– Да, разумеется. Один из этих погибших был мой сын. – Голос Капаки звучал ровно, но чувствовалось, что старая боль глубоко загнана внутрь.
– Я… я прошу простить меня Капака. Я сказал, не подумав. И вышло грубо.
Старик пожал плечами.
– А что еще остается молодым? Ничего, ничего. Все в порядке, дружок. Я не собираюсь затевать новой войны против менгов, по крайней мере, в ближайшем будущем. Слишком много отцов потеряли сыновей в битве при Нгатакуте. Мои возможности убеждать людей иссякли. – Он улыбнулся. – Самый лучший вождь тот, кто никогда не заставляет народ делать то, что он не хочет.
Перкар кивнул. Мозг лихорадочно работал в поисках решения. Ему казалось, что крушение его надежд и утренний разговор с Ангатой будто круги от камня, брошенного в воду…
Интересно, имеет ко всему этому какое-нибудь отношение она? Скорее всего нет. С того дня, как он стал мужчиной, она всего дважды выходила к нему. Обнимая, лаская его, она упорно не желала говорить о том, что его больше всего волнует.
– В этом-то все и дело, Перкар. Потому я велел отцу послать за тобой. Эти люди отправятся со мной в горы в Балат, старый лес. Хочу сговориться с Владыкой Леса, чтобы он уступил мне еще несколько наделов земли.
– С Владыкой Леса? В Балат? А почему бы тебе не сговориться с местными богами, что живут поблизости?
Капака воздел руки.
– Мы уже пытались, но наши боги, как и мы, подчиняются своему Верховному вождю. Он приказал не уступать нам ни пяди земли без его разрешения. Видишь ли, тут есть еще одна сложность: между нашими землями и Балатом лежат несколько лиг, а потом бесконечно тянутся страны альвов. Мы должны с ним сговориться, чтобы он разрешил нам забрать у них землю.
– А почему это так трудно? – спросил Перкар, в голосе его звучало презрение. – Альвы – голые твари, у них нет Пираку. Почему эти земли должны принадлежать им, а не нам? – Перкар не раз слышал это от молодых людей и считал, что так думают все.
Выслушав его, Капака нахмурился, да и Шири был явно смущен.
– Потому что их притязания на эту землю имеют тысячелетнюю давность, гораздо более древнюю, чем ваши, – произнес над ухом Перкара чей-то очень тихий голос. Перкар подпрыгнул от неожиданности. Неужели можно двигаться так бесшумно? Обернувшись, он увидел странного человека с белыми волосами.
Капака прочистил горло.
– Перкар, это Нгангата с запада. Пожалуй, самый ценный член нашего отряда.
– Ты аль… – вырвалось у Перкара, но он во время остановился.
– Мой отец был альва, – сказал Нгангата. – У меня нет клана.
Перкар кивнул, гадая про себя, что значит не иметь клана. Это, безусловно, делает человека подлым ненавистником, который хочет, чтобы его все боялись. Перкар предпочел бы перебороть страх, чем поддаться ему. Глаза сузились, пока он стоял и обдумывал, как бы побольнее задеть противника, чтобы покончить с ним, обнажить мечи, если до этого дойдет. В его собственном доме это ничтожество выставило его дураком.
– Перкар!
Это был отец, его отец, напомнивший ему о том, что этот не имеющий клана полукровка снискал уважение вождя и что совсем не обязательно выставлять кого-то дураком, если он на самом деле дурак.
– Прости меня, – произнес Перкар, хотя нельзя сказать, что он признал свою вину, однако решил, что все же лучше извиниться.
Нгангата кивнул, давая тем самым понять, что извинение принято. Перкар подумал, что ему следует каким-то образом высказать свою признательность.
– Я почти ничего не знаю об альвах. – Он попытался оправдать свое поведение скорее перед Капакой, чем перед этим странным типом. – Может быть, ты мне что-нибудь расскажешь о них. Особенно если нам предстоит встреча с ними. Можно я буду звать тебя по имени?
– Ты можешь называть меня Нгангата, как зовет вождь. Это не настоящее мое имя.
Перкар сделал вид, что не заметил оскорбления.
– А ты зови меня Перкар, – ответил он тихо. – Это мое настоящее имя.
И кто знает, не доведется ли им когда-нибудь схлестнуться в рукопашной. И тогда ни клана, ни имени, подумал Перкар, но вслух ничего не сказал.
V
СТРАШНОЕ И ЗАПРЕТНОЕ
Хизи на мгновение смежила усталые веки, следя из-под полусомкнутых ресниц за причудливой игрой света. Мелькающие контуры в основном были ей знакомы – изгибы и углы выцветших рельефных фигурок, часть из которых она знала, но большая половина была таинственной, как морской ветер. Который уж день она смотрит на них, пытаясь доискаться смысла с тем же нетерпением, с каким рука тянется расчесать зудящую ранку. А пользы ни от того, ни от другого никакой. Просто она еще мало знает. Ган был прав.
