https://wodolei.ru/catalog/mebel/Aqwella/
копья их щетинились, как частокол.
– Что они затеяли? – спросил он, не надеясь на ответ, так как Нгангата был уже далеко.
– Готовятся достойно встретить смерть, – сказал Апад и усмехнулся – внезапно и яростно. Перкар никогда не видел его таким. Апад достал из ножен меч – тот самый, что дал ему Перкар. Этим мечом была убита в пещере женщина. Клинок меча, к удивлению Перкара, сверкал всеми цветами радуги.
– Надо знать, как с ним обращаться, – признался Апад. – Хорошо, что я раньше не умел, а не то бы убил Нгангату. Я виноват перед ним.
– Мы все перед ним виноваты, – заметил Перкар. – Идем.
Апад оглянулся на альвов. Копательница тоже смотрела на них, выражение ее лица трудно было понять.
– Прощай, Перкар, – сказал Апад. – Расскажи обо мне моей семье.
Развернув коня, он поскакал назад, к гребню холма. Перкар поначалу застыл как вкопанный, а потом с боевым кличем бросился вослед за товарищем. У них ведь волшебные мечи, ими можно сразиться с врагом, задержать Охотницу, чтобы дать Капаке время для отступления к реке. Вся эта заварушка случилась из-за них с Ападом. Перкар почувствовал укол совести, потому что менг тоже мог погибнуть в схватке, но тут уж ничего не поделаешь.
Он ринулся вниз по склону, не отставая от Апада. Казалось, будто кони не мчатся, а падают, настолько бешеной была скачка. Апад, услышав его вопль, оглянулся – и улыбнулся ему. И сразу же Перкар почувствовал обжигающую боль в груди. Ловя ртом воздух, он нагнул голову и увидел торчащую стрелу.
– Одна душевная нить перебита, – сообщил ему волшебный меч.
Перкар пригнулся, выплевывая кровь. Дышать было нестерпимо больно. Но менг продолжал нести всадника, продираясь сквозь густой кустарник. Охотница, задержавшись под самой крутизной, целилась в них новой стрелой. Апад не осадил коня и не пустил его вдоль плавного спуска. Вместо этого он издал бешеный вопль и заставил коня прыгнуть вниз. Казалось, конь на миг замер в воздухе, прежде чем посланная Охотницей стрела плавно вонзилась в него. Тут же Апад и его конь обрушились на Охотницу. Карак с криком взмыл в воздух, как раз когда Охотница и Львица очутились под Ападом и лошадью.
Перкар был слишком слаб, чтобы принудить коня к прыжку, хотя рана в груди болела уже меньше. Он поскакал вниз по плавному уклону и, оказавшись на месте, увидел, что Апад, отскочив от двух рухнувших туш – и конской, и львиной, – сражается со свирепыми полулюдьми-полубогами. Он метался в диком танце, как и его меч, поражая врагов с небывалой ловкостью. Один из полумедведей уже упал на колени, из шеи его фонтаном била золотая кровь.
– У него Бешеный Клинок, – услышал Перкар восторженный голос. – Бешеный Клинок умеет сражаться!
Больше Перкар не отвлекался. Менг погиб под ним, пронзенный дюжиной стрел. Одна стрела угодила Перкару между ребер, и две другие вонзились в кольчугу, и его охватил гнев. Едва менг упал, он выскочил из седла. Волк рухнул, пораженный нефритовым клинком, и Перкар позволил мечу вести себя и искать новую жертву. Следующим оказался полумедведь. Перкар отразил удар копья и проткнул мечом чудовище. Выдернув меч, он ринулся вперед.
– Ты его не убил, – предостерег Перкара волшебный меч. Но Перкар будто не слышал.
– Охотница! – устрашающе крикнул он. – Сразимся!
Проталкиваясь к ней, он убил нескольких волков.
Богиня вскочила на ноги и схватила длинное, с блестящим наконечником копье. Улыбка ее была торжествующей, почти веселой.
