И продолжаешь жить, добавила она мысленно.
– Конечно, принцесса, – более спокойно произнес Тзэм.
– Иди, Тзэм, – пробормотала Квэй. – Я присмотрю за Хизи.
Тзэм кивнул и быстро вышел, притворив за собой дверь.
– Что я должна делать? – спросила Хизи.
Жрецы повели Хизи в ее комнату.
IV
ВЛАДЫКА ЛЕСА
На следующий день дождь прекратился, и небо было ясно-голубым, без единого облачка. Перкар, протирая глаза, с трудом спустился вниз по склону. Сон не принес ему облегчения: стоило Перкару погрузиться в его глубины, ему снились странные, лихорадочные сны. Сейчас, при свете дня, он старался припомнить их и определить, насколько они важны. Но мысли его были еще сонные, и ветер, который, казалось, дул прямо с неба, пронизывал тело насквозь.
Похоже на осень, подумал Перкар. Осень, хотя по времени была еще середина лета. Хубара, северный ветер, должен был еще спать в своей пещере в горах. Но, наверное, в горах обитает еще какой-нибудь холодный ветер, который пронизан запахом золы и опавшей листвы. Гора сама по себе казалась чудом, она была почти правильной конической формы, со склонами, бледными при ярком свете, и увенчана ослепительными снежными вершинами. Перкару хотелось что-нибудь предложить богу этой горы, но он не знал, как нужно воспевать его. А потом он вспомнил, что бог этой горы – Владыка Леса, Балати.
Перкар сжег немного курений в честь Балати, хотя ветер относил дымок в противоположную сторону. Потом он сплел небольшую рыболовную сеть из конского волоса и спустился к потоку. Единственный, кто разговаривал с альвами, опустив сеть в воду, Перкар пропел приветствие, так как ничего другого, подходящего к случаю, не знал.
– Спасибо тебе за весточку, – сказал Перкар. – Если ты будешь говорить с ней снова, скажи ей: я делаю только то, что должен делать.
Перкар сел возле разбухшего потока, зная, что не услышит ответа, и задремал. Ему приснился Нгангата, и сон этот был мучителен, постыден – вроде тех снов, когда кому-то привидится, будто он совсем голый находится в многолюдном собрании. Такие сны Перкару никогда не снились. Но присутствие в сновидениях Нгангаты раздражало его. Иногда ему снилась она – запах розовых лепестков, ее жалобы и боль от пощечины. Эти сны она посылала, как запах роз вместе с дождем, и они были Перкару понятны. Снились ему также город и девочка. Дома и стены из белого камня, пустыня и непомерно огромная река. Та самая Река – он знал это, хотя и никогда не бывал там прежде. В одном из снов Река была красной, как кровь, и вода в ней – густая, вязкая. Девочка, стоя у источника, звала Перкара. Призывала его.
– Вот ты где.
Капака стоял на тропе, ведущей от пещеры к ручью, и глядел на Перкара. Он был седой, небритый и выглядел старше своих лет. Не спал всю ночь, подумал Перкар. Интересно, какие сновидения могут тревожить вождя?
Капака прокашлялся и крикнул Перкару:
– Приносишь дары? Хорошо. Очень хорошо!
Перкар, ничего не говоря, кивнул.
– Перкар, – тихо сказал Капака, но потом возвысил голос: – Это очень важный поход. Если он не увенчается успехом, я не смогу уже сесть в седло и вернуться назад. На протяжении двух поколений ни один Капака не отправлялся в далекий путь. И я бы тоже предпочел сидеть дома и рассказывать внукам героические истории. Но младшие сыновья затеяли между собой ссору, а другие вооружились против менгов. Все это глупости, Перкар, – все, что в древних песнях рассказывается о войнах, все это глупости. Пираку – это скот, дети, любовь к близким, принесение даров. Во время войны все кругом рушится, гибнут родные, скот… Способен ли ты это понять, при всей своей молодости? Перкар кивнул:
– Я так себе это и представлял. Великие герои обычно самые добрые и великодушные. Но их побуждают воевать.
– Именно так. И поэтому наша поездка имеет огромную важность – и для меня, и для нас всех.
– И для меня тоже, – подтвердил Перкар.
– Сомневаюсь. Мне кажется, ты не сосредоточен целиком на нашей цели. Взгляни – вот она, гора, где обитает Балати. Но мне кажется, у тебя что-то еще на уме.
Перкар не стал отрицать. Он попросту пожал плечами.
– Поездка важна для меня. И я надеюсь послужить тебе, Капака.
Капака поморщился.
– И оставь в покое Нгангату. Ты ведь не знаешь, как бы он рассуждал, если бы был таким же, как и мы, воином. Он не подчиняется воинским обычаям, и несправедливо делать ответственным его за то, от чего ему не будет выгоды. Он нам нужен, Перкар. Кто будет разговаривать с альвами, если с ним что-нибудь случится? Кто поведет нас к Владыке Леса? Апад и Эрука – болтуны, но о тебе я был лучшего мнения. Потерпи присутствие Нгангаты еще несколько дней ради всех нас. Если для тебя это не довод – тогда исполняй это как мое повеление.