И все же немногое, что становится ей понятным из прочитанного, не дает ей бросить эту мучительную игру. Открытия случаются редко и достаются тяжелой ценой, но зато, какая это сладкая награда, не сравнимая ни с чем, что ей когда-либо довелось испытать.
Квэй, она знает, беспокоится за нее. Ведь она вскакивает с постели с первыми лучами рассвета и возвращается, когда на небе зажигаются звезды, нащупывая в кармане в несколько раз сложенные клочки бумаги. Кусочком угля она копировала знаки, которые не понимала, и по ночам, в постели, при мигающем свете масляной лампы, пыталась разгадать их значение. Это тут же замечал призрак, живущий в ее комнате, – он подходил поближе, наблюдая за ней, а однажды даже провел невидимым пальцем по листу бумаги. Может быть, в прошлой жизни он был писцом, ученым человеком и любил писать так же, как она сама.
…Надо открыть глаза, уговаривала она себя. Я только начала понимать, о чем идет речь на этой странице. Но глаза не открывались, не прошло и минуты, как ее сковал сон.
Она проснулась оттого, что падает, проваливается в бездну, но это был всего лишь ночной кошмар, какой могут устроить крошечные бесенята, живущие в голове, как считала Квэй. Хизи приложила руку к груди, чтобы унять сердцебиение. В ее полусонном состоянии, когда мутится сознание, она опасалась, что Ган может услышать стук ее сердца. И еще боялась, что Ган застанет ее спящей – она не раз видела, как он безжалостно изгонял всех, кто засыпал во время работы, даже тех, у кого было королевское разрешение на занятия в библиотеке. Разрешение, которого у нее не было. Но нет, если бы он увидел, что она спит, она бы проснулась не оттого, что падает, а от язвительных речей всезнающего мудреца.
От этой мысли ей стало легче. Хотя она еще не совсем понимала, где находится, она снова перевела взгляд на книгу и с ужасом увидела, что книга, вся растерзанная, валяется на полу. Она еле удержалась, чтобы не вскрикнуть. Неужели это она уронила книгу? Ей казалось, что она аккуратно положила ее на стол и обращалась с ней, как с редкой драгоценностью, чем эта книга и была. Но – факт остается фактом – книга лежала перед ней, с раскрытой обложкой, как мертвая птица с перекрученными крыльями. Руки Хизи дрожали, когда она наклонилась, чтобы поднять книгу. Как только она осторожным движением перевернула ее, волнение перешло в панику: у самого основания переплета книга была разорвана – разрыв шел поперек всей страницы, широкий, как река.
Если ты порвешь хотя бы одну страницу, как-то сказал ей Ган. Хотя бы одну…
Хизи стерла слезинки и крепко закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы. Если Ган заметит, что она плачет он тут же обо всем догадается. Он потом все равно может узнать, но не от нее. Она собрала всю волю, но еще некоторое время продолжала сидеть неподвижно, обдумывая, как ей лучше поступить. Когда она почувствовала, что совладала со слезами и они не выдадут ее и что лицо ее теперь непроницаемо под привычной бесстрастной маской, она осторожно закрыла книгу. Никто не догадается, что книга порвана, когда она закрыта. Эта мысль ее утешила, и от сердца слегка отлегло. Она поставила на место том в темно-красном кожаном переплете, втиснув его между такими же томами.
Она взяла с полки еще одну книгу, где надеялась найти что-нибудь об освящении храмов Первой Династии. Поскольку во время освящения на опорных и основных балках и колоннах храмовых зданий непременно рисовали символические имена Реки, она пришла к выводу, что в книге должно быть подробное описание того, как проектировали и строили храмы. После получасового раздумья Хизи поняла, что ошиблась: в храмах династии ее отца имелись многочисленные росписи, тогда как церемония освящения храмов Первой Династии сопровождалась возжиганием особых и сложных по составу ароматических веществ. Поэтому было мало надежды отыскать в книге какие-нибудь сведения об архитектуре. Веки снова начали смыкаться, и Хизи, из страха порвать еще одну книгу, отнесла уже ненужный том и поставила в шкаф. Гордясь собой, она спокойно, не дрогнув, прошла мимо Гана так, словно все было в полном порядке. И как обычно, он даже не удостоил ее взглядом.
Выйдя из зала, она первым делом поспешила туда, где сидел, облокотившись о стену, Тзэм. Он беседовал с каким-то молодым человеком в придворном платье, очевидно, из мелкой знати. При виде Хизи молодой человек слегка поднял брови, распрощался с Тзэмом и удалился по коридору. Хизи едва обратила на него внимание. Она бросилась к Тзэму и потянула его за рукав:
– Пошли, Тзэм. Прямо сейчас.
Тзэм кивнул и, насупив брови, с усилием поднялся на ноги.
– Что-то ты сегодня рано, – заметил он, когда они шли через зал, в котором собиралось все больше народа.
Вот-вот должна была начаться церемония очищения, и все люди направлялись к открытым фонтанам. Хизи, естественно, не участвовала в таких церемониях, и хотя Тзэм по статусу должен был присоединиться к молящимся, она ни словом не выдала своего намерения отпустить его.
