– Уверяю вас, что это подлый обман. Отошлите их прочь.
– Пусть убираются, – сказал король. – Я не желаю их видеть.
Слуга поклонился и вышел.
Вид у короля все же был несколько смущенный, и Элеанора сказала:
– Посмотрите, как Эдуард кидает игральные кости. Просто настоящий прожигатель жизни!
И Генрих тут же забыл неприятную историю с монахами.
Тем временем толпа, направлявшаяся в аббатство, все разрасталась и разрасталась. Лондонцы решили, что пора положить конец наглости иноземцев. Оскорбление, нанесенное монахам, не должно остаться без наказания.
– Где этот негодяй? – кричали в толпе. – Где самозванец, называющий себя архиепископом?
Увидев целое людское море, стремительно приближающееся к монастырским стенам, Бонифас замер от ужаса.
Он и его люди были вооружены, но одно дело – воевать с беззащитными монахами и совсем другое – противостоять разгневанной толпе.
– Скорей! Нужно уходить отсюда! – крикнул Бонифас.
– Спустимся к реке, милорд, – воскликнул один из слуг. – От стены к причалу ведет лестница.
К счастью, у причала стояло несколько лодок, в которых хватило места всем. Архиепископ едва успел унести ноги.
Не теряя времени, он немедленно отправился во дворец и явился к королю и королеве.
Элеанора, уже наслышанная о происшествии, была сама не своя от беспокойства.
– Со мной все в порядке, – успокоил ее дядя. – Но монахов из обители святого Варфоломея следует примерно наказать. Известно ли вам, что они напали на меня, когда я посетил их монастырь?
– Это чудовищно! – вскричал король.
– Я сказал, что не потерплю такой наглости, и преподал их субприору хороший урок.
– Будем надеяться, что урок пошел на пользу.
– Урок пойдет на пользу лишь в том случае, если вы проявите твердость. Уверен, что монахи явятся к вам с жалобой. Но вы, мой дорогой племянник, проявите мудрость и дадите им укорот.
– Генрих умеет обращаться с этим сбродом, – заявила Элеанора. – Ведь на самом деле попы бесятся из-за того, что король не позволил им самим выбрать архиепископа. Еще бы – ведь это привилегия монарха.
– Не будет им от меня ни милости, ни жалости, – твердо отрезал Генрих.
Элеанора нежно рассмеялась и прильнула к его плечу.
* * *
Подобные инциденты накаляли обстановку, но король с королевой не придавали этому значения. Когда двору были нужны деньги, вводились новые налоги. Ради соотечественников Элеаноры Генрих не скупился, да и его личные расходы все время увеличивались. Король полюбил архитектуру, ему нравилось самому разрабатывать планы новых построек, а также перестраивать старые здания.
Любимейшей резиденцией Генриха был Виндзор. Темза изобиловала здесь излучинами, неся свои воды меж зеленых лугов и густых лесов. Само название «Виндзор», по мнению некоторых, происходило от саксонского Виндлесофра, что означает «Извилистый Путь». Другие утверждали, что происходит оно от Виндиссор, то есть «Злой Ветер», ибо зимой вдоль берегов разгуливали обжигающе холодные ветры. Согласно еще одной версии, название «Виндзор» произошло от Виндасовер, то есть «Перевези Нас», так как в стародавние времена переправиться через Темзу можно было только на паромах.
Однако, каково бы ни было происхождение этого слова, Генрих очень любил Виндзор, не в последнюю очередь из-за того, что здесь некогда находилась резиденция его любимого Эдуарда Исповедника. Жил здесь подолгу и Вильгельм Завоеватель. Менее славный король Джон, отец Генриха, провел в Виндзоре последний период своего царствования, после вынужденного подписания «Великой Хартии».
Одержимый любовью к зодчеству, Генрих занялся перестройкой Виндзорского замка. Он значительно увеличил нижнюю его часть и построил часовню, которой очень гордился. Король любил хвастаться, что часовня имеет семьдесят футов в длину и двадцать восемь в ширину, а ее деревянная крыша выкрашена под камень и сверху покрыта свинцом.
Виндзор считался второй по значению королевской резиденцией после лондонского Тауэра, однако жить здесь было куда приятней, чем в столице.
Вот почему при первой же возможности королевская семья перебиралась за город. Считалось, что для детей деревенский воздух полезней городского.
Однажды, проезжая по виндзорской улице, король и королева увидели маленькую девочку, просившую подаяние. Одежда ее была в лохмотьях, волосы висели космами, обрамляя худенькое, бледное личико.
Элеанора взглянула на Генриха, и тот понял ее без слов. Он бросил ребенку монету, и королева улыбнулась, увидев, как обрадовалась малютка.
В замке, любуясь своими здоровыми, румяными детьми, Элеанора все вспоминала маленькую нищенку.
– Что с вами? – допытывался Генрих. – Вы так грустны сегодня.
