Позднее Роджер Биго сказал своим единомышленникам:
– Час близок.
* * *
Страна бурлила. Король и королева не осмеливались выезжать за пределы дворца без сильного эскорта. Генрих укреплял свои замки, а самые главные из них – лондонский Тауэр и Виндзор были подготовлены к длительной осаде.
Лондонцам не хватало только искры, чтобы поднять восстание. Горожане были задавлены непосильными податями. Как только торговля начинала процветать, король или королева тут же придумывали новый побор, и торговцы лишались всех прибылей.
Самые жестокие гонения были направлены против евреев, но лондонцы не испытывали к иноверцам ни малейшего сочувствия. Евреи умели поразительным образом выкарабкиваться из, казалось бы, совершенно безвыходных ситуаций. Лишившись всего, они тут же вставали на ноги, а вскоре вновь были богаче своих соседей. Тут не без колдовства, шептались между собой англичане.
На иудеев обрушивались все новые и новые кары. Сначала им запретили иметь собственные школы. Потом повелели, чтобы в своих синагогах они молились вполголоса, дабы не оскорблять слух христиан. Евреям запретили нанимать на работу любого, кто верует в Иисуса. Любовные связи между евреями и неевреями жестоко карались. Каждый еврей должен был носить на платье специальный знак, свидетельствовавший о принадлежности к проклятому народу. Ни в коем случае еврей не смел войти в христианский храм. Для проживания в любом месте города иудеям требовалось специальное разрешение. Достаточно было нарушить одно из этих многочисленных ограничений, и имущество виновного подлежало конфискации.
Все эти притеснения еврейские купцы еще как-нибудь пережили бы, но постоянные поборы приводили их в отчаяние. При этом достаточно было хотя бы на короткий срок оставить иудеев в покое, как они тут же начинали быстро богатеть.
Это, в свою очередь, распаляло зависть соседей-христиан, начинались погромы, главной целью которых был грабеж.
Как-то раз король и наследник уехали в Виндзор, а королева осталась в Тауэре. Элеанора знала, что в городе неспокойно, и предпочитала отсиживаться за крепостными стенами. Она жаловалась прислужницам, что предпочла бы находиться в обществе короля, и было решено, что наутро ее величество тоже отправится рекой в Виндзор. Приближенные тоже думали, что так будет безопасней.
К несчастью, той самой ночью чернь решила устроить очередной еврейский погром. В полночь ударили колокола собора святого Павла, и толпа ринулась по направлению к гетто, чтобы застигнуть евреев врасплох – взять их в постели тепленькими. Тогда они не успеют спрятать свои сокровища.
Элеанора проснулась от ударов колокола и отчаянных воплей, доносившихся с городских улиц. Началась всеобщая резня.
Мародеры врывались в еврейские дома, убивали несчастных иудеев, рубили их тела на куски. Однако главной целью нападения были не религиозное рвение и не месть, а алчность и корысть.
Королева быстро оделась и вызвала стражу.
– Что происходит?
– Миледи, толпа бесчинствует. Лондонцы убивают и грабят евреев. Немногие из них доживут до утра.
– Нам опасно здесь оставаться, – сказала Элеанора. – Трудно предугадать, чем закончится это безумие.
Солдаты тоже думали, что, расправившись с евреями, лондонцы могут напасть на королевский замок. Горожане распалились не на шутку, ими овладела жажда крови. Королеву Элеанору они ненавидят ничуть не меньше, чем евреев.
– Тогда едем, – решила королева. – Не будем терять времени.
Ей стало страшно. Она вспомнила, какими злобными взглядами провожала ее на улицах толпа. Лондонцы давно расправились бы с ней, если б посмели. Они до сих пор не простили Элеаноре злополучный «Квинхайз». Именно Элеанору считали они повинной во всех своих несчастьях.
– Подготовьте барку! – воскликнула королева. – Мы отправляемся в Виндзор.
Прислужницы накинули ей на плечи плащ, у причала уже ждала королевская барка. Не теряя времени, Элеанора и ее приближенные поднялись на борт.
– Вперед! Скорей! – крикнула Элеанора.
Барка бесшумно скользила по реке, когда с моста раздался крик:
– Смотрите! Это королева, старая ведьма!
На мосту собралась толпа. Злобные крики, плевки.
– О Господи, спаси меня от черни! – молилась Элеанора.
В барку полетели камни, отбросы. Плащ королевы был весь в грязи.
– Утопить ее! – вопила толпа. – Утопить проклятую ведьму!
– Они убьют нас, – испугалась Элеанора. – Господи, неужто настал мой смертный час?
– Миледи, дальше плыть опасно, – сказал кормчий.
Толпа выламывала из моста бревна, и ветхое сооружение могло в любой момент развалиться. Налог на мосты поступал в казну королевы, которая неукоснительно прикарманивала деньги, не тратя ни гроша на ремонт. Огромный камень упал в воду у самого борта, обрызгав всех, кто сидел в лодке.