Перкар увидел, что Апад умирает. Карак, Вороний Бог, обрушился на него, сжал когтями его плечи и клюнул в голову. Череп Апада раскололся, как ореховая скорлупа.
Волк бросился Перкару под ноги, и он споткнулся; волк тут же был убит, но идти дальше Перкар не мог. Голова его сама повернулась навстречу большей опасности: к нему подбиралась Львица. Она волочила одну лапу, возможно, отдавленную лошадью Апада. Рыча, она прыгнула на Перкара – он успел ударить ее мечом и тут же рухнул под страшной тяжестью. Он почувствовал, как проломились доспехи на его животе, услышал треск разрываемой кольчуги. Все тело – одна безумная боль. Последнее, что увидел Перкар, – Охотница встала над ним и вонзила копье ему в горло.
IX
БРОНЗОВАЯ СТАТУЭТКА
Несколько дней Хизи прилежно трудилась над картой. Она надеялась завершить ее прежде, чем наступят регулы и к ней опять придут жрецы. Что бы она ни говорила Тзэму, ей все же не хотелось дожидаться развязки в полном неведении. И Дьена, и других увели вниз по Лестнице Тьмы. Теперь ей было ясно, что лестница эта ведет в провалившуюся под землю часть дворца. Хизи прочитала, что центральная часть дворца поддерживается огромными базальтовыми колоннами – для того, чтобы не провалились полы. Проще было бы заполнить подземные помещения песком, как это сделали в других частях дворца. Но, по-видимому, они для чего-то были нужны. Дополнительные опоры служили подтверждением тому, что подземные залы открыты и их как-то используют. Что-то вроде потайного дворца, куда отправляют детей вроде Дьена по достижении ими определенного возраста. Хизи догадывалась, что их удерживают там насильно. Всех Рекой Благословенных. По ее предположению, подземелье было довольно обширно. И в прошлый раз она почти дошла до него.
Поразмыслив хорошенько, Хизи поняла, что Лестница Тьмы – не единственный путь в подземелье. Если там, внизу, люди, значит, там должна быть вода и разумеется, сеть водостоков. Впервые за несколько месяцев ей вновь пришла в голову мысль спуститься вниз в подземный дворец. Но сначала надо закончить карту. А не то они легко заблудятся – она и Тзэм.
К полудню она закончила свою работу и стала помогать Гану. В последнее время он почти перестал наблюдать за ней, и Хизи решила, что он ей доверяет. Ган редко хвалил ее, но и язвил теперь тоже редко. Для него это была неслыханная доброта. Хизи подозревала – хотя, конечно, это были только подозрения, – что Ган нарочно порвал книгу и написал жалобу, иначе у него не было бы повода учить Хизи. Ган был суров и резок, он никого не любил: у него не было ни друзей, ни семьи. Он ничего никому не давал, во всяком случае так Хизи казалось, и однако по отношению к ней он проявил необыкновенную щедрость.
Утром в библиотеку зашел Йэн. Он приходил каждый день и подолгу сидел за работой, но разговаривать им было некогда, и они только кивали друг другу издали. Но сегодня он подошел к ней – преодолевая застенчивость, как ей показалось.
– Здравствуй, госпо… я хотел сказать, Хизи.
– Здравствуй, Йэн, – серьезно, совсем как взрослая, ответила Хизи.
Йэн взволнованно кивнул.
– Мне бы хотелось отблагодарить тебя, – заговорил он неуверенно.
– Ты уже отблагодарил меня, – ответила Хизи.
– Да, но благодаря тебе укрепилось мое положение среди инженеров, по крайней мере, на время… Я… – Все еще смущаясь, он достал небольшой сверток. – Я хочу тебе кое-что подарить. В знак моей признательности.
Хизи, широко раскрыв глаза, нерешительно разглядывала сверток.
– Ты… постарайся понять меня правильно. Я благодарен тебе за то, что ты мне помогла. Только и всего.