Перкар кивнул:
– Прости, что я наделал тебе хлопот. Мне нет дела до Нгангаты.
– И ему до тебя, надеюсь, – ответил Капака. – А сейчас мы седлаем лошадей и отправляемся дальше. Вчера мы потеряли много времени, но чем скорее мы завершим это дело, тем скорее я окажусь среди своих внуков.
– Согласен, – ответил Перкар.
Капака, прежде чем уйти, проницательно взглянул на Перкара серыми, как сталь, глазами. Но сейчас взгляд его выражал одобрение.
– Ты хорошо сражался против Безумного бога. Ведь это твоя первая битва?
– Да, – признался Перкар.
– Гордись ею, – сказал Капака. – Ты защищал своего вождя, и я не знаю другого такого молодого воина, который бы так храбро сражался. Этим гордись – но не ночной дракой.
Гравий мягко захрустел под его ногами – Капака отправился седлать своего коня.
– Поедешь впереди, – сказал Перкару Эрука, – после того, что случилось ночью, будешь в авангарде вместо Нгангаты.
Перкар, смущенный, подвинулся в седле.
– Нгангата ехал впереди, потому что альвы вели нас, а не потому, что он считал себя лучше других.
– Мы тут все герои, – сказал Эрука, – герои, предводительствуемые своим Верховным вождем. Разве ты не помнишь «Экар Капака Карак»? «Песню о Короле-Вороне?»
Перкар хотел было сказать Эруке, что еще не настало время для песен, но не успел: пение его слилось с птичьим щебетом и стуком копыт.
Встали тут за мною строем
Звездноглазые герои.
Каждый конь гремит копытом,
Каждый друг в боях испытан.
Первый – Воин-Волк, Валука,
Ясновзорый, с метким луком.
Следом – Лага смотрит гордо,
С топором светлее меда.
Рядом – сильный, ясноликий,
Всех отважней – воин Ника.
Серебром кольчуга плачет,
Белогривый ржет и пляшет…
– Это песнь о войне, – напомнил другу Перкар. – Но мы ведь не едем на войну.
– Еще поедем, – ответил Эрука. – Мы могли бы ехать на войну…
Перкар едва не спросил, кто же сражался бы на войне – уж не Эрука ли, стоявший неподвижно, когда Безумный бог напал на их вождя, или Апад, который дико визжал и как безумный размахивал мечом, но вовремя спохватился и промолчал. Эрука и Апад все еще мечтали вторгнуться во владения Владыки Леса и похитить волшебные мечи, но ведь и Перкар не отказался от этого. Возможно, ему понадобится их помощь. И все же его друзья, в особенности Апад, стали вызывать в нем досаду. Как их назвал Капака – болтунами?
Они подстрекали его к драке с Нгангатой, и он уже начал о том сожалеть. Ничего доброго не сулила их размолвка; Нгангата, как всегда, ехал впереди, только глаз его заплыл и разбитая губа посинела. Худшее было то, что он по-настоящему понял роль Нгангаты в их походе. Он привык думать об Атти, Нгангате, альвах как о части их отряда, к которой принадлежит и Капака. Перкар даже допускал, что Нгангата возглавляет их поход. Но когда человек бил Нгангату, Атти не пытался даже вмешаться; Капака же, хоть и осудил впоследствии поступок Перкара, сделал это не из симпатии к Нгангате, но скорее потому, что тот был им нужен. Даже альвы не считали Нгангату вполне своим, и никто из них не пытался ему помочь.
Все это означало, что Нгангата совершенно одинок. Мысль эта не давала Перкару покоя.
Лошади упорно взбирались вверх по склону холма, поросшего молодым лесом. Заросли болиголова и елей насыщали воздух острым ароматом. Небо почти было скрыто: там, простирая острые черные крылья, кружились вороны. Перкар вспомнил, что Ани Карак, бог Воронов, обитает где-то во владениях Балати. Похоже на то, о чем пел Эрука…
Перкар пытался припомнить, сколько мог, о богах, живущих в сердце леса, но это ему не удавалось. Ему вдруг захотелось поговорить с Нгангатой, который много знал о богах, но при одной только мысли об этом у него заалели щеки. Почему Нгангата не защищался? Но и об этом нельзя было спрашивать.
Все чаще и чаще попадались обломки скал и гранитные выступы. Перкару казалось, что он видит тени, карабкающиеся по скалам, но лишь краем глаза – стоило только взглянуть в упор, как они исчезали. Леса были полны призраков. Перкар не знал, были ли то призраки умерших или богов.
День или два отряд ехал в молчании. Путь тянулся невероятно медленно, горы нависали над ними как грозовые тучи, затеняя тропу и словно приближая ночь. Когда ночь действительно настала, жгучий холод окутал их, и костры не могли отогнать сырость. Перкар вновь видел свои мучительные сновидения, которые под утро сделались ярче и смятеннее.
На следующий день отряд спустился в глубокую, окруженную уступами долину; было раннее утро, и огромная гора желтела в лучах встающего солнца, тогда как тропа, по которой они ехали, все еще темнела, но впереди уже ее заливал солнечный свет.