– Не могу забыть ту девочку. Ведь она ненамного старше нашего Эдуарда. Когда начинаю думать, что она голодает, что ей не во что одеться… А ведь таких детей много.
Король кивнул:
– Попрошаек всегда было много.
– Я не хочу, чтобы маленькие дети голодали, – объявила королева.
Мысли о маленькой нищенке все не давали ей покоя, и Элеанора пребывала в меланхолии.
Тогда королю пришла в голову блестящая идея. Он явился к жене, весьма довольный собой.
– Как вы думаете, Элеанора, какое приказание я только что отдал? – спросил он.
Когда же королева не сумела отгадать загадку, Генрих пояснил:
– Я приказал, чтобы в Виндзоре и окрестных деревнях собрали всех бедных детей и привезли в замок. Мы устроим для них в большом зале такой пир, который они запомнят на всю жизнь.
– Ах, Генрих! – восхищенно пролепетала Элеанора. – Ведь вы делаете это для меня, правда?
– А для кого же еще?
– Вы очень добры. Я и не мечтала… Давным-давно, когда я еще жила в Провансе, мы тоже…
Генрих обнял ее за плечи, не дал договорить:
– И вот еще что. Мы с вами тоже будем в зале, чтобы насладиться этим зрелищем. Наших детей возьмем с собой, пусть посмотрят.
– Девочки еще слишком маленькие, они ничего не поймут.
– Тогда пусть с нами за столом сидит Эдуард.
Элеанора мечтательно произнесла:
– Представляете, как за это полюбит вас народ! Про нас ходит столько скверных слухов, люди болтают всякие гадости…
– Я делаю это не ради народа, а ради вас.
– И я этим очень довольна. Но как добиться, чтобы вами был доволен народ?
– Если народ и доволен королем, то это быстро кончается.
Соответствующие распоряжения были отданы, и вскоре в древний Виндзорский замок собрались весьма странные гости. Бедные детишки из окрестных селений расселись в просторном зале, испуганно разглядывая убранство дворца, где жил сам король.
Генрих и Элеанора были очень довольны. Они сидели на возвышении, специально обрядившись в великолепные одеяния и надев на головы короны – ведь дети наверняка представляли себе короля и королеву именно такими. Однако, как только гостям подали угощение, они тут же забыли о короле и королеве, принявшись уплетать за обе щеки.
В последний момент Элеанора не решилась взять с собой в зал наследника.
– Среди этих детей могут оказаться заразные, – заявила она.
Поэтому мальчик остался на попечении нянек, хотя Элеанора и считала, что зрелище было бы для него поучительным. Пусть знает, как монарх может заслужить народную любовь.
Праздник удался на славу. Когда пир закончился, слуги унесли столы, и дети устроили игры.
В замок допустили и кое-кого из родителей. Генрих объявил, что велит взвесить собственных детей и выдаст их вес серебром для раздачи нищим.
Услышав об этом, толпа закричала:
– Да здравствует король!
В течение примерно недели каждый выезд короля и королевы в Виндзор сопровождался бурным ликованием местных жителей.
– Это был не только добродетельный поступок, но и весьма разумный, – довольно повторяла королева.
* * *
Брак Ричарда с Санчей оказался удачным. Поскольку сестры были так близки между собой, принц поневоле сблизился со своим царственным братом и перешел в придворную партию. Бароны, считавшие Ричарда своим вождем, приуныли.
В годы брака с Изабеллой, дочерью Вильяма Маршала, принц нередко поддерживал лордов, выступавших за соблюдение статей «Великой Хартии». Теперь же, под воздействием Санчи, он охладел к былым сторонникам и все больше времени проводил с королем.
И все же Ричард куда лучше, чем Генрих, представлял себе истинное положение дел в стране. Вот почему на душе у принца было неспокойно.
Ричард боялся, что бароны возьмутся за оружие и пойдут войной на короля Генриха, как прежде они пошли войной на короля Джона. Опасный прецедент уже существует. То, что произошло один раз, может повториться. Король, поставленный на колени, – зрелище, которое не забывается.
Генриху следовало бы не жалеть усилий, чтобы исправить ошибки, совершенные отцом, однако король, казалось, не отдает себе в этом отчета.
Ричард знал, что главный рассадник недовольства – столица. Люди принца заходили в таверны, гуляли по порту, подглядывая и подслушивая.
Народ роптал против родственников королевы. А ведь Санча тоже приходилась королеве родственницей…
Принц не раз заводил с женой разговор на эту тему, надеясь, что Санча воздействует на Элеанору, а та, в свою очередь, вразумит короля.
Санча и в самом деле была рассудительней, чем ее сестра, да и нравом поспокойней. Она внимательно выслушала мужа, но могла сказать лишь:
– Элеаноре невозможно втолковать то, чего она не желает слышать.
– Это мне известно, – вздохнул Ричард. – Не могу понять, ведь она так умна.