Глаза юноши умоляли Хизи понять то, что он пытался сказать ей.
– Спасибо, – сказала Хизи. – Я все понимаю, не нужно пояснять. Здесь у нас, во дворце, принято дарить друг другу подарки. – Но никто, кроме слуг, никогда мне ничего не дарил, подумала она. Даже назойливый Вез, который последнее время все чаше и чаще обращал на нее внимание.
– Взгляни, понравится ли тебе это, – сказал Йэн. – Или я подарю тебе что-нибудь другое.
Хизи неспешно развернула подарок, стараясь не обнаружить свое горячее любопытство. Когда обертка наконец была снята, девочку охватил восторг. Она держала в руках бронзовую статуэтку. Работа была редкостной: во дворце таких не делали. Статуэтка изображала лошадь на полном скаку, вернее, не лошадь, а полулошадь-полуженщину, с обнаженным торсом и длинными развевающимися волосами. В руке она сжимала копье. Лицо ее выражало дикое, яростное веселье.
– Прекрасно, – выдохнула Хизи. – Я никогда такого не видела.
– Это менг, – сообщил ей юноша.
– Менг?
– Мой отец торгует с ними, с теми, что кочуют на юге. Они, вдоль Реки, идут с севера к порту Ван.
– Менги – они что, полулошади?
Йэн улыбнулся.
– Нет. Такими их представляет предание. Но менги не расстаются с лошадьми. Они верят, что лошади – родственное им племя. И они включают их в свои семьи.
– Странный обычай! – пробормотала Хизи, вертя в руках статуэтку.
– Они настоящие дикари, – заявил Йэн. – Я знал одного из них. Они всегда носят мечи и копья и никогда не снимают доспехов, даже когда ложатся спать или… Да, даже когда ложатся спать. – Покраснев немного, Йэн продолжал: – Они верят, что, если лошадь и всадник погибнут вместе, после смерти они превратятся в единое существо. И что где-то на востоке существует страна, населенная подобными тварями.
– Мне понравилась статуэтка, – сказала Хизи. – И предание тоже. Спасибо и за то, и за другое.
Юноша поклонился со счастливой улыбкой.
– Я рад, госпожа, – сказал он и склонился над книгами.
Хизи опять залюбовалась подарком. Подняв глаза, она встретилась взглядом с Ганом; на лице его было написано отвращение. Хизи покраснела, зная, что он думает. Он уверен, что предсказание его сбылось и что она забудет всю науку, едва только познакомится с каким-нибудь «молодым вертопрахом».
Хизи вернулась к полкам, всем видом показывая, что занята работой. Ган ошибается, если так думает про нее, да, ошибается во всех отношениях. Во-первых, Йэн вовсе не «вертопрах». Он умный и талантливый и совсем не похож на всех этих щеголей, которых Ган так ненавидит. И потом, он вовсе не ухаживает за ней, да и она, Хизи, им не интересуется. Да и какой в этом прок? Ведь она дочь Шакунга. Правда, Йэн об этом не знает, и некоторые бедные дворяне отдают своих младших дочек в купеческие семьи…
Но это, конечно, было бы смешно. Он гораздо старше ее, и даже браки по расчету заключаются не без взаимной склонности. Такому красивому юноше, как Йэн, вряд ли понравится двенадцатилетняя девочка, у которой ни груди, ни бедер… Хизи слышала, как Тзэм и стражники иногда расхваливают женщин, но только не за острый ум и не за хорошие манеры.
Ган ошибался, а уж мог бы лучше знать. Чем больше Хизи думала об этом, тем больше сердилась. Когда Йэн ушел, она подошла к рабочему столу Гана.
– Он не ухаживает за мной, – прошипела девочка со злостью.
Ган с изумлением взглянул на нее.
– Что случилось? – участливо спросил он.
– Я видела, как ты на нас… на меня посмотрел.
Ган чуть-чуть улыбнулся.
