Жить ему оставалось совсем недолго.
Двое великих предшественников Эдмунда, святой Томас Бекет и Стивен Лэнгтон, в свое время нашли приют в аббатстве Понтиньи. Туда же отправился и почтенный Эдмунд. Он хотел на исходе дней обрести душевный покой и поразмыслить в тихой обители, как установить добрый мир между церковью и государством.
Но силы оставили прелата, и он тяжко заболел, так и не добравшись до аббатства. В городке Суаси Эдмунду стало совсем плохо, приближенные хотели уложить его в постель, но старик отказался. Он никогда не ночевал на ложе, предпочитая проводить ночи в молитвах, коленопреклоненным. Лишь совершенно выбившись из сил, архиепископ позволял себе забыться сном в кресле.
Вот и теперь, в последние часы своей жизни, он не лежал, а сидел, подперев чело ослабевшей рукой.
Когда архиепископ умер, его тело доставили в Понтиньи и предали там земле. Почти сразу же у гробницы праведника начали происходить чудеса.
Однако Генриха весть о смерти архиепископа несказанно обрадовала. Королю надоело враждовать с церковью, он предпочел бы видеть во главе английского духовенства более покладистого пастыря. Как жаль, что в свое время ему не удалось сделать архиепископом Гийома Валансского, ведь королеве так хотелось угодить любимому дяде.
А Генриху, в свою очередь, хотелось угодить королеве. Ему нравилось поражать ее своей щедростью. Пусть знает, как ей повезло с мужем – не то что ее сестре Маргарите!
И Генриху пришла в голову отличная идея.
Он сообщил жене о смерти Эдмунда.
– Значит, старик наконец преставился, – равнодушно ответила королева.
– Говорят, он был святым. Во всяком случае, у его гробницы происходят чудеса.
– Люди сами выдумывают эти чудеса. Никогда не прощу Эдмунду, что он заставил вашу бедную сестру принять обет безбрачия.
Генрих кивнул. Со времен его ссоры с Симоном де Монфором прошло столько времени, что он уже перестал злиться на изгнанников.
– Теперь место архиепископа Кентерберийского свободно, – сказал король. – На сей раз я доверю эту должность человеку надежному. Пусть приезжает ваш дядя Бонифас, он и станет нашим архиепископом.
Элеанора бросилась мужу на шею:
– Ах, Генрих, вы делаете меня такой счастливой!
– Дело вовсе не в этом, – строго заметил король. – Просто Бонифас как нельзя лучше подходит для этой должности.
* * *
Генрих был счастлив, когда выяснилось, что королева вновь беременна. Конечно, у них уже есть восхитительный сын, но в королевской семье детей должно быть много. Ведь даже здоровый и крепкий ребенок может внезапно заболеть и умереть. Эдуард не раз давал родителям повод для беспокойства. Они решили поселить его в Виндзоре, где климат более здоровый, чем в Лондоне. Воспитанием наследника руководил Хью Гиффорд, ученый муж, пользовавшийся полным доверием короля и королевы. Несколько раз Гиффорд сообщал, что принц прихварывает, и тогда Генрих и Элеанора, бросая все дела, мчались в Виндзор. Возвращались они, лишь убедившись, что ребенок окончательно поправился.
Вот почему известие о беременности королевы так обрадовало Генриха.
Элеанора, готовясь стать матерью, отключилась от всего на свете – и слава Богу, потому что вся страна роптала, недовольная назначением Бонифаса.
Вначале, как и можно было ожидать, взбунтовались монахи, однако их упрямства хватило ненадолго. Все помнили, как безжалостно обошелся король с лондонскими евреями, и никому не хотелось навлекать на себя гнев государя. Пока духовенство колебалось, время было упущено.
Генрих сумел настоять на своем.
Но тут возникла еще одна, непредвиденная задержка. Ватикан остался без папы, и до тех пор, пока кардиналы не выберут нового первосвященника, никто не утвердит Бонифаса в новой должности.
Бонифас сгорал от нетерпения и засыпал племянницу жалобными письмами, прося ее повлиять на короля.
Однако поделать тут ничего было нельзя – приходилось ждать избрания нового папы.
День родов приближался. Король и королева ни о чем другом теперь не говорили. Генрих беспокоился из-за здоровья жены, министры сетовали на рассеянность, которую монарх проявлял во всех государственных делах.
– От него не добьешься проку, пока не родится ребенок, – говорили между собой министры.
Все высоко ценили семейные добродетели Генриха, однако осуждали его за небрежение своими монаршими обязанностями.
В положенный срок Элеанора родила ребенка. К разочарованию матери, это была девочка, однако Генрих так радовался рождению дочери и благополучному разрешению супруги от бремени, что Элеанора быстро успокоилась. Король считал, что столь короткий перерыв между двумя удачными родами – хороший знак.