– Элеанора считает, что ей любая задача по плечу. Стоит ей только захотеть – и все ей удастся.
– Но ведь речь идет о целом народе. Если народ восстанет против своих правителей… Англичане долготерпеливы, но бывает достаточно одной искры, и возгорается большое пламя.
– Вас это тревожит, Ричард?
– Я предчувствую большие беды. Может быть, это произойдет еще не завтра, но горизонт затянут тучами. Да и ваш дядя Бонифас…
– Эту историю уже все забыли.
– Забыли? Никогда! У лондонцев длинная память. Настанет день, когда Бонифасу припомнят монастырь святого Варфоломея. Крайне неприятный инцидент. Санча, попытайтесь втолковать вашим родственникам, что с англичанами нужно быть поосторожней. Наш народ не таков, каким кажется на первый взгляд. Можно подумать, что англичане тихи и боязливы. Вовсе нет! Это не робость, а вялость, сонливость, нежелание делать резкие движения. Но, когда у англичанина накопится, он словно срывается с цепи, и тогда остановить его уже невозможно.
– Я сделаю все, что смогу.
Принц кивнул:
– У лондонцев занозой в сердце сидит «Квинхайз». Это незаживающая язва. Я пробовал объяснить Элеаноре, что всякий раз, платя налог, купцы кроют королеву последними словами. Именно королеву, а не короля, ведь Генрих – англичанин, а Элеанора – иностранка. С «Квинхайзом» нужно что-то делать. Я попробую поговорить с королевой еще раз.
– Я вижу, вы и в самом деле обеспокоены, – нахмурилась Санча.
– Я был слишком мал, когда бароны восстали против моего отца, но, Бог свидетель, меня с детства воспитывали на этом примере. Питер де Моле и Роджер д'Акастр без конца твердили мне об отце, когда я рос в замке Корф. Мои воспитатели думали, что я могу когда-нибудь стать королем.
– И вам кажется, что Генрих идет по пути своего отца?
– Не совсем. Генрих – человек добрый, религиозный, он верный муж и преданный отец. Однако государством он правит неразумно. Стоит королю оступиться, и сразу же подданные начинают шептаться о «Великой Хартии».
– Что вы намерены предпринять, Ричард?
– Все, что угодно, лишь бы спасти брата.
Еще несколько лет назад Ричард был бы настроен совсем иначе. Он воспользовался бы всеобщим недовольством, чтобы вместе со своими сторонниками свергнуть короля и усесться на его место. Однако теперь принц свято блюл интересы брата и хотел во что бы то ни стало защитить его трон.
Принц тоже немало времени проводил в Виндзоре, потому что там, вместе с королевскими детьми, воспитывался его сын Генрих. Санча так пока и не наградила Ричарда потомством, зато Генрих вселял в сердце отца отраду. Он рос мальчиком умным, красивым, способным. Генриху исполнилось десять лет, о лучшем сыне Ричард не мог и мечтать. Поневоле приходилось добрым словом вспоминать покойницу Изабеллу.
Маленький Эдуард тоже подрастал, но, в отличие от своего кузена, частенько прихварывал, чем буквально сводил с ума своих родителей. Девочки были милы и очаровательны, и король не мог нарадоваться на свое семейное счастье.
Если бы только Генрих проявлял больше осмотрительности и сдержанности в отношениях с родственниками жены! Ведь все эти щедрые подношения оплачивались из кармана подданных. Глупо, очень глупо, думал Ричард. До такой степени глупо, что граничит с безумием.
Когда Ричард явился к королеве для разговора, Элеанора вместе с придворными дамами вышивала гобелен. Вид у королевы был такой блаженный, что принц присмотрелся к ней повнимательней. Господи, неужели она снова беременна?
– Мой дорогой братец! – обрадовалась Элеанора гостю.
Она всегда благоволила Ричарду, а теперь, после того, как он женился на Санче, – вдвойне.
– Сударыня, – поклонился Ричард, целуя ей руку.
Слегка приподняв брови, он дал понять, что хочет побеседовать с королевой наедине, и она тут же отослала придворных.
– Как поживает моя сестра?
– Очень хорошо.
– Мы с ней виделись совсем недавно, а я уже соскучилась. Как хорошо, что Санча приехала в Англию.
– Да, ей здесь нравится.
Ричард присел на табурет рядом с королевой.
– У вас сегодня такой счастливый вид, – с намеком сказал он.
– Так вы догадались?
– Ага, значит, я не ошибся. Представляю, как радуется Генрих.
– Он на седьмом небе. На этот раз должен непременно родиться мальчик.
– Что ж, Эдуарду брат не помешает.
– Он сказал, что сестры ему не нравятся, а вот брат был бы очень кстати. Ваш Генрих и наш Эдуард – хорошие друзья.
– Мой Генрих – прирожденный дипломат.
– А Эдуард так ласков и великодушен.
– Мне известно от моего сына, мадам, что Эдуард – образец всяческих добродетелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39