Она была одета вся в белом, и это особенно оттеняло её оригинальную красоту.
Злоба графа вдруг пропала. Он смотрел на неё обворожённый.
«И эта девушка моя, – подумал он. – Мне стоит протянуть руку… Зачем я так долго медлил? Пусть она не княжна, но царица по красоте. Зачем я мучил её? Она похудела».
Княжна действительно несколько изменилась с последнего дня, в который её видел граф. Она недаром пережила эти две недели треволнений, дум и опасений.
– Как давно мы с вами не видались, граф! – ровным, спокойным голосом сказала она, протягивая ему руку.
Свенторжецкий невольно припал губами к этой прелестной руке и стал с жадностью целовать её.
– Садитесь, граф! – Грациозным жестом указала княжна на один из табуретов, стоявших возле дивана, и лениво опустилась на последний.
Граф сел и стал удивлённо беспокойным взглядом смотреть на княжну. Она, видимо, не чувствовала ни малейшего смущения и со спокойным, обыкновенно полукокетливым и полунасмешливым выражением лица смотрела на графа.
«Что она, действительно ничего не знает или притворяется?» – неслось в уме последнего.
Наступило неловкое молчание. Его прервала княжна Людмила:
– Что это, граф, вы совсем пропали? Сколько времени я вас не видела у себя. Неужели ваша головная боль, припадок которой случился как раз у меня, так отразилась на вашем здоровье. Вы были больны?
– Нет, я не был болен, – ответил граф.
Княжна играла кольцами и браслетами на руках, а предательский ноготь так и бросался в глаза графу; он напоминал ему, что он здесь – властелин, а между тем его раба играла с ним, как кошка с мышью. Это бесило его и отразилось в тоне его ответа.
Княжна заметила этот тон, и её лицо приняло надменное, холодное выражение.
– В таком случае я отказываюсь объяснить ваше более чем странное поведение относительно меня. Вы сидите у меня, чуть не признаётесь мне в любви, обрываете это признание на половине, объясняя внезапным приступом головной боли, уезжаете, не кажете глаз около месяца и наконец просите свидания запиской, очень странной по форме. Согласитесь, что я вправе удивляться.
– Но разве вы не знаете, что мне всё известно? – вдруг выпалил граф, и его взгляд сверкнул торжеством.
– Вам? Всё известно? Что именно?
Этот вопрос был задан так искренне, что граф положительно опешил.
– Вам, значит, ничего не передавал Никита? – вслух сказал он.
– Никита? Какой Никита? – с тем же спокойным недоумением вместо ответа спросила в свою очередь княжна.
«Она играет, – мысленно решил граф. – Посмотрим кто кого!» И он добавил громко:
– Никита Берестов.
– Никита Берестов? – медленно произнесла княжна. – Кто же это такой? Позвольте, не тот ли, которого звали «беглым Никитой», убийца моей матери и несчастной Тани?
Граф молчал, упорно глядя своими чёрными, проникающими, казалось, в самую душу глазами на молодую девушку. Та спокойно выдержала этот взгляд и спросила:
– Где же этот Никита?
– Вам лучше знать это.
– Мне? Послушайте, граф, если это шутка, то очень неуместная. Вы, быть может, больны? Очевидно, вы нездоровы, если говорите такие вещи. Убийцу моей матери, Никиту Берестова, ищет полиция, а вы мне говорите, что мне лучше всех знать, где он находится.
– Он бывал у вас.
– У меня? Нет, лучше переменим этот разговор! – И княжна, как показалось Свенторжецкому, почти с соболезнованием посмотрела на него.
Этот взгляд красноречивее всяких слов показал графу, что она считает или, лучше сказать, делает вид, что считает его сумасшедшим.
– Зачем менять разговор? – воскликнул граф, у которого хладнокровие молодой девушки вырывало из-под ног почву. – Я именно по этому поводу просил вас назначить мне свидание. Снимите маску! Предо мной нечего играть комедию. Я сам виделся и говорил с Никитой Берестовым.
– Вы видели его и говорили с ним? – медленно произнесла княжна. – Это становится серьёзным. Значит, вы-то действительно знаете, где он находится. Он, может быть, даже сознался вам в преступлении?
– Да, и рассказал всё.
– Вы, граф, служите в сыскном приказе? Я спросила это потому, что иначе не знаю, зачем вы допрашиваете убийцу?
– Чтобы обличить его сообщницу.
– У него были сообщники?
– Я говорю – сообщницу.
– И они, конечно, теперь в руках правосудия?
– Они могут быть. Это зависит от вашего желания.
– От моего? Тогда, конечно, я желаю этого… На вашей обязанности лежит тотчас же уведомить, что вы знаете, где находится убийца моей матери и несчастной Тани… Ведь вы знаете, что это её отец.
– Я знаю это, – мрачно сказал граф Свенторжецкий.
Он начал понимать всю шаткость своего положения, если княжна будет продолжать в этом тоне. Наглость, с которою она говорила с ним и глядела на него, положительно парализовала его волю.
– Если вы не сделаете этого, – взволнованно продолжала княжна, – то это сделаю я… Я сегодня же вечером поеду к дяде и расскажу ему о вашем открытии, а завтра доложу об этом государыне.
