– А, это Таня! Ну, это сходство действительно бросается в глаза при первом взгляде, но когда ты приглядишься к этой девушке, то, конечно, убедишься, что у княжны с нею далеко не одни и те же лицо и фигура.
– Может быть, но меня сразу поразило это сходство.
Друзья пробыли в Зиновьеве долее обыкновенного и вернулись домой поздним вечером, в самом хорошем расположении духа.
– Твоя невеста прямо восхитительна. И как она любит тебя! – сказал граф Свиридов, ложась спать.
– Да, голубчик, я счастлив, так счастлив, что мне становится страшно. Видишь ли, мне кажется, что на земле не может и даже не должно быть такого полного счастья, что оно непременно будет чем-нибудь омрачено.
– Что за мысли? Перестань! Ты просто так расстроил свои нервы, что тебе во всём и везде кажется, что вот-вот должно случиться какое-нибудь несчастье. Это болезненно, мой друг, и тебе следует самому взять себя в руки и не допускать подобных мыслей в голову.
– Как же не допускать, когда они лезут без моего спроса? Вот и теперь. Мы так прекрасно провели сегодняшний день, вернулись в таком хорошем настроении, а я ложусь и думаю: что-то будет завтра? Мне ведь уже давно кажется, что должно случиться что-нибудь такое, что будет совершенно неожиданно и притом ужасно.
– Полно говорить пустяки!
– Эта мысль гнетёт меня со дня открытия этого павильона. Несмотря на все самоубеждения, я не могу отделаться от воспоминания слов призрака. И, знаешь, сегодня меня особенно томит какое-то тяжёлое предчувствие.
– Плюнь, не думай!
– Ну, хорошо! Покойной ночи! – И князь погасил свечу.
Однако тяжёлое предчувствие, оказалось, не обмануло его. Обоих приятелей разбудили в шестом часу утра.
– Князь, ваше сиятельство! Извольте проснуться! – вбежал в спальню камердинер. – Несчастье в Зиновьеве.
– Что? Какое несчастье? – воскликнул князь Луговой.
– Её сиятельство княгиня и горничная княжны убиты.
– А княжна? – не своим голосом закричал князь Сергей Сергеевич.
– А княжна пропала.
– Лошадей… Оседлать…
Оба друга вскочили и как безумные смотрели друг на друга.
– Неужели начинается? – произнёс князь Луговой. Граф Свиридов сделал над собой страшное усилие, чтобы освободиться от неприятного впечатления, произведённого словами друга, и произнёс:
– Успокойся, узнаем всё на месте. Быть может, всё преувеличено.
– Ах, не говори. Может быть, и княжна убита, но её трупа не нашли. Ах, недаром у меня было вчера такое тяжёлое предчувствие.
Князь Сергей и граф Свиридов быстро оделись и во весь опор поскакали по дороге в Зиновьево.
Там ожидало князя всё же несколько успокаивающее известие: княжну Людмилу в одном ночном белье нашли в саду в кустах, лежавшую без чувств. Дворовые девушки отнесли её в её комнату, где она была приведена в чувство, но вскоре снова впала в забытьё.
– Конечно, ей ничего не сказали о несчастье? – спросил князь Федосью, докладывавшую ему о княжне.
– Конечно, нет, ваше сиятельство!
Несчастье на самом деле было ужасно.
Воспользовавшись тем, что подгулявшие дворовые люди все были в застольной избе и в доме оставались лишь княгиня, княжна и Таня, неизвестный злодей проник в дом и ударом топора размозжил череп княгине Вассе Семёновне, уже спавшей в постели, потом проник в спальню княжны, на её пороге встретился с Таней и буквально задушил её руками, сперва надругавшись над нею. Она была найдена мёртвою, лежавшей на полу около комнаты княжны Людмилы. Кругом валялись клочья её платья и белья. Злодей сорвал с неё всю одежду.
Картина этого зверского убийства и насилия, представившаяся обоим друзьям, заставила их задрожать.
Трупы до прибытия властей лежали там, где были обнаружены, только тело Тани Берестовой прикрыли простынёй.
Княжна Людмила спаслась каким-то чудом. По всей вероятности, она услыхала шум в соседней комнате, встала с постели, приотворила дверь и, увидев ужасную картину, выскочила в открытое окно в сад, бросилась бежать куда глаза глядят, а затем, упав в изнеможении в кустах, лишилась чувств.
– А ты где была в это время? – спросил князь Сергей Федосью, рассказавшую всё вышеизложенное и показавшую приезжим господам трупы своей госпожи и Тани.
Федосья залилась слезами.
– Попутал меня бес, окаянную, тоже в застольную пойти. Ирод Михайло плясал там под гармошку. Загляделась я на старости лет да заслушалась, ну, рюмочку для праздничка лишнюю тоже выпила. До самой смерти не замолить такого греха.
– Ради Бога, охраняй княжну, – с дрожью в голосе обратился к ней князь Сергей Сергеевич. – Главное, подготовьте её исподволь к известию о смерти матери и Тани.
