— сказала она, отвернулась и стала смотреть на залив.Томас тоже посмотрел на залив. Если уж он вернулся в этот мир, следовало разобраться в происходящем. На дальнем конце береговой дуги что-то чадило и над водой стелился дымок, как от забытого костра.— Ночью там вроде бы что-то горело, — вспомнил он. — Мне показалось, что там пожар.— Был, — подтвердил Муха. — Сгорела база отдыха Национально-патриотического союза. Такое несчастье.— Вся? — испугался Томас.— Не вся. Примерно половина.— Но там же держали вашего парня! Он… погиб?— Нет, Фитиль. Он не погиб. Его держали в котельной. А котельная не сгорела. В ней, правда, взорвался бойлер и подвал залило кипятком. Но он успел выскочить.— Значит, обошлось без жертв?— Я бы не сказал, что совсем без жертв. Хотя вряд ли правильно назвать это жертвой. Один человек погиб. Но есть люди, отсутствие которых только украшает жизнь, делает её живее. И даже, я бы сказал, многолюднее. Он и был таким человеком. Так что можно сказать, что обошлось без жертв.— А теперь объясни, почему ты это сделал, — вмешался в разговор Артист.— Рите ты объяснил. Теперь объясни нам.Томас растерянно пожал плечами:— А что мне оставалось? Кто-то должен был это остановить.— Что?— Бойню. Можно называть это как угодно. Гражданская война и все такое. Но это все равно бойня. Купчие дедули нашлись. Без меня они ничего не значат. Если меня нет, то их тоже нет. Вот мне и пришлось. Но оказалось, что все напрасно. Последнее время что-то мне не везёт. Что ни сделаю, все не так.— Напрасно? — не понял Муха. — Что оказалось напрасно?— Да все. Купчие где-то есть. Я, оказывается, тоже есть. А снова на это дело я уже не решусь. Значит, Он не захотел. Я, наверное, не очень хороший лютеранин. Но против воли Его идти нельзя.Артист сходил к «линкольну» и вернулся с небольшим серым кейсом.— Держи, — сказал он. — Это твоё.Томас открыл кейс. В нем лежали папка-скоросшиватель со сценарием фильма «Битва на Векше», созданным вдохновенной фантазией кинорежиссёра