сейчас увидишь!
Ворота открылись под яростный лай целой своры собак. Молодой белокурый р
аботник, голый до пояса, снял соломенную шляпу, сверкнув в улыбке ослепит
ельными по контрасту с загорелым лицом зубами. Он закрыл за ними ворота и
скрылся в доме. Даниель устанавливал машину под навесом у стены, рядом с о
тцовским ситроеном и грузовичком. Собаки лаяли и прыгали.
Мощеный двор был похож на деревенскую площадь после ярмарки: солома, обр
ывки веревок, старые газеты, брезенты, плетушки-корзины, тачки. И грязь по
д ногами. Наверно, здесь недавно прошел дождь. Около старого колодца в бол
ьшой луже барахтались утки. Куры в сопровождении цыплят искали себе проп
итания между камнями, там, где пробивалась трава. А кошки… они развалилис
ь на солнышке… и на срубе колодца, и на крышах низких пристроек, и на ступе
ньках перед дверями. Со стороны ворот, там, где находился двухэтажный жил
ой дом, ствол старой глицинии спиралью вился по стене и оттуда распрости
рался над всем царившим во дворе беспорядком, небрежно свешивая свои огр
омные зеленые рукава. Напротив ворот, проделанных в стене дома, были друг
ие ворота, распахнутые в необъятные дали…
Мсье Донель-отец был рад приезду детей. Доминика пожала руку Мартине и, бы
стро сказав с едва мелькнувшей улыбкой «Добро пожаловать», подтолкнула
вперед маленькую Софи с распущенными черными волосами, державшую огром
ный букет роз. Все это происходило в столовой, затемненной ветвями глици
нии. Здесь, наверно, было очень сыро Ц обои с рельефным рисунком, белым по
белому, свисали клочьями. В комнате стоял резной буфет и обитые тисненой
кожей стулья с высокими спинками и медными гвоздиками. На стенах Ц семе
йные фотографии, барометр и пейзаж, изображающий деревню с настоящими ма
ленькими часами на деревенской колокольне.
Ц Ты любишь гузку, дочка? Если любишь, дай тарелку, новобрачной ни в чем не
т отказу!
Мсье Донель мастерски разрезал курицу, вернее несколько куриц. За столом
сидело много народу: кроме мсье Донеля, Доминики с детьми, Мартины и Дание
ля, были три двоюродных брата, известных Мартине еще по деревне. Мартина н
е любила гузку, и ей уже не хотелось есть после домашнего паштета, домашне
й колбасы, ветчины, дыни… Красное вино получали непосредственно от одног
о друга, любителя роз, и это вино не было разбавлено. Пирог примирил Мартин
у с ворчливой старухой, которая готовила и прислуживала за столом. Ее зва
ли «собачьей мамашей» Ц чего-чего, а собак тут хватало!… В данный момент
они лежали вокруг стола смирно, не попрошайничая, подчиняясь мановению р
уки или взгляду Ц чистокровные немецкие овчарки, а также и дворняги. Вре
мя от времени им бросали кусочки мяса или хлеба, пропитанного соусом, но и
тогда они не грызлись.