– Какие великолепные это были бы владения! – вырвалось у Перкара. Не важно, что полдня горы бросают на них свою тень и что этот лес растет в глубочайшей из низин. Это такая долина, которую король мечтал бы получить, чтобы передать ее в наследство своим детям.
– Выбрось это из головы, – сказал Капака. – Это земля не для нас. Здесь владения Балати, Владыки Леса.
Перкар кивнул. Да, это была царская долина. Полюбовавшись ею, они начали спуск. Склон был крутой, и скалы вскоре сменились густым лесом, и тяжелый разреженный воздух гор сгустился, напоенный ароматами прелой листвы и влажного моха. Мох лежал толстым слоем, иногда всадники пересекали целые поляны мха, озаренные солнцем и окруженные стволами и листвой наподобие столбов и крыши дамакуты. Папоротник, густой и высокий, скрывал ноги коней; тропка стала невидимой, но альвы шли вперед, не колеблясь.
Вскоре они приблизились к ложу долины, но прежде чем путь стал ровным, альвы остановились. Нгангата, переговорив с ними, пояснил, что необходимо подождать.
– Возможно, альвы позовут другого проводника, – сказал он.
Перкар тяжело спрыгнул на землю. После блуждания по вершинам воздух долины казался ему плотным. Перкар сел, прислонившись спиной к кедру с потрескавшейся корой, и стал смотреть, что будут делать альвы.
Поначалу они разложили костер. Они набрали веток – больших и маленьких – и разложили их соответственно размеру. Потом женщина, которая была еще далеко не старой, принесла несколько вязанок виноградных лоз и тонких ивовых прутьев. Альвы собрались вокруг заготовленного хвороста, переговариваясь шепотом; затем один из них стал постукивать друг о друга двумя палочками – как заметил Перкар, довольно ритмично, и запел песнь, состоящую из двух нот.
– Будь настороже, Перкар, – подтолкнул его локтем Апад, – возможно, нам грозит опасность.
Пальцы Апада возбужденно теребили рукоять меча.
– Что ты имеешь в виду?
– Неужто ты думаешь, что Нгангата и его родичи не отомстят тебе за схватку в пещере?
Перкар нахмурился, наблюдая, как малорослые альвы сооружали из ивовых прутьев нечто вроде башни.
Нижние концы прутьев они втыкали во влажную землю, а верхние связывали. Между ними они втыкали виноградную лозу. Ветви, крупные и мелкие, тоже пошли на это сооружение.
Один из альвов что-то быстро проговорил Нгангате, тот кивнул и подошел к Капаке. Вождь и Нгангата принялись совещаться, да так тихо, что нельзя было расслышать ни одного слова. Капака подошел к альвам и добавил несколько веточек к пирамиде.
Когда, наконец, альвы отошли от завершенного сооружения, ласково потянув прочь Капаку, оно было в высоту и ширину почти как человек. Переплетенные ветви, прикрепленные к верхушке, напоминали оленьи рога.
– Что-то мне это не нравится, – сказал Эрука, и Перкар молча кивнул в знак согласия.
Самая старая из альв все еще пела, но уже не две ноты, а три, и Перкар разбирал, хоть и не знал языка, что поет она слова, а не просто слоги. Теперь, как никогда, ему хотелось спросить Нгангату о том, что происходит, и он скрежетал зубами в отчаянии от собственного невежества.
Опавшие листья закружились – сначала медленно, а потом быстрее и быстрее – и, взвившись в воздух, закрутились вокруг пирамиды из веток, как будто в ней было средоточие вихря. Прутья начали колебаться. Бог приближается, подумал Перкар, – и в самом деле, очертания его в виде альвы появились за пирамидой.
Случилось это довольно неожиданно – так вдруг находишь внезапно то, что спрятано. У Перкара так случалось прежде: вдруг он замечал за стволами прячущегося оленя, который почти сливался с пятнистой листвой. Стоило его разглядеть – и казалось даже удивительным, как это его не удалось заметить раньше. Так вот и эта богиня явилась перед ними, и Перкар увидел, что она не одна – там, среди ветвей сплетенной альвами пирамиды.
Сложением она была похожа на альву высокого роста, но руки, ноги, туловище были густо покрыты черной шерстью. Лицо поросло грубыми волосами – черными, со слабой проседью. Голову ее гордо украшали рога. И все же Перкар заметил, что рога ее деревянные. Было очевидно, что это богиня – на ней не было одежды. Богиня улыбнулась загадочной улыбкой альвы.
– Приветствую тебя, Капака, повелитель среди людей, – сказала богиня. Голос у нее был гортанный, гулко разносящийся по округе.
– Благодарю тебя, богиня, – ответил Капака. – Я привез для тебя дары – для тебя и для Владыки Леса.
– Владыка Леса раздаст ваши дары, каковы бы они ни были, – сказала богиня. – Но я довольна тем обликом, в котором вы вызвали меня, – я редко воплощаюсь в таком виде, и он мне нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51