– Скорей в собор святого Павла! – в отчаянии вскричала королева. – Спрячемся во дворце епископа. Он должен предоставить нам убежище. Когда король узнает о случившемся, он сурово покарает виновных.
Это был единственный выход. Кормчий направил лодку к берегу, и все выскочили на причал.
Бегом, заляпанные грязью и до смерти перепуганные, Элеанора и ее спутники добрались до епископского дворца.
Там им дали прибежище.
А наутро королева тайно покинула город и прибыла в Виндзор. Узнав о событиях минувшей ночи, Генрих и Эдуард пришли в неистовство.
– Я никогда не прощу лондонцам этого оскорбления! – негодовал Эдуард. – Они заплатят за обиду. Я отомщу им!
Генрих тоже сулил мятежникам жестокие кары, и Элеанора немного воспряла духом. Никогда в жизни она еще не испытывала такого страха, как вчера, на Темзе.
* * *
– Не будет мне ни минуты покоя после того, что с вами случилось, – говорил Генрих. – Ведь я не могу все время быть подле вас. Мы движемся к междуусобной войне, моя дорогая, и выхода нет.
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Бароны закусили удила. Они горой стоят за Монфора. Прошу вас, отправляйтесь во Францию, к вашей сестре. У меня связаны руки до тех пор, пока я за вас не спокоен. Умоляю вас, уезжайте.
– Если вы в опасности, Генрих, я должна быть рядом с вами.
– Не можете же вы отправиться со мной на войну? Я буду сражаться лучше, если душа моя успокоится. Уезжайте во Францию! Может быть, вам удастся добиться у Людовика помощи. Маргарита поможет вам. Нам без поддержки не обойтись.
Элеанора все еще сомневалась, но воспоминания о толпе на Лондонском мосту были слишком мучительны. По ночам ей снились кошмары: кровожадная толпа наседала на нее со всех сторон.
Генрих прав, лучше покинуть Англию. Элеанора может помочь мужу, если погостит при французском дворе. Она достанет денег, будет трудиться не покладая рук. Вдали от супруга она будет ему более полезна, чем вблизи.
И королева в конце концов уступила. Генрих настоял на том, чтобы лично сопроводить ее ко французскому двору. А затем он вернулся в Англию – и вовремя, ибо там разразилась война.
* * *
Ставка короля находилась в замке Льюис. Еще оставалась надежда, что до битвы дело не дойдет. У короля была сильная армия, при нем состояли и принц Эдуард, и римский император Ричард, поспешивший в Англию на выручку брату. Королева находилась в безопасности, так что Генрих чувствовал себя довольно уверенно и рассчитывал на благополучный исход дела.
В одном из помещений замка состоялся совет, в котором, кроме короля и императора, участвовали принц Эдуард и Генрих, сын Ричарда. Армия баронов стояла лагерем неподалеку, теперь лишь чудо могло предотвратить кровопролитие.
Ричард убеждал брата, что королевская армия лучше обучена и лучше вооружена, поражение возможно только при крайне неблагоприятном стечении обстоятельств.
– Какое поражение! – вскричал Эдуард. – Я удивлен, милорд, что вы вообще произносите это слово. Давайте лучше говорить о победе.
– Всегда разумнее предусмотреть все возможные варианты, – ответил на это Ричард.
– Кроме поражения! – горячо воскликнул принц и заговорщицки улыбнулся своему кузену Генриху.
Оба были молоды, оба верили в себя, чего явно не хватало представителям старшего поколения. Эдуард – тот и мысли не допускал, что королевская армия может быть разбита.
Король разложил на столе карту, и участники совета склонились над ней. Наследный принц должен был командовать правым флангом, принцу Генриху и его отцу достался центр, где находились главные силы.
– Лондонцы прислали в помощь Монфору целый полк под командованием Хастингса, – сказал король.
– Вот кто не дождется от меня пощады! – вспыхнул Эдуард. – Стоит мне вспомнить, как они обошлись с королевой, и я не могу думать ни о чем, кроме мести. Благодарение Всевышнему, они не смогли причинить вред матушке, но они оскорбили королеву, нашу прекрасную королеву. Я рад, что лондонцы вышли в поле. Поскорей бы уж началась битва!
– Нужно дать баронам хороший урок, – взял слово Ричард. – Один раз они уже взбунтовались против законного короля, хорошо бы отучить их поступать так впредь.
– Тогда бароны были сильнее, – заметил король.
– Они и сейчас достаточно сильны, – ответил его брат.
Он подошел к окну, выглянул наружу.
– Кажется, скачет гонец из вражеского лагеря.
На лестнице раздались шаги, и в комнату заглянул один из стражников.
– Посланец от Симона де Монфора, графа Лестера, милорды.
– Пусть войдет, – сказал король.
Вошел гонец и низко поклонился. Это был один из не слишком значительных баронов.
– Милорд, меня прислал граф Лестер.