Мсье Донель был в том же костюме, что и на свадьбе Ц темном и мешковатом; т
ри двоюродных брата Ц тоже в пиджаках и жилетах, которые в жару казались
особенно плотными. Доминика в платье из белого полотна, с голыми загорел
ыми руками выглядела куда привлекательней, чем на свадьбе, а ее дочке Соф
и опять распустили по спине длинные черные волосы, от которых ей было стр
ашно жарко, они прилипали ко лбу, лезли в глаза. Она ничего не ела и глядела
на Мартину. Мальчику было жарко, и он тоже глядел на Мартину. И три двоюрод
ных брата ее разглядывали, и все больше молчали. Бернар, тот, кому по душе п
ришлись немцы, казался теперь здоровяком, а ведь после их ухода он так зач
ах, что смотреть было противно. «Ну и галстук, Ц думала про себя Мартина,
Ц курам на смех! Наверно, он достался ему в наследство от фрицев! До чего ж
его разнесло Ц если бы не знать, что это Бернар, можно бы принять его за Ге
ббельса, отъевшегося в деревне!» Двое другихЦ Пьеро и Жанно Ц симпатич
ные и круглоголовые, были похожи на Даниеля. Но что за пиджаки на них Ц ка
ртоном они подбиты, что ли? Умора!… Как хорош ее Даниель в белой рубашке с о
ткрытым воротом! Говорили больше о тех временах, когда все эти рослые пар
ни и Доминика были детьми. Помните, как Даниель наелся вишен из настойки! С
тех пор прошло уже лет двадцать, а ключ до сих пор прячут в скульптурном у
крашении буфета. Ликеры и настойки по-прежнему хранятся в буфете, там они
всегда под рукой у мсье Донеля, на тот случай, если он захочет угостить кли
ента. Его контора рядом со столовой, дверь в нее-с этой стороны… А что было,
когда Доминика чуть не упала в колодец! Мальчики подхватили ее на лету и в
четвером с трудом удерживали над бездонным колодцем, пока не подоспели р
аботники. А когда Даниель в первый раз привил розу! Вот смеху-то было! Уж он
, можно сказать, привил ее по-своему. После каждой новой истории девочка п
оворачивалась к матери и что-то шептала ей на ухо, а Доминика отвечала: «Д
а, года четыре, наверно… шесть лет… двенадцать лет…»
За кофе у всех был какой-то отсутствующий вид, и с последним глотком все у
бежали, словно с цепи сорвались, Ц работа! Даниель и Мартина находились в
отпуску, они могли пойти отдохнуть. Даниель взял Мартину под руку, он пока
жет ей дом и ее комнату, ведь они сели за стол, как только приехали, и она еще
ничего не видела. Так вот, рядом со столовой, которой пользовались исключ
ительно по торжественным дням, находилась контора. Даниель открыл перед
Мартиной дверь: пишущие машинки, реестры и папки с делами на полках… прям
о контора нотариуса. Ну и жарища! Бухгалтер и машинистка подошли пожать р
уку молодой мадам Донель. Вторая дверь вела в переднюю, откуда можно было
выйти прямо на большую дорогу; это была та самая маленькая дверь рядом с в
оротами, на которой прибита дощечка: «Садоводство Донеля». Из этой же пер
едней вела наверх каменная лестница с красивыми перилами; наверху-длинн
ый коридор, едва освещенный небольшими окнами, выходящими на дорогу. Дан
иель открывал одну за другой двери комнат. Большие, как залы, беленые изве
стью, с тяжелой мебелью из темного дерева, с вязаными покрывалами на кров
атях, с распятиями Ц комнаты эти были заброшенно-нежилые, затхло-молчал
ивые. Никто не жил в них уже много лет, семья распалась, объяснял Даниель, и
люди стали чувствительней к холоду. В старые времена, по-видимому, никогд
а не испытывали холода, камины топили только в случае болезни, если кто-ни
будь настолько расхворается, что сляжет в постель. Сейчас надо было бы пр
овести центральное отопление, но отец отказывается бросать деньги на ве
тер он сам никогда не мерзнет. Вот все и перебрались в другое крыло дома, р
азгородили большие комнаты на маленькие, установили печи. «На этой сторо
не дома зимой тепло только у меня, ты никогда не будешь мерзнуть, моя Марти
нетта…» Мартина ничего не сказала, но ее, несмотря на жару, охватила дрожь
при одной мысли, что ей когда-нибудь придется постоянно жить здесь.