– Да, я подумала, что могу помочь Квэй на кухне, – сказала она.
Тзэм фыркнул:
– Нет нужды лгать мне, принцесса. Тзэм всегда к твоим услугам.
Хизи нахмурилась, раздосадованная тем, что Тзэм так легко раскусил ее. Они миновали Двор Белого Тысячелистника и ступили в королевское крыло дворца, где навстречу им попадалось все меньше людей, спешащих на молитву.
– Саламандра, случайно, не обидел тебя, госпожа? – спросил Тзэм. Саламандрой Тзэм окрестил Гана за его круглую гладкую физиономию.
– Нет, Тзэм. – Хизи испугалась, что снова польются слезы. Ей удалось сегодня сдержать их, и она была довольна собой.
Тзэм хмыкнул, и некоторое время они шли молча.
– Госпожа, ты знакома с Вез Йехд Ну? – спросил он, когда они на минуту остановились.
– С кем? Не понимаю, о ком ты говоришь.
– Я просто подумал, может, ты его знаешь.
– А почему я должна его знать?
– Он из богатой влиятельной семьи.
– И весьма неразборчивый в средствах. В прошлом веке они обманом и шантажом заполучили земли. Там было убийство, или даже не одно, насколько я помню.
– Никогда не слыхал об этом, – проворчал Тзэм. – Об этом не говорят, особенно сейчас, когда в их жилах течет королевская кровь. Есть старые записи – жрец там сетует на разжижение Речной крови, на смешение ее с кровью воров и головорезов.
– Но ведь это было давным-давно, лет сто назад.
– Довольно давно.
– Один молодой человек из этой семьи, некий Вез…
– Не с ним ли ты разговаривал в зале?
Тзэм задержал шаг и прислонился спиной к яркой бирюзовой стене Зала Людей Ветра, куда они только что вошли.
– Да, это был он, – сказал он мрачно.
– Ну на этот раз перестань мне лгать, Тзэм. Когда я вошла, он улизнул, как ящерица при виде кота. И что же от тебя хочет этот Вез? Предупреждаю, если ты надеешься, что я хотя бы на день отпущу тебя охранять какого-то болвана, когда он соизволит отправиться в город и там напиться…
– Да нет же, нет, принцесса. Он просил совсем не об этом.
– О чем же тогда?
– Он просил меня поговорить с тобой.
– О чем? – Хизи начал раздражать разговор, так как она не могла понять, куда клонит Тзэм.
– Он хочет, чтобы ты согласилась с ним встретиться в Ониксовом дворце или, может быть, в любом другом месте, которое ты выберешь.
– Встретиться для чего?
– Он поручил мне сказать тебе кое-что, – чуть слышно пробормотал Тзэм. Лицо его залилось краской, почти такой же густой, как в тот день, когда Хизи застала его со служанкой, которая время от времени приходила чистить цистерну для воды, – они с Тзэмом сидели, тесно прижавшись и пихая друг друга в глубине старого водяного хранилища.
– Кое-что сказать? – переспросила Хизи.
Тзэм откашлялся и в замешательстве опустил глаза, отчего лицо сразу стало скорбным.
Куда идешь в сиянии красы?
Тебя не в силах описать язык,
Я вымолвить твое не в силах имя,
Оно неуловимо, как…
– Хватит, Тзэм, остановись, – злобно прошипела Хизи.
– Я, конечно, небольшой мастер декламировать стихи…
– В данном случае это не имеет значения. Я не хочу ничего слушать. Этот молокосос решил поухаживать за мной?
– Ему бы хотелось…
– Еще этого не хватало. Нет!
Тзэм поджал губы, но его грубая физиономия смягчилась.
– Принцесса, разве это тебе так уж неприятно? – спросил он.
– У меня на это нет времени, – отрезала Хизи, а про себя подумала, что больше всего ей не хочется доставить радость Гану, который будет считать, что сбылись его предсказания.
– А что мне ему сказать? – спросил, тяжело вздохнув, Тзэм.
– Скажи, что хочешь. Меня это не касается.
– Воля твоя, принцесса.
– Вот именно, – ответила Хизи и быстрыми шагами пошла вперед, мечтая поскорее добраться до постели, побыть одной в тишине и постараться забыть хотя бы на время все сегодняшние невзгоды.
Отдых пошел Хизи на пользу – она спала намного дольше, чем в две прошлые ночи. Но хотя сон снял усталость, ее не покидало гнетущее ощущение, что она не успевает, теряет время. Она наскоро проглотила завтрак – рис с копченым мясом, который ждал ее возле постели, и, не успев даже поблагодарить Квэй, бросилась в библиотеку. Она не остановилась, чтобы позвать Тзэма, но он отправился за ней и догнал еще в королевском крыле дворца, у Зала Мгновений, мраморного коридора, переливающегося разными цветами в меняющемся свете стеклянных подкрашенных светильников. Хизи задержалась там, чтобы дождаться своего нелепого великана и полюбоваться прекрасным залом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51