.
В княжеском саду были накрыты огромные столы с разным кушаньем, пироги и калачи, целые бочки с пивом и вином – это было угощение для крестьян, а деревенских девушек и ребят угощали крепким мёдом, пряниками, леденцами, орехами и прочими сластями.
Молодые – сияющие, счастливые – в сопровождении князя отправились в сад. «Молодой» и «молодому» на подносе старик Аким поднёс две чарки с янтарным мёдом. Прозоров и его молодая жена немного отпили мёду за здоровье крестьян. Громкое и единодушное «ура» было ответом.
Все в тот день были веселы и счастливы. Только один Сергей по-прежнему был печален. Он очень любил свою сестру и рад был её счастью, но образ умершей любимой девушки не покидал его, и, смотря на Прозорова и на сестру, он думал: «И я был бы так же счастлив, если бы жива была моя Анна! Но, увы, она умерла и унесла с собой в могилу всё моё счастие».
На свадьбе чуть не первыми гостями были костромской губернатор генерал Сухов с красавицей дочерью. Ирен в лёгком белом платье, с роскошным венком на голове была обворожительно хороша.
Князь Сергей с нею давно не видался и невольно загляделся на красавицу, Ирен это заметила. Самодовольство и счастие отразилось на её лице: молодая девушка любила князя, любила с первой с ним встречи, любила его и тогда, когда он считался женихом другой. Но теперь он свободен, любимая им невеста умерла.
– Ирен, ты заметила, как мой Сергей посмотрел на тебя? – спросила тихо княгиня Лидия Михайловна у молодой девушки.
– Разве? я, право, не заметила, – схитрила Ирен.
– Да, Сергей тобою интересуется.
– Полноте, княгиня, князь такой печальный, он не может забыть своей умершей невесты… И, кажется, никогда её не позабудет… – со вздохом проговорила молодая девушка.
– Пустяки, на свете всё скоро забывается. И всякое горе по времени проходит, – возразила ей княгиня.
– Вы думаете, и князь забудет Анну?
– Разумеется! Похандрит немного, похмурится, а там и утешится.
– Если бы так было…
– Поверь, будет Сергей полюбит тебя.
– Что вы, что вы, княгиня, – вся зардевшись, проговорила красавица.
– Да, да. И сделает тебе предложение. Может быть, и не скоро, а всё-таки я назову тебя моей дочерью.
– Мама, мамочка! – И молодая девушка бросилась обнимать княгиню. Между тем губернатор Сухов и старый князь вели между собой такой разговор:
– Да, я совсем позабыл вам сказать, ведь Цыганов как ни хитёр, а попался, – сказал князю Владимиру Ивановичу губернатор Сухов.
– Как попался? – удивился князь.
– Мои сыщики в Москве напали на его след, арестовали и вчера привезли в Кострому. Я отдал приказ посадить его на гауптвахту.
Разговор этот происходил в кабинете князя; тут же был и Сергей.
– Как, Цыганова вы посадили на гауптвахту? – меняясь в лице, спросил Сергей.
– Посадил – я не стану церемониться, он заслужил строгое наказание.
– Да, да, конечно, конечно.
– А знаешь что, Дмитрий Петрович: ты подержи под арестом этого подлеца несколько времени и выпусти, чёрт с ним! Я не хочу чтобы его гнусные дела предавались гласности, – проговорил губернатору старый князь.
– Едва ли возможно теперь это сделать, так как делу дан известный ход.
– Ну в таком случае поступай как знаешь. Софья замужем, её имя теперь не может пострадать.
Губернатор вышел.
– Ты должен спасти Николая, понимаешь – спасти! – сказал отцу князь Сергей, оставшись с ним вдвоём.
– Сергей, ты меня удивляешь говоришь, я должен спасти от правосудия негодяя? – с удивлением посматривая на сына, промолвил князь Владимир Иванович.
– Да, да, отец, не только должен, даже обязан. Во что бы то ни стало. Николай должен быть на свободе.
– Ты говоришь так загадочно, что я не понимаю – объяснись.
– Ничего не спрашивай отец, а скорее принимай меры к освобождению Цыганова.
– Да ты просто с ума сошёл. Негодяй заслужил наказание, а ты просишь об его освобождении. Странно!
– Пойми, отец, Николай должен быть освобождён, должен! – настойчиво проговорил молодой князь Гарин.
– Объяснись – я ничего не понимаю…
– Теперь не время… всякие объяснения теперь излишни… у нас в доме такая большая радость… И эту радость я ничем не хочу помрачать… Однако меня ждут гости. Относительно Николая скажи Сухову, чтобы он как-нибудь замял дело Цыганова… Он не откажет… – Проговорив эти слова, князь Сергей поспешно вышел из кабинета.
ГЛАВА XIV
На следующий день после свадьбы Сергею едва удалось переговорить с отцом: в этот день Софья уезжала с мужем в Москву. Надо было их провожать. Улучив минуту, молодой князь обратился к отцу с такими словами:
– Отец, ты говорил с губернатором?
– Насчёт чего?
– Относительно Николая.
– Отстань, пожалуйста. Мне теперь не до того.