Комната Даниеля была в конце коридора, к ней вело несколько ступенек. Бол
ьшое помещение с таким низким потолком, что можно было достать до него ру
кой; над белой штукатуркой стен скрещивались балки. Полки с книгами. Боль
шой старый деревенский стол перед окном, выходящим на поля. На первом пла
не рапсовое поле, ярко-желтое под ярко-голубым небом, а за ним открывался
широкий горизонт. Продавленное кресло. Кровать из красного дерева, таког
о темного, что оно казалось черным, ночной столик в виде колонны, тоже из к
расного дерева с черной мраморной доской и местом для ночного горшка. По
л был сделан из толстых досок, плохо пригнанных и посеревших от времени. В
комнате стоял сильный аромат красных, нагретых солнцем роз, расставленн
ых повсюду: в белых фаянсовых кувшинах, больших и маленьких, прямых с остр
ым носиком и пузатых, широкогубых. В углу комнаты Ц перила вокруг отверс
тия в полу, отсюда винтовая лестница вела в кухню. Такова была комната Дан
иеля. Таков был дом, где он родился. Необходимо, чтобы Дом понравился Марти
не.
Она подошла к окну, вернее к слуховому окну, выходившему во двор. Собаки и
кошки спали, им не мешали ни куры, ни мухи, ни солнце, заглядывавшее во все у
глы, так и не сумевшее осушить оставшуюся от последнего дождя лужу, в кото
рой барахтались утки. Белокурый работник со страшным шумом выводил из-п
од навеса грузовик.
Ц Представляю себе эту ферму отремонтированной, со всеми удобствами…
Ц сказала Мартина задумчиво. Она отвернулась от окна и подошла к Даниел
ю близко, совсем близко.
Ц Нравится тебе мой дом, Мартина? Ц спросил он растроганно.
Ц Ты мне нравишься.
Он немного отодвинулся.
Ц А мне не нравятся твои фермы со всеми удобствами…
Что же, дело ясное: Мартине не понравился дом его детства. Он не разделит с
ней своего прошлого. Прошлое Ц непередаваемо, как сон. Ей не нравился дом
его детства, она его с трудом прощала ему. Такой прекрасный дом! Но ей то нр
авятся фермы со всеми удобствами, как на блестящих и глянцевых страницах
журнала «Французский дом». Что ж, тем хуже!
Ц А где здесь моются? Ц спросила Мартина, глядясь в маленькое зеркальце
на стене.
Ц В кухне, милая, над раковиной, у нас ванной нет. Понимаешь, отцу на комфор
т наплевать. Для роз есть водокачка, и для их поливки воды сколько угодно,
а мы дома всегда пользовались водой из колодца, и если сейчас есть насос, т
ак только потому, что Доминика, вернувшись сюда после смерти мужа, пригро
зила, что будет отдавать белье в прачечную. Неслыханный для семейства До
нелей скандал! Отсылать из дома свое грязное белье, стирать его где-то на
людях! Тогда отец сдался и поставил насос.
Ц Он у тебя скупой… Ц Мартина открыла свой чемодан.
Ц Да нет! Он вовсе не скупой! И уж, во всяком случае, не по отношению к розам.
Но звонить по телефону из-за проклятого насоса, терпеть в доме рабочих Ц
это его раздражает. Вместо центрального отопления для нас он предпочита
ет поставить климатическую установку для сохранения выкопанных из гру
нта роз. Скупой! Мне обидно, что ты можешь считать моего отца скупым. Я увер
ен, что он и представления не имеет, сколько у него денег. Да и никто этого н
е знает! Не говоря уже о превратностях профессии, в которой все зависит от
настроения всевышнего.
Ц Это что-то уж очень сложно!… Ц Мартина держала перекинутые на руку юб
ки, вынутые из чемодана, и оглядывала комнату. Ц Куда бы их повесить? Все г
ораздо проще Ц обыкновенная скупость! Но как бы там ни было, а жратва тут
безукоризненна! У твоей сестры есть любовник?