– И это сделаете вы? – запальчиво воскликнул граф.
– Ну да, конечно, я! – Смерила его княжна взглядом. – Кому же ещё сделать это, как не дочери покойной?
– Вы – не дочь княгини Полторацкой.
– Что-о-о? – Встала княжна, и тотчас же встал и граф.
Они несколько мгновений стояли молча друг против друга. Взгляды их чёрных глаз скрещивались, как острия шпаг.
– Вы – не дочь княгини Полторацкой, – повторил граф.
Девушка отступила от него на несколько шагов и вдруг села на диван, откинулась на его спинку и правой рукой взялась за сонетку.
Граф понял этот манёвр.
– Подождите звонить… Я докажу вам, что… – заспешил он.
– Я и не звоню. Это так, на всякий случай. Я, напротив, с нетерпением ожидаю вашего объяснения. Кто же я такая?
– Вы – Татьяна Берестова.
– Татьяна Берестова? – медленно произнесла княжна, не сморгнув глазом. – Кто же сказал вам это?
– Мне сказал это ваш отец, Никита Берестов.
– Убийца?
– Убийца, которого вы были сообщницей.
– Мне, граф, следовало бы уже давно дёрнуть за эту сонетку, но я не из трусливых, да и надеюсь, что ваша болезнь ещё не дошла до буйства. Да, кроме того, всё это – точно сказка. Польский граф захватывает убийцу русской княгини и обнаруживает, что вместо оставшейся в живых княжны при дворе русской императрицы фигурирует дворовая девушка, сообщница убийцы своей барыни и барышни… Так, кажется?..
– Совершенно так.
– Но что всего интереснее, так это то, что польский граф не сообщает тотчас же о своём важном открытии русским властям, а вступает в переговоры с сообщницей убийцы, самозваной княжной. Вы – остроумный шутник и занимательный собеседник.
– Я не шучу и не рассказываю сказок, – возразил граф.
– Серьёзно говорить то, что возбуждает смех в слушателях, – одно из достоинств рассказчика. Что же дальше?
– Вы прекрасно владеете собою, видимо предупреждённая вашим сообщником, хотя отказываетесь, что видели его и принимали у себя.
– Кого это?
– Никиту Берестова… Вашего отца.
– Благодарю вас за такое родство, граф.
– Но можно доказать, что у вас бывал странник, который велел доложить вам о себе, что он – не кровопивец, и вы с ним подолгу беседовали.
– Действительно, – ответила молодая девушка, – ко мне приходил какой-то юродивый, и я помогала ему и слушала его болтовню и даже предсказания… Я очень люблю всё необыденное… Доказательство налицо: я слушаю вас, граф, а ваши речи очень малым, по отсутствию смысла, отличаются от речей этого юродивого.
– Княжна! – воскликнул граф.
– Вот и проговорились сами… Забыли, что только сейчас называли меня Татьяной Берестовой, – со смехом заметила девушка.
– Я обмолвился. Но всё равно! Этого странника, – продолжал граф Свенторжецкий, – я со своими людьми захватил у калитки вашего сада, и он оказался Никитой, убийцей княгини и княжны Полторацких.
– Но зачем же вы отпустили его?
– Я хотел сперва переговорить с вами.
– О чём же говорить с сообщницей убийцы?
– Я могу похоронить эту тайну… Никто, кроме меня, не будет знать об этом.
– Вот как?.. И ваша цена, граф? – с нескрываемым презрением спросила княжна.
– Вы сами, – ответил граф и приблизился к ней.
– Отойдите, граф, – остановила его княжна, – или я позвоню.
– Вы раскаетесь. Я захвачу Никиту и отдам его в руки правосудия.
– Я сожалею только, что вы этого давно не сделали.
– Но тогда вы погибли.
– Вы наивны, граф! Кто может поверить оговору убийцы княжны Полторацкой или вашему сумасшедшему бреду?
– У меня есть доказательства, что вы – не княжна.
– Какие?
– Вы были очень схожи с покойной княжной, но случай сделал между вами некоторое различие. У вас на безымянном пальце правой руки искривлён ноготь, вы занозили руку, когда вам всего было десять лет, и у вас сделался ногтоед… С княжной этого не случалось.
Молодая девушка невольно вздрогнула при этих словах графа и побледнела, но моментально оправилась.
– Вы правы. Этот случай был с Таней, но вы ошибаетесь в дальнейшем; осенью, за тем летом, в которое случилось с нею это несчастье, занозила тот же палец и я. У меня тоже сошёл ноготь и вырос несколько неправильным. Я тогда ещё ребёнком решила, что это меня наказал Бог за то, что я радовалась, что между мною и Таней есть хотя какое-нибудь различие.
– Это сказка, быстро и умно придуманная, и меня вы ею не убедите. Так вы хотите, чтобы я начинал дело?