– Слушаю-с, – ваше сиятельство. Подготовлю.
Оба друга остались в Зиновьеве до вечера и дождались прибытия командированного из Тамбова чиновника для производства следствия. Князь Луговой боялся, чтобы последний не вздумал допрашивать ещё не оправившуюся княжну Людмилу и таким образом не ухудшил состояния её здоровья.
Несколько минут разговора с чиновником было достаточно, чтобы уладить дело в желательном для князя смысле.
– Будьте покойны, ваше сиятельство, княжны я не потревожу теперь. Зачем тревожить? И без того горя у неё много, испуг такой, – заявил чиновник.
– Когда окончите своё дело, приезжайте ко мне, в Луговое, я сумею поблагодарить вас, – сказал князь и, отдав ещё раз приказание Федосье не отходить от барышни, вместе с другом уехал к себе.
Они ехали обратно почти шагом. Князь был задумчив и молчал.
– Какое страшное злодеяние! – воскликнул после довольно продолжительного молчания граф Пётр Игнатьевич. – Я не могу понять одно: какая причина… Быть может, она была очень строга…
– Кто, княгиня? Да её любили как родную мать! Строга! Что такое строга. Она действительно была строга, но только за дело, а это наш крестьянин и дворовый не только любят, но и ценят.
– Страшно, – задумчиво произнёс граф Свиридов.
– Прямо загадочное преступление. Ну, за что убита Таня?
– Она-то просто под руку подвернулась… Злодей шёл убивать княжну…
– Едва ли этому чинуше удастся до чего-нибудь доискаться.
– Я тоже сильно сомневаюсь в этом.
Однако мнения друзей о «чинуше» оказались ошибочными. Когда на другой день утром князь один поехал в Зиновьево, то застал там производство следствия в полном разгаре.
– Что княжна? – были первые его слова.
– Сегодня на заре изволили прийти в себя и даже скушать молока, но ещё слабы, теперь започивали… – доложила Федосья.
– Она знает?
– Они всё знают… Видели, как злодей душил Таню.
– А о матери?
– Я им осторожно доложила. Княжна поглядела на меня так жалостливо и промолчала… Видно, горе-то таково, что слёз нет… Смекаю я, они не в себе… рассудком помутились…
– А обо мне княжна не спрашивала? – продолжал Луговой.
– Никак нет-с.
Князь сделал движение губами, как бы собираясь что-то сказать, но промолчал; он хотел приказать Федосье провести его к княжне, но не решился.
«Это может ещё более взволновать её, – подумал он, – пусть успокоится… Быть может… Господь милосерд». Князь уехал.
В тот же вечер в Луговое явился производивший следствие чиновник.
– Ну что, придётся предать дело воле Божией? – спросил его граф Свиридов.
– Никак нет-с… Убийца известен, но скрылся.
– Кто же это?
– Никита Берестов, известный в Зиновьеве под прозвищем «беглый», отец убитой Татьяны.
– Отец! – воскликнули в один голос граф Свиридов и потрясённый ужасом подобного сообщения князь Луговой.
– Как вам сказать, ваше сиятельство, он ей отец и не отец. – И чиновник рассказал обоим друзья всю историю беглого Никиты, записанную им со слов свидетелей и уже известную нашим читателям.
– Значит, это убийство из мести? – заметил граф.
– Несомненно! – ответил чиновник. – Княгине Берестов мстил за жену, а Татьяну убил как дочь князя от его жены.
– Вот почему княжна и эта девушка были так похожи друг на друга! – обратился граф к другу, задумчиво сидевшему в кресле у письменного стола.
– Это действительно ужасно! – задумчиво произнёс князь, как бы отвечая скорее самому себе, а не своим собеседникам.
Чиновник рассказал ещё некоторые более интересные подробности только что оконченного им следствия и при этом добавил, что княжна Людмила Васильевна хотя несколько и поправилась, но не выходит из своей комнаты, и он не решился беспокоить её.
– Надо будет приехать в другой раз, – меланхолически заметил он.
– Я дам вам знать, когда будет можно, – встрепенулся князь Сергей Сергеевич. – Дайте ей совершенно оправиться; напишите ваш адрес, по которому я мог бы послать нарочного. Вот чернила и перья.
Чиновник сел за письменный стол, написал требуемые сведения и стал прощаться. Он уехал довольный поднесённым ему князем денежным подарком.
Друзья остались одни, но остальной вечер и ночь прошли для них томительно долго. Разговор между ними не клеился. Оба находились под гнетущим впечатлением происшедшего. Поужинав без всякого аппетита, они отправились в спальню, но там долго лежали без сна на своих постелях, каждый думая свою думу.
Между тем в Зиновьеве тела убитых княгини и Тани обмыли, одели и положили под образа – княгиню в зале, а Татьяну – в девичьей.
К ночи прибыли из Тамбова гробы, за которыми посылали нарочного. Вечером, после отъезда чиновника, отслужили первую панихиду и положили тела в гробы.
Об этой панихиде не давали знать князю Луговому, и на ней не присутствовала княжна Людмила.