Даниель глядел, как Мартина надевает платья на плечики, которые она прив
езла с собой, и развешивает их на гвозди, вбитые в стену. Ящики пузатого ко
мода были открыты, она раскладывала в них какие-то прозрачные красивые в
ещи.
Ц Нет, насколько мне известно, у моей сестры нет любовника, Ц сказал он р
ассеянно. Ц Она всегда молчит и думает неизвестно о чем. Иногда я говорю
себе: а может быть, вся ее таинственность Ц просто глупость? Ты видишь, я в
се тебе говорю, Мартина, я тебе выдал даже свою сестру, старшую сестру, кот
орую я люблю… Ты не устала, милая? Устала? Может быть, приляжем отдохнуть?…

Отдых затянулся. Остальную часть дня они провели в постели. Никто их не тр
евожил, а за окном раскинулась золотая пустыня рапса, небо, необъятный го
ризонт… Им захотелось пить, Даниель спустился в кухню и вернулся с запот
евшей бутылкой холодного красного вина, бисквитами, фруктами. Вечером он
и прошли через пустовавший этаж, спустились по каменной лестнице в перед
нюю и вышли на гудронированную дорогу. Ночь благоухала, было необыкновен
но хорошо, ни ветерка; неподвижный, но свежий воздух был чист, как прикосно
вение ребенка. Когда они возвращались, ферма издали показалась Мартине о
чень большой, совсем средневековая крепость со стенами и башнями.
Ц Будто необитаемый замок, Ц прошептала она с уважением, Ц нигде нет с
вета…
Ц Все спят. Здесь встают с восходом солнца.
Дверь, выходящая на дорогу, была не заперта. Они поднялись по лестнице, ста
раясь не шуметь, хотя никто и не жил в этом крыле здания, прошли по коридор
у и легли в постель.

XIII. Пыль под ногами стража роз


Параллельные ряды роз уходили вдаль, розы были в полном цвету, чередовал
ись красные, розовые, желтые ряды. Те розы, что отцвели и, открывшись, обмяк
ли, обнажали тычинки, беспорядочно спутались и обесцветились: красные ст
али лиловатыми, желтые и белые как бы загрязнились, края лепестков подсо
хли. Мартина подумала, что розарий Ц вещь небезукоризненная.
Ц Вот здесь, Ц сказал мсье Донель, Ц дедушка посадил свои первые розы, о
тсюда все и началось. Со времен волхвов и розы и мы сами Ц все стало сложн
ее. Из-за культуры… Прекрасные самородки, вроде тебя, Мартина, встречаютс
я редко. Но вернемся к розам. Вдруг роза волхвов, наша роза Франции, галльс
кая роза стала махровой. Самопроизвольно! Ты видишь, Мартина, это случает
ся и с цветами. Тогда ее начали культивировать, как говорят, совершенство
вать. Почему усложнение считается усовершенствованием? Что касается ме
ня, то с эстетической точки зрения я предпочитаю розу не махровую, а тольк
о с пятью лепестками.
Ц Ты пресыщен и стал снобом, отец! Ц Даниель громко расхохотался.
Ц Что же, может быть… Из дикой розы греки вывели «столепестковую». Она из
ображена на картине, что висит на стене в твоей комнате Ц ведь теперь ком
ната Даниеля Ц твоя комната. Но так как это акварель Редутэ,
Редутэ, Пьер-Жозеф (1759Ц
1840) Ц знаменитый французский акварелист. Среди его произведений наиболе
е известна «Монография роз».
то она больше имеет отношение к живописи начала XIX века, чем к природ
е. Редутэ, можно сказать, одел ее в платье с оборками, и теперь трудно себе п
редставить, что от роду ей несколько сот лет и что она пришла к нам издалек
а.
Ц Отец, жарко… Ц сказал Даниель, которому показалось, что Мартине скучн
о.
Ц Ну-ну… Я просто напомнил, что дед посадил здесь первые розы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33