Княжна долго, пристально, молча смотрела на него, стоявшего, по её желанию, в почтительном отдалении. Граф принял это за колебание и подумал, что она сдаётся. Однако княжна воскликнула:
– Так неужели же вы думали, что я пойду с вами на эту позорную сделку?.. Вы ошиблись… Мне грустно только одно, что до такой низости дошли именно вы. Если бы это сделал действительно польский граф, чужестранец, то я могла бы думать, что добывать себе женщину таким неприглядным способом в обычаях его родины… Но на это решились вы, русский человек.
– Я вас не понимаю, – побледнел граф.
– Вы – не граф Свенторжецкий. Вы выдали себя мне своим последним рассказом о ногте покойной Тани… Вы – Осип Лысенко, товарищ моего детства, принятый как родной в доме моей матери. Я уже давно, встречая вас, вспоминала, где я видела вас. Теперь меня точно осенило. И вот чем вы решили отплатить моей матери за гостеприимство!.. Идите, Осип Иванович, и доносите на меня кому угодно… Я повторяю, что сегодня же расскажу всё дяде Сергею, а завтра доложу государыне. Я сделаю даже больше. На днях в Петербург ожидают вашего отца по пути в действующую армию, где он получает высокий пост. Я расскажу ему, как нравственно искалечила его сына иноземка-мать.
Свенторжецкий стоял пред нею бледный, уничтоженный.
– А теперь довольно!.. – И молодая девушка сильно дёрнула сонетку, а затем приказала лакею: – Проводите графа! До свидания, – обратилась она к Иосифу Яновичу, – не забывайте меня…
Она грациозно протянула графу руку. Он машинально поцеловал её и вышел.
VIII
МЕЖДУ СТРАХОМ И НАДЕЖДОЙ
Весь путь от княжны до дома прошёл для Свенторжецкого незамеченным. Он решительно не помнил, как он оделся, сел в сани и приказал ехать домой, даже как снял дома верхнее платье и прошёл в свой кабинет. Всё это в его памяти было подёрнуто густым, непроницаемым туманом. Лишь спустя порядочно долгое время он очнулся и воскликнул:
– Посрамлён, опозорен!.. Безумец, я думал найти в ней рабу, а встретил врага, и врага сильного.
Он бросился на диван и глубоко задумался.
«Неужели я ошибся, неужели она действительно настоящая княжна? – Неслось в его голове, но он тотчас же отгонял эту мысль. – Нет, не может быть! Несомненно, она – самозванка. Ведь всего недели полторы тому назад, вот здесь, в этом самом кабинете, предо мною сознался Никита Берестов, её отец. Надо бороться, надо победить её, нельзя дать так насмеяться над собою».
Необузданный по природе и по воспитанию, молодой человек выходил из себя, как от оскорблённого самолюбия, будучи одурачен девчонкой, так и потому, что понравившаяся ему игрушка, которую он уже считал своею, вдруг стала для него недосягаемой.
«Отойдите, граф, или я позвоню!» – раздавался в его ушах голос девушки, и он отошёл.
«Нет, нет, она будет моею во что бы то ни стало! – думал он. – Она, конечно, никому не пойдёт говорить о нашем разговоре, не пойдёт докладывать императрице, а я уличу её очной ставкой с Никитой. Она не посмеет отпереться и сдастся».
Искра надежды снова затеплилась в сердце графа, и он позвонил.
Явился Яков, всё ещё служивший у графа, так как отпуск его на волю, несмотря на уплаченные за него графом помещику деньги, ещё не состоялся, ввиду того что ещё не были окончены все формальности, и спросил:
– Что прикажете, ваше сиятельство?
– Вот что: мне необходимо снова повидать этого странника, что к княжне ходил. Ты ведь знаешь, где найти его?
– Молодцы мои сказывали, что выследили его берлогу. Он живёт в лесу, неподалёку от дома княжны.
– А может быть, он оттуда ушёл? Так как же быть?
– Опять у калитки дома княжны подстеречь его или у кабака дяди Тимохи; есть такой там, на выезде из предместья, по ночам торгует, более для беглых да для таких, как этот, странников.
– Так ты уговорись со своими и начинай следить. Как сцапаете, так вяжите и прямо сюда. Если меня не будет дома, то до моего возвращения не развязывайте.
– Слушаю-с, ваше сиятельство. Я распоряжусь сегодня же.
– Я полагаюсь на тебя. Вот тебе на расходы! – И граф подошёл к шифоньерке, отпер её, вынул один из мешочков с серебряными рублями и бросил его Якову, сказав: – Лови!
Тот ловко поймал на лету, после чего был отпущен барином.
– Хорошо посмеётся тот, кто посмеётся последний, Татьяна Никитишна! – злобно вслух сказал граф. – Я-то не прощу вам сегодняшнего дня. Вы всё же будете моей, живая или мёртвая. Только бы скорей Яков добыл мне этого Никиту, остальное я всё уже устрою умело и обдуманно. Я вижу теперь, что сам виноват во всём. Не надо было медлить. Я дал ей время одуматься и подготовиться. Но увидим теперь, чья возьмёт!
Посидев ещё с полчаса в раздумье, Свенторжецкий уехал из дома. Он стал вести прежний светский образ жизни, но всё же каждый вечер или, лучше сказать, ночь с тревогой подъезжал к своей квартире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109