– Я был сердит оттого, что ты стала ему помогать, – ответил он. – Я недолюбливаю жрецов, а ведь это они направили его сюда.
– Да, – согласилась Хизи упавшим голосом.
– Похоже, тебе он интересен, – задумчиво сказал Ган.
– Да, он гораздо умнее многих, – с некоторым вызовом сказала Хизи.
– Верно, – сухо согласился Ган. – Однако это ничего не доказывает.
– Согласна, – ответила Хизи.
Ган поджал губы.
– Он, возможно, неплохой человек, этот Йэн. Но от жрецов у меня оскомина, и от всех, кто с ними связан…
– Ты говоришь об аристократах?
Ган пристально взглянул на нее.
– Что я говорю, понять нетрудно. И если я не остановлюсь вовремя, наверняка за это поплачусь.
– Ган, я раньше никогда тебя не спрашивала. Из какого рода ты происходишь?
Ган молчал, казалось, у него перехватило дыхание.
– Из рода Йид Хекес, – изрек он наконец.
Хизи нахмурилась.
– Йид Хекес?
– Разве я неясно сказал?
– Я думала, все они…
Ган многозначительно взглянул на Хизи.
– Тебе все известно, не так ли? Да, всех их выслали – кроме меня. Мне пришлось только отречься от принадлежности к знати – письменно, кровью. Поэтому на самом деле я не принадлежу ни к одному роду.
– Но почему ты здесь остался? Ведь им дали какие-то земли на юге.
– Земли? Да, да… – пробормотал Ган. – Огромные поля хлопка, но книг там найдешь не много… Я не мог оставить библиотеку, девочка.
– Прости. Мне не следовало тебя расспрашивать.
Ган, достав тряпицу, промокнул испарину, выступившую у него на лбу. Строго взглянув на нее, он пожал плечами.
– Ты без устали задаешь вопросы. Это не так уж и плохо, – сказал Ган. Вдруг он наклонился к ней и прошептал заговорщически: – Но спрашивай обдуманно. Будь осторожна, Хизи. Королевская Кровь не защитит от Королевской Крови.
Он вновь уселся на табурет.
– А сейчас, – сказал он, – запомни: я не желаю видеть, чтобы ты здесь с кем-то кокетничала. Здесь библиотека, а не танцевальная зала. Ступай домой. На сегодня я закончил работу. Поднимусь к себе и выпью стаканчик вина.
Через несколько дней к ней опять пришли крови. Их предваряли судороги и другие неприятные ощущения, но жара и тошноты не было. Настроение у Хизи было подавленное; Квэй сказала, что так и должно быть, но от этого было не легче. Тоску ее нельзя было объяснить столь простой причиной. Все то тайное и страшное, что она, казалось, почти забыла, вновь вернулось, дразнящее и пугающее. Больше всего Хизи боялась, что жрецы как-нибудь узнают и опять придут ее испытывать. Хотя она до сих пор не вполне поняла, что они желают выведать, печальный опыт – исчезновение Дьена – наталкивал на мысли о неминуемой опасности. Хизи подумывала о том, не спросить ли ей кого-то, кто не был слугой и на ком не лежал Запрет. Сестру, например, или мать. Но разговор этот мог плохо кончиться и для нее, и для того, кому она стала бы задавать подобные вопросы. Хизи тщетно билась над разгадкой – и это повергало ее в тоску. Однажды она забрела на крышу Главного Дворца и стояла там, глядя вниз на плиты мостовой, как не раз это делала в детстве. Искушение броситься вниз было не слишком велико, хотя желание это Хизи переживала уже не в первый раз. Прошло уже много времени с тех пор, как Хизи впервые посетили мысли о самоубийстве. Она рассматривала такую возможность вполне серьезно. Но с тех пор, как Хизи задумала разыскать Дьена, она редко предавалась отчаянию. Вот уже три года девочка вела розыски, и это спасало ее. Ей доставляло удовольствие смотреть на крохотных людей внизу и думать о том, что краткий, стремительный полет – и вот она уже среди них, обретшая желанный покой и освобождение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Что они затеяли? – спросил он, не надеясь на ответ, так как Нгангата был уже далеко.