– Посланец наших врагов не может рассчитывать на добрый прием, – резко произнес Эдуард.
– Лорд Лестер хочет сделать вам предложение, милорд. Ему не по нраву, что страна разделилась на два лагеря. Он верит, что спор можно разрешить миром, ибо мир лучше войны.
– Я того же мнения, – ответил Генрих, – однако предыдущие наши переговоры ни к чему не привели.
– Милорд, мы с вами прекрасно понимаем, что это значит! – вскричал Эдуард. – Монфор боится битвы, вот почему он запел о мире.
– Милорд, – вставил слово гонец, – бароны согласны выплатить в вашу казну тридцать тысяч марок, если стороны придут к соглашению.
– Тридцать тысяч марок, – задумчиво произнес король, и глаза его блеснули.
Мирный исход при таких условиях был бы равнозначен его победе. Все бы говорили, что Монфор испугался битвы и откупился.
Но Эдуард весь кипел от возмущения.
– Я отомщу за оскорбление, нанесенное моей матери!
– Его нанесли не бароны, милорд.
– Но лондонцы прислали Монфору свой полк! Жители этого города – наши давние враги. Вспомните, отец, они всегда были вам враждебны. А оскорбление, нанесенное королеве, простить невозможно. Я буду презирать себя до последнего дня своей жизни, если уклонюсь от битвы.
Как благородно смотрелся статный, высокий принц, каким гневом пылало его лицо, обрамленное золотистыми локонами! Настоящий небожитель, подумал король. И это мой сын!
Но тридцать тысяч и обещание мира…
Эдуард весь кипел:
– Да что это будет за мир?! Они все равно не оставят нас в покое. Нет, отец, давайте решим эту проблему раз и навсегда. Победа близка. Если бы бароны нас не боялись, они не заговорили бы о мире. Не давайте себя обмануть!
Молодой Генрих Корнуэлльский взглянул на своего отца. Он считал, что разумнее было бы договориться с Монфором, ибо граф Лестер – человек храбрый и мудрый, он не желает Англии зла. Если бы не родственные узы с королем, молодой Генрих охотнее встал бы на сторону Монфора. Но нельзя же идти против собственной семьи? Вот почему молодой человек смотрел на своего отца. Ричард – человек умный и опытный, он примет верное решение.
Но римский император колебался. Он чувствовал себя неважно, опять нахлынула проклятая апатия. В конце концов, английские распри затрагивали его интересы лишь косвенно. Да, Ричард пришел на выручку брату, он не хотел, чтобы Генрих лишился короны. Очевидно, разумнее было бы договориться с Монфором и избежать кровопролития. Но сил спорить с Эдуардом у императора не было, и он промолчал.
Юный Генрих понял все без слов. Он знал, что отец в последнее время прихварывает все чаще и чаще. Периоды кипучей деятельности сменялись вялостью и потерей всякого интереса к жизни.
Итак, Ричард ничего не скажет, а Эдуард тем временем продолжал страстно убеждать своего отца: победа близка, потомки будут прославлять героев сражения при Льюисе.
Король заслушался сына, залюбовался им.
– Слышали, что сказал милорд Эдуард? – обратился он к гонцу. – Ступайте к своим начальникам и скажите, что мы не принимаем их предложения.
* * *
Битва с самого начала сложилась в пользу королевской армии, которая была сильнее и многочисленней войска баронов. Генрих подумал, что Эдуард оказался прав. Не нужно никаких переговоров. Ричард был умелым воином и хорошо руководил своим полком. Юный Генрих все время держался рядом с отцом, а лучше всех сражался принц Эдуард. Какой полководец растет из мальчика, думал король. Прирожденный вождь, за которым люди пойдут в огонь и в воду.
Победа представлялась несомненной.
Эдуард тоже был уверен, что сражение выиграно. Он лично возглавил кавалерийскую атаку. Принца было видно издалека – он выделялся и статью, и ростом.
– С нами Долговязый! – орали солдаты, следуя за своим командиром.
Эдуард чувствовал себя счастливым. Пусть отец видит, какой храбрый у него сын. Пусть забудет раз и навсегда о подозрениях, некогда омрачивших их отношения.
В гуще схватки Эдуард увидел рядом с собой кузена Генриха Корнуэлльского, который в пылу боя потерял из виду отца.
Эдуард махнул брату рукой. Как хорошо, что они вместе, что их по-прежнему связывает крепкая дружба!
Тут внимание принца привлек отряд всадников, скакавших ему навстречу. Это были лондонцы, и возглавлял их Хастингс.
У Эдуарда чуть сердце не выскочило из груди. Вот они, злейшие его враги, те самые, кому он так жаждал отомстить.
Принц бросился на ненавистных лондонцев с такой яростью, что те отпрянули.
– Вперед, на них! – кричал Эдуард.
Генрих хотел остановить его, ибо гнаться за лондонцами не было никакого смысла – они и так бежали сломя голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39