Князь Сергей Сергеевич и граф Свиридов прибыли на другой день к утренней панихиде. К её началу вышла из своей комнаты и княжна. Она страшно осунулась и побледнела. Князь пошёл к ней навстречу. Она церемонно присела ему, не поднимая на него взора. Он хотел высказать ей своё сочувствие, но язык не повиновался ему – таким безысходным горем, недоступным человеческому утешению, веяло от всей её фигуры. Его сердце больно сжалось, и он остановился рядом со своей невестой, так же церемонно приветствовавшей и его друга.
Панихиды служили по очереди: сперва в зале у гроба княгини, а затем в девичьей, у гроба Татьяны Берестовой. «По окончании служб я улучу минуту, чтобы переговорить с нею», – мелькнуло в уме князя Сергея Сергеевича.
Но на этот раз ему это не удалось. При конце второй панихиды княжна упала без чувств на руки следившей за нею Федосьи. С помощью дворовых девушек её унесли в её комнату, и там она осталась лежать в забытьи.
Князь, вернувшись в Луговое в сопровождении своего друга, тотчас послал лошадей в Тамбов за доктором, приказав того доставить к нему в имение.
– Я сам с ним поеду в Зиновьево, – высказал он свои соображения графу Свиридову.
– Это, конечно, будет лучше, – заметил тот. – Кстати, – добавил он, – прикажи запрягать и моих лошадей; мне надо быть завтра в Тамбове.
– Зачем? – взволновался князь. – Ты меня оставляешь?
– Ведь я не могу утешить тебя. Ты именно в таком состоянии, когда человеку надо быть одному, когда тяжело иметь возле себя даже самого близкого друга. Я понимаю это, мне тоже тяжело, что я своим приездом как будто принёс тебе несчастье.
– Что за вздор! Я сам заслужил его.
– Но ведь любимая тобою девушка жива.
– Что же из этого? Свадьбу придётся отложить на год, а год – много времени. Кроме того, Людмила стала совсем другой.
– Не можешь же ты требовать от неё, чтобы она была весела и довольна. Подумай сам: перенести для молодой девушки такое несчастье, взглянуть в глаза смерти. Да ведь и мы с тобою заболели бы, а не то что она, слабая девушка.
– Это ты верно. Я сам начинаю мешаться. Я это чувствую.
– Успокойся, сообрази всё наедине и после похорон поговори с нею о будущем. Быть может, она согласится переехать в Петербург и отдаться в качестве твоей невесты под покровительство государыни.
– Вот спасительная мысль! – воскликнул князь, просветлев. Я поговорю с нею об этом и прямо настою на этом по праву жениха. Не может же она оставаться на год в Зиновьеве, где всё ей будет напоминать ужасное происшествие. Это было бы безумие!
– А меня всё же ты отпусти. Мне надо окончить ещё все дела в Тамбове, да пора и в Петербург Приезжай и ты скорей туда со своей невестой. А пока помни: перемелется всё – мука будет. Время – лучший врач. Вы оба любите друг друга. Если Бог попустил умереть княгиню такой страшной смертью – Его святая воля, надо примириться. В Петербурге год пролетит незаметно – и вы будете счастливы!
– Кабы твоими устами да мёд пить.
Граф приказал своему лакею укладываться и вскоре, простившись с другом, покатил в Тамбов.
Князь Сергей остался один. Он пошёл бродить по парку и совершенно неожиданно для самого себя очутился у рокового павильона. Войдя в него, он сел на скамейку и задумался.
Мысли одна другой безотраднее неслись в его голове, с горькой улыбкой вспоминал он утешения только что покинувшего его друга.
«Началось! – упорно мысленно твердил он. – Только началось. И ещё будет. Но что? Вот страшный вопрос! «Адские силы против вас!» – вспомнил князь Сергей слова призрака. Как бороться с этими силами? С какой стороны они направят свои удары? Разве третьего дня, уезжая из Зиновьева, оставив всех там весёлыми и здоровыми, он мог ожидать, что в ту же ночь рука злодея покончит с двумя жизнями и что его невеста будет на волосок от смерти? Так и теперь! Разве он может быть спокойным хотя минуту? Может ли быть он уверен, что если не злодей, то сама смерть не отнимет у него дорогую жизнь его невесты, видимо потрясённой и нравственно, и физически?
Пред ним восставал образ княжны Людмилы в траурном платье, какою он видел её сегодня утром.
«Ведь краше в гроб кладут», – мелькнуло в его голове. Однако, подобно светлому лучу, вдруг озаряющему непроглядную тьму, князю Луговому вспомнились слова графа Петра Игнатьевича: «Как она любит тебя!» Он стал вспоминать слова княжны Людмилы, выражение её прекрасного лица, все мелочные детали обращения с ним, все те чуть заметные чёрточки, из которых составляются целые картины. Картина действительно составилась и была упоительна для князя Сергея. Он глубоко убедился в том, что княжна точно любила его, а если это было так, то он был охранён от действия адских сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109