– Готовятся достойно встретить смерть, – сказал Апад и усмехнулся – внезапно и яростно. Перкар никогда не видел его таким. Апад достал из ножен меч – тот самый, что дал ему Перкар. Этим мечом была убита в пещере женщина. Клинок меча, к удивлению Перкара, сверкал всеми цветами радуги.
– Надо знать, как с ним обращаться, – признался Апад. – Хорошо, что я раньше не умел, а не то бы убил Нгангату. Я виноват перед ним.
– Мы все перед ним виноваты, – заметил Перкар. – Идем.
Апад оглянулся на альвов. Копательница тоже смотрела на них, выражение ее лица трудно было понять.
– Прощай, Перкар, – сказал Апад. – Расскажи обо мне моей семье.
Развернув коня, он поскакал назад, к гребню холма. Перкар поначалу застыл как вкопанный, а потом с боевым кличем бросился вослед за товарищем. У них ведь волшебные мечи, ими можно сразиться с врагом, задержать Охотницу, чтобы дать Капаке время для отступления к реке. Вся эта заварушка случилась из-за них с Ападом. Перкар почувствовал укол совести, потому что менг тоже мог погибнуть в схватке, но тут уж ничего не поделаешь.
Он ринулся вниз по склону, не отставая от Апада. Казалось, будто кони не мчатся, а падают, настолько бешеной была скачка. Апад, услышав его вопль, оглянулся – и улыбнулся ему. И сразу же Перкар почувствовал обжигающую боль в груди. Ловя ртом воздух, он нагнул голову и увидел торчащую стрелу.
– Одна душевная нить перебита, – сообщил ему волшебный меч.
Перкар пригнулся, выплевывая кровь. Дышать было нестерпимо больно. Но менг продолжал нести всадника, продираясь сквозь густой кустарник. Охотница, задержавшись под самой крутизной, целилась в них новой стрелой. Апад не осадил коня и не пустил его вдоль плавного спуска. Вместо этого он издал бешеный вопль и заставил коня прыгнуть вниз. Казалось, конь на миг замер в воздухе, прежде чем посланная Охотницей стрела плавно вонзилась в него. Тут же Апад и его конь обрушились на Охотницу. Карак с криком взмыл в воздух, как раз когда Охотница и Львица очутились под Ападом и лошадью.
Перкар был слишком слаб, чтобы принудить коня к прыжку, хотя рана в груди болела уже меньше. Он поскакал вниз по плавному уклону и, оказавшись на месте, увидел, что Апад, отскочив от двух рухнувших туш – и конской, и львиной, – сражается со свирепыми полулюдьми-полубогами. Он метался в диком танце, как и его меч, поражая врагов с небывалой ловкостью. Один из полумедведей уже упал на колени, из шеи его фонтаном била золотая кровь.
– У него Бешеный Клинок, – услышал Перкар восторженный голос. – Бешеный Клинок умеет сражаться!
Больше Перкар не отвлекался. Менг погиб под ним, пронзенный дюжиной стрел. Одна стрела угодила Перкару между ребер, и две другие вонзились в кольчугу, и его охватил гнев. Едва менг упал, он выскочил из седла. Волк рухнул, пораженный нефритовым клинком, и Перкар позволил мечу вести себя и искать новую жертву. Следующим оказался полумедведь. Перкар отразил удар копья и проткнул мечом чудовище. Выдернув меч, он ринулся вперед.
– Ты его не убил, – предостерег Перкара волшебный меч. Но Перкар будто не слышал.
– Охотница! – устрашающе крикнул он. – Сразимся!
Проталкиваясь к ней, он убил нескольких волков.
Богиня вскочила на ноги и схватила длинное, с блестящим наконечником копье. Улыбка ее была торжествующей, почти веселой.