– Назовем дочь в честь моей сестры, королевы Франции, – предложила Элеанора.
Генрих согласился, что это чудесная идея, однако попросил, чтобы девочку назвали не Маргаритой, а Маргарет – на английский манер.
Еще несколько месяцев миновали в мире и спокойствии. Маленькому Эдуарду было уже два года, он рос красивым, смышленым мальчуганом. Да и его новорожденная сестра тоже была чудо как хороша.
Многие из подданных осуждали короля за слабость, а королеву за потакание своим многочисленным родичам, однако все признавали, что августейшее семейство являет собой весьма отрадную картину.
* * *
Ричард все еще был в Святой Земле, а малютке Маргарет исполнился год, когда мирная жизнь лондонского двора была нарушена.
Генрих получил письмо от своего отчима графа де ла Марша, который писал, что король должен немедленно прийти к нему на помощь. В этом случае на стороне англичан выступят не только бароны Гаскони и Пуату, но также король Наваррский и граф Тулузский. Настал момент, когда Генрих может вернуть владения, некогда утраченные его отцом.
Получил Генрих письмо и от матери. Она внезапно воспылала желанием увидеть горячо любимого сына. Как было бы чудесно, если бы семья воссоединилась! Укрепление родственных уз пошло бы всем на пользу.
Выяснилось, что граф де ла Марш, всецело находившийся под каблуком у жены, поссорился с французским королем. Брат Людовика, принц Альфонс, обещал жениться на дочери графа, но нарушил слово и сочетался браком с Жанной Тулузской. Кроме того, Альфонс получил титул графа Пуатье, и отныне ла Марш становился его вассалом. С этим отчим и мать Генриха смириться не могли, отсюда и столь неожиданная воинственность.
Генрих был в растерянности. Разве он может пойти войной на мужа Маргариты, сестры Элеаноры? С другой стороны, представляется возможность, которой Англия ждала уже много лет. На Генриха давило тяжкое наследство, оставленное отцом. Все вокруг твердили, что яблоко от яблони недалеко падает. О, как бы Генрих посрамил недоброжелателей, если б ему удалось вернуть заморские владения, потерянные королем Джоном!
Генрих отправился к жене и показал ей письмо от отчима.
– Видите ли, Элеанора, короли французский и английский всегда враждовали друг с другом. Еще со времен великого Ролло, вторгшегося со своими норманнами во Францию и захватившего Нормандию, французы мечтают вернуть себе эту провинцию. Потом Вильгельм Нормандский захватил Англию, тем самым объединив эти земли под одной короной. Мой отец потерял почти все, чем мы владели на континенте. Я всегда мечтал взять реванш. Вот и сейчас я не стал бы колебаться, если бы французская королева не приходилась вам родной сестрой.
Элеанора задумалась.
– Генрих, я хочу, чтобы вы стали величайшим из государей, а достичь этого можно, лишь вернув владения на континенте. Я люблю мою сестру, но ведь мы с ней не в ссоре. Сейчас, когда у вас так много союзников, одержать победу будет нетрудно. Вы должны это сделать.
– Но ведь нам придется расстаться.
Элеанора подумала еще немного и сказала:
– Нет, одного я вас не отпущу. Мы едем вместе.
– О, любимая! Как я счастлив!
– Жаль, но детей придется оставить здесь, – вздохнула королева.
* * *
Принц Ричард высадился в Аккре. Энтузиазм его быстро шел на убыль. Приятно планировать крестовый поход, находясь под воздействием религиозного пыла или раскаиваясь в совершенных грехах. Однако реальность быстро избавляет от иллюзий: песчаные бури, мухи, ядовитые насекомые, дизентерия. А хуже всего то, что очень быстро начинаешь понимать: сарацины – никакие не дикари и не язычники, а люди набожные и нравственные, только в Бога они верят немного по-другому.
К разочарованию примешивалось нетерпение. Если б не поход, принц уже был бы женат на Санче, и она, возможно, родила бы ему сына. А вместо этого Ричард торчал в проклятой Аккре, тщетно пытаясь изгнать сарацинов из Святой Земли. Эта задача оказалась не по плечу куда более прославленным воинам, в том числе и дяде Ричарда, королю Львиное Сердце.
В Палестину прибыл Симон де Монфор, решивший присоединиться к крестоносцам. Ричард был рад гостю. Он давно уже простил Монфору женитьбу на принцессе Элеаноре и хотел видеть в этом человеке союзника. Между обоими сразу же установились добрые и приязненные отношения.
Ричард честно сказал Монфору, что хочет как можно скорей вернуться домой.
– Я тоже, – сказал Симон, – но, как вам известно, король меня ненавидит.
– Гнев Генриха недолговечен, – успокоил его Ричард, – хотя в первый миг и опасен. Если бы вы вовремя не покинули страну, он непременно посадил бы вас в Тауэр, а то и учинил бы над вами что-нибудь похуже.