– Как не до того? Если бы ты знал…
– Ничего я не знаю и знать не хочу! Поделом вору и мука – пусть посидит. Ещё не то бы с ним надо сделать, – горячился Владимир Иванович, – столько хлопот, а ты ко мне пристаёшь. Ах, Боже мой, я совсем забыл распорядиться об укладке приданого.
И старый князь поспешил на двор. Там уже запрягали лошадей, выносили и укладывали вещи молодых.
«Что же мне делать? Что делать? Открыть отцу, кто Николай? Это невозможно, а между тем нужно чем-нибудь его убедить; пожалуй, по злобе Николай скажет, кто он. Тогда срам, позор! Вот положение-то!» – быстро расхаживая по кабинету, думал князь Сергей.
К нему вошёл Пётр Петрович.
– Ты что это маршируешь? – спросил он у князя.
– Представь, Николай пойман и сидит под арестом на гауптвахте.
– Как?
– Как он угодил под арест, я подробно не знаю, знаю только, что его забрали сыщики в Москве…
– Надо постараться его освободить. А то, чёрт возьми, неловко!
– Вот в том-то и дело, что трудно!
– Губернатор приятель твоему отцу, попроси, он, наверное, освободит.
– Просил: говорит, что нельзя. Для отца бы губернатор сделал, но он не хочет просить, ссылаясь на виновность Николая.
– Виновен он точно, но всё-таки нельзя же оставлять его под арестом.
– Я вот о чём хочу просить тебя, Пётр Петрович: я еду провожать сестру и вернусь в Каменки дней через пять. Съезди, пожалуйста, ты в Кострому и повидайся с Николаем, расспроси его подробно обо всём.
– А меня допустят? – спросил у князя Пётр Петрович.
– Я напишу губернатору, он разрешит тебе свидание с Николаем.
– А когда мне ехать?
– Поезжай завтра. Прикажи запрячь себе тройку и поезжай.
– Как это – прикажи? Я тут не хозяин.
– Полно, Пётр Петрович, в доме моего отца всё к твоим услугам. Распоряжайся как хочешь…
Софья уехала со своим мужем в Москву, князь Сергей поехал провожать их. Проводить молодых собрались также почти все крестьяне из Каменков; провожали их с хлебом и солью и с пожеланиями счастья. Старый князь и княгиня со слезами несколько раз принимались крестить свою дочь.
– Леонид Николаевич, любите мою дочь, она стоит вашей любви, – крепко пожимая руки Прозорова, взволнованным голосом говорил князь Владимир Иванович. – Берегите её, голубчик, прошу вас.
– Напрасно просите: для счастия Софьи я готов отдать свою жизнь, – с чувством ответил Прозоров.
Тихо ехал экипаж «молодых» по княжескому двору, двор весь был запружён крестьянами, которые пришли проститься со своею «радельницей», некоторые бабы плакали и причитали. Так велика была любовь крепостных князя Гарина к Софье.
– Тише вы, что под лошадей-то лезете! – кричал на мужиков кучер, осаживая лошадей. – Сторонись, задавлю! Сторонись!
Народ расступился, кучер ударил по лошадям вожжами, те рванули и понеслись по утрамбованной мелким камнем дороге к Москве.
В тот же день в княжеской усадьбе произошло нечто особенное. Едва только проводили «молодых» и старый князь, усевшись в своём кабинете, стал читать какую-то книгу, как к нему вошёл старик Федотыч и тихо проговорил:
– Князинька, баба какая-то пришла и убедительно просила о себе доложить вашему сиятельству.
– Какая баба? – удивился князь.
– Кто её знает, лицо у ней что-то мне знакомо. Я видал её, князинька, а где – не припомню.
– Что ей надо?
– Не сказывает, только просит о себе доложить.
– Странно! Не из крепостных она? – задумчиво спросил князь у Федотыча.
– Нет, князинька, не из наших, вишь, дальняя она, из Москвы.
– Ну, впусти её, Федотыч.
В кабинет князя вошла Марья, мать Цыганова, бледная, встревоженная, с опухшими от слёз глазами. Она робко остановилась у двери, опустив свою голову.
Князь её не узнал: более двадцати лет не видал он Марьи, легко забыть в такое время. Когда он расстался с Марьей, она была молодая, черноокая красавица, а теперь перед ним стоит какая-то исхудалая женщина с истомлённым лицом, с глазами, выражающими страдание; во всей фигуре Марьи виднелось много горя и отчаяния.
Прозоров хоть и обещал старому князю не начинать дело о поисках Николая Цыганова, но по дороге в Москву заехал в Кострому к губернатору Сухову и просил его распорядиться о розыске Цыганова; губернатор обещал отыскать. Он знал, что Леонид Николаевич занимает в Москве довольно видное место, и постарался перед ним выслужиться, показать свою энергию в распорядительности. Он отрядил несколько сыщиков в Москву; тем удалось напасть на след молодого человека, жившего с матерью в окрестностях города, в маленькой квартирке. Сыщики, имея предписание от костромского губернатора о немедленном аресте Цыганова, просили у московской полиции содействия к поимке и аресту преступника; в глухую полночь нагрянули к Николаю Цыганову в гости и, не мешкая, увезли под конвоем в Кострому. Бедная Марья чуть не лишилась ума от горя. Она, стоя на коленях, со слезами просила не отрывать от её сердца единственного сына. Но сыщики и полицейские были неумолимы;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111