Перкар увидел, что Апад умирает. Карак, Вороний Бог, обрушился на него, сжал когтями его плечи и клюнул в голову. Череп Апада раскололся, как ореховая скорлупа.
Волк бросился Перкару под ноги, и он споткнулся; волк тут же был убит, но идти дальше Перкар не мог. Голова его сама повернулась навстречу большей опасности: к нему подбиралась Львица. Она волочила одну лапу, возможно, отдавленную лошадью Апада. Рыча, она прыгнула на Перкара – он успел ударить ее мечом и тут же рухнул под страшной тяжестью. Он почувствовал, как проломились доспехи на его животе, услышал треск разрываемой кольчуги. Все тело – одна безумная боль. Последнее, что увидел Перкар, – Охотница встала над ним и вонзила копье ему в горло.
IX
БРОНЗОВАЯ СТАТУЭТКА
Несколько дней Хизи прилежно трудилась над картой. Она надеялась завершить ее прежде, чем наступят регулы и к ней опять придут жрецы. Что бы она ни говорила Тзэму, ей все же не хотелось дожидаться развязки в полном неведении. И Дьена, и других увели вниз по Лестнице Тьмы. Теперь ей было ясно, что лестница эта ведет в провалившуюся под землю часть дворца. Хизи прочитала, что центральная часть дворца поддерживается огромными базальтовыми колоннами – для того, чтобы не провалились полы. Проще было бы заполнить подземные помещения песком, как это сделали в других частях дворца. Но, по-видимому, они для чего-то были нужны. Дополнительные опоры служили подтверждением тому, что подземные залы открыты и их как-то используют. Что-то вроде потайного дворца, куда отправляют детей вроде Дьена по достижении ими определенного возраста. Хизи догадывалась, что их удерживают там насильно. Всех Рекой Благословенных. По ее предположению, подземелье было довольно обширно. И в прошлый раз она почти дошла до него.
Поразмыслив хорошенько, Хизи поняла, что Лестница Тьмы – не единственный путь в подземелье. Если там, внизу, люди, значит, там должна быть вода и разумеется, сеть водостоков. Впервые за несколько месяцев ей вновь пришла в голову мысль спуститься вниз в подземный дворец. Но сначала надо закончить карту. А не то они легко заблудятся – она и Тзэм.
К полудню она закончила свою работу и стала помогать Гану. В последнее время он почти перестал наблюдать за ней, и Хизи решила, что он ей доверяет. Ган редко хвалил ее, но и язвил теперь тоже редко. Для него это была неслыханная доброта. Хизи подозревала – хотя, конечно, это были только подозрения, – что Ган нарочно порвал книгу и написал жалобу, иначе у него не было бы повода учить Хизи. Ган был суров и резок, он никого не любил: у него не было ни друзей, ни семьи. Он ничего никому не давал, во всяком случае так Хизи казалось, и однако по отношению к ней он проявил необыкновенную щедрость.
Утром в библиотеку зашел Йэн. Он приходил каждый день и подолгу сидел за работой, но разговаривать им было некогда, и они только кивали друг другу издали. Но сегодня он подошел к ней – преодолевая застенчивость, как ей показалось.
– Здравствуй, госпо… я хотел сказать, Хизи.
– Здравствуй, Йэн, – серьезно, совсем как взрослая, ответила Хизи.
Йэн взволнованно кивнул.
– Мне бы хотелось отблагодарить тебя, – заговорил он неуверенно.
– Ты уже отблагодарил меня, – ответила Хизи.
– Да, но благодаря тебе укрепилось мое положение среди инженеров, по крайней мере, на время… Я… – Все еще смущаясь, он достал небольшой сверток. – Я хочу тебе кое-что подарить. В знак моей признательности.
Хизи, широко раскрыв глаза, нерешительно разглядывала сверток.
– Ты… постарайся понять меня правильно. Я благодарен тебе за то, что ты мне помогла. Только и всего.
Глаза юноши умоляли Хизи понять то, что он пытался сказать ей.