– Я безмерно благодарен вам за спасение.
– Мы ведь родственники, не правда ли?
Собеседники были весьма довольны друг другом.
Ричард развернул кипучую деятельность: сначала он предложил вступить в его войско всем пилигримам, у которых не было средств, чтобы вернуться в Европу; затем он выступил на Аскалон и восстановил там крепостные укрепления. Главным успехом Ричарда был договор с кракским султаном, в результате чего свободу обрели многие христианские пленники. В завершение своей миссии Ричард наведался в Газу, где после жестокого побоища гнили под солнцем тела убитых крестоносцев. Принц предал их земле по христианскому обычаю, чем вызвал всеобщее одобрение.
Теперь он решил, что крестовый поход можно считать оконченным, что грехи его искуплены и пора возвращаться домой.
Ричард достиг берегов Сицилии, когда гонец сообщил ему, что король Генрих собирает армию для похода на континент.
* * *
Принц успел в самый раз, чтобы принять участие в экспедиции. Он сообщил Генриху, что в Пуату их ждет Симон де Монфор.
– Он будет рад принять участие в походе, – сказал Ричард. – Уверен, что он сумеет отличиться и тем самым заслужить ваше прощение. Отличный конец для затянувшейся ссоры.
Генрих не стал спорить.
В сложившихся обстоятельствах женитьбу на дочери графа Прованского вновь пришлось отложить, зато после победы Ричард станет еще более завидным женихом.
Теплым майским днем флотилия отплыла из Портсмута. Короля сопровождали супруга, брат, семь графов и триста рыцарей. Кроме того, Генрих взял с собой тридцать сундуков с монетой. Он пребывал в самом радужном расположении духа, не сомневаясь в успехе. Печалила короля лишь разлука с детьми.
Наместником в Англии был оставлен распорядительный и мудрый архиепископ Йоркский. Кентерберийский диоцез по-прежнему оставался вакантным, ибо папу до сих пор так и не избрали.
Держа жену за руку, король стоял на корме и смотрел на удаляющийся берег Англии.
– Я покажу французам, что со мной шутки плохи, – говорил Генрих. – А заодно припугну и своих баронов. Когда я верну наши исконные земли, лорды притихнут. Война, которую мы начинаем, – это не столько схватка с Францией, сколько поход против наших внутренних смутьянов.
Элеанора кивнула, думая о предстоящей победе. Тогда Генрих станет первым королем христианского мира. С побежденной Маргаритой нужно будет вести себя ласково и великодушно. «Дорогая сестрица, – скажет Элеанора, – с вами не случится ничего дурного. Ведь Генрих ни за что не захочет меня расстраивать. Вам ничто не угрожает».
Впереди показался берег Франции.
* * *
Оптимизм Генриха оказался преждевременным.
Изабелла де Лузиньян встретила своего сына с преувеличенным восторгом, который выглядел несколько подозрительно, если учесть, что уже лет двадцать ее материнские чувства никак не проявлялись.
Объяснение не замедлило себя ждать. Выяснилось, что французы хорошо подготовились к войне. Нашествие не испугало Людовика, а обстоятельства дела были представлены Генриху неверно. Графиня де ла Марш выдала желаемое за действительное, сумела обвести вокруг пальца и супруга, и сына.
В скором времени Генриху пришлось несолоно хлебавши убираться с французской территории. Победой здесь и не пахло. Мать использовала его как пешку в своей распре с королевой Бланш. Изабелла так ненавидела свою противницу, что утратила всякое чувство меры. В конечном итоге эта страсть ее и погубила.
Английский король и его армия отступили в Бордо. Надеяться оставалось лишь на примирение с французами.
Все было бы совсем плохо, если б не одно радостное событие.
Королева родила в Бордо еще одну дочь.
– Назову ее Беатрисой, в честь моей матери, – объявила Элеанора.
Девочка родилась крепкая и здоровая. Король немедленно воспрял духом, забыв обо всех неудачах. В Бордо был устроен пышный праздник, на который ушли последние остатки из сундуков с казной.
Генрих не унывал. Он сказал, что по возвращении в Англию обложит податью всех тех, кто не участвовал во французском походе. Пусть лежебоки заплатят за спокойную жизнь.
Так или иначе деньги найдутся.
На худой конец, можно будет снова потрясти евреев.
* * *
Наконец мир был подписан, и теперь Санча могла отправиться в Англию, чтобы сочетаться браком с графом Корнуэлльским.
Когда стало известно, что вместе с Санчей прибудет графиня Прованская, Элеанора безмерно обрадовалась.
– Я вижу, вы довольны, любовь моя, – сказал Генрих. – К вам приедут и сестра, и мать.
– Ах, Генрих, мне не терпится показать им своих детей. Пусть все знают, как я счастлива с вами. – Мы устроим такие празднества, каких еще не бывало, – пообещал ей король.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39