– Спасибо, – сказала Хизи. – Я все понимаю, не нужно пояснять. Здесь у нас, во дворце, принято дарить друг другу подарки. – Но никто, кроме слуг, никогда мне ничего не дарил, подумала она. Даже назойливый Вез, который последнее время все чаше и чаще обращал на нее внимание.
– Взгляни, понравится ли тебе это, – сказал Йэн. – Или я подарю тебе что-нибудь другое.
Хизи неспешно развернула подарок, стараясь не обнаружить свое горячее любопытство. Когда обертка наконец была снята, девочку охватил восторг. Она держала в руках бронзовую статуэтку. Работа была редкостной: во дворце таких не делали. Статуэтка изображала лошадь на полном скаку, вернее, не лошадь, а полулошадь-полуженщину, с обнаженным торсом и длинными развевающимися волосами. В руке она сжимала копье. Лицо ее выражало дикое, яростное веселье.
– Прекрасно, – выдохнула Хизи. – Я никогда такого не видела.
– Это менг, – сообщил ей юноша.
– Менг?
– Мой отец торгует с ними, с теми, что кочуют на юге. Они, вдоль Реки, идут с севера к порту Ван.
– Менги – они что, полулошади?
Йэн улыбнулся.
– Нет. Такими их представляет предание. Но менги не расстаются с лошадьми. Они верят, что лошади – родственное им племя. И они включают их в свои семьи.
– Странный обычай! – пробормотала Хизи, вертя в руках статуэтку.
– Они настоящие дикари, – заявил Йэн. – Я знал одного из них. Они всегда носят мечи и копья и никогда не снимают доспехов, даже когда ложатся спать или… Да, даже когда ложатся спать. – Покраснев немного, Йэн продолжал: – Они верят, что, если лошадь и всадник погибнут вместе, после смерти они превратятся в единое существо. И что где-то на востоке существует страна, населенная подобными тварями.
– Мне понравилась статуэтка, – сказала Хизи. – И предание тоже. Спасибо и за то, и за другое.
Юноша поклонился со счастливой улыбкой.
– Я рад, госпожа, – сказал он и склонился над книгами.
Хизи опять залюбовалась подарком. Подняв глаза, она встретилась взглядом с Ганом; на лице его было написано отвращение. Хизи покраснела, зная, что он думает. Он уверен, что предсказание его сбылось и что она забудет всю науку, едва только познакомится с каким-нибудь «молодым вертопрахом».
Хизи вернулась к полкам, всем видом показывая, что занята работой. Ган ошибается, если так думает про нее, да, ошибается во всех отношениях. Во-первых, Йэн вовсе не «вертопрах». Он умный и талантливый и совсем не похож на всех этих щеголей, которых Ган так ненавидит. И потом, он вовсе не ухаживает за ней, да и она, Хизи, им не интересуется. Да и какой в этом прок? Ведь она дочь Шакунга. Правда, Йэн об этом не знает, и некоторые бедные дворяне отдают своих младших дочек в купеческие семьи…
Но это, конечно, было бы смешно. Он гораздо старше ее, и даже браки по расчету заключаются не без взаимной склонности. Такому красивому юноше, как Йэн, вряд ли понравится двенадцатилетняя девочка, у которой ни груди, ни бедер… Хизи слышала, как Тзэм и стражники иногда расхваливают женщин, но только не за острый ум и не за хорошие манеры.
Ган ошибался, а уж мог бы лучше знать. Чем больше Хизи думала об этом, тем больше сердилась. Когда Йэн ушел, она подошла к рабочему столу Гана.
– Он не ухаживает за мной, – прошипела девочка со злостью.
Ган с изумлением взглянул на нее.
– Что случилось? – участливо спросил он.
– Я видела, как ты на нас… на меня посмотрел.
Ган чуть-чуть улыбнулся.
– Я был сердит оттого, что ты стала ему помогать, – ответил он. – Я недолюбливаю жрецов, а ведь это они направили его сюда.
– Да, – согласилась Хизи упавшим голосом.
– Похоже, тебе он интересен, – задумчиво сказал Ган.
– Да, он гораздо умнее многих, – с некоторым вызовом сказала Хизи.
– Верно, – сухо согласился Ган. – Однако это ничего не доказывает.
– Согласна, – ответила Хизи.
Ган поджал губы.
– Он, возможно, неплохой человек, этот Йэн. Но от жрецов у меня оскомина, и от всех, кто с ними связан…
– Ты говоришь об аристократах?
Ган пристально взглянул на нее.
– Что я говорю, понять нетрудно. И если я не остановлюсь вовремя, наверняка за это поплачусь.
– Ган, я раньше никогда тебя не спрашивала. Из какого рода ты происходишь?
Ган молчал, казалось, у него перехватило дыхание.
– Из рода Йид Хекес, – изрек он наконец.
Хизи нахмурилась.
– Йид Хекес?
– Разве я неясно сказал?
– Я думала, все они…
Ган многозначительно взглянул на Хизи.
– Тебе все известно, не так ли? Да, всех их выслали – кроме меня. Мне пришлось только отречься от принадлежности к знати – письменно, кровью. Поэтому на самом деле я не принадлежу ни к одному роду.
– Но почему ты здесь остался? Ведь им дали какие-то земли на юге.
– Земли? Да, да… – пробормотал Ган. – Огромные поля хлопка, но книг там найдешь не много… Я не мог оставить библиотеку, девочка.
– Прости. Мне не следовало тебя расспрашивать.
Ган, достав тряпицу, промокнул испарину, выступившую у него на лбу. Строго взглянув на нее, он пожал плечами.
– Ты без устали задаешь вопросы. Это не так уж и плохо, – сказал Ган. Вдруг он наклонился к ней и прошептал заговорщически: – Но спрашивай обдуманно. Будь осторожна, Хизи. Королевская Кровь не защитит от Королевской Крови.
Он вновь уселся на табурет.
– А сейчас, – сказал он, – запомни: я не желаю видеть, чтобы ты здесь с кем-то кокетничала. Здесь библиотека, а не танцевальная зала. Ступай домой. На сегодня я закончил работу. Поднимусь к себе и выпью стаканчик вина.
Через несколько дней к ней опять пришли крови. Их предваряли судороги и другие неприятные ощущения, но жара и тошноты не было. Настроение у Хизи было подавленное; Квэй сказала, что так и должно быть, но от этого было не легче. Тоску ее нельзя было объяснить столь простой причиной. Все то тайное и страшное, что она, казалось, почти забыла, вновь вернулось, дразнящее и пугающее. Больше всего Хизи боялась, что жрецы как-нибудь узнают и опять придут ее испытывать. Хотя она до сих пор не вполне поняла, что они желают выведать, печальный опыт – исчезновение Дьена – наталкивал на мысли о неминуемой опасности. Хизи подумывала о том, не спросить ли ей кого-то, кто не был слугой и на ком не лежал Запрет. Сестру, например, или мать. Но разговор этот мог плохо кончиться и для нее, и для того, кому она стала бы задавать подобные вопросы. Хизи тщетно билась над разгадкой – и это повергало ее в тоску. Однажды она забрела на крышу Главного Дворца и стояла там, глядя вниз на плиты мостовой, как не раз это делала в детстве. Искушение броситься вниз было не слишком велико, хотя желание это Хизи переживала уже не в первый раз. Прошло уже много времени с тех пор, как Хизи впервые посетили мысли о самоубийстве. Она рассматривала такую возможность вполне серьезно. Но с тех пор, как Хизи задумала разыскать Дьена, она редко предавалась отчаянию. Вот уже три года девочка вела розыски, и это спасало ее. Ей доставляло удовольствие смотреть на крохотных людей внизу и думать о том, что краткий, стремительный полет – и вот она уже среди них, обретшая желанный покой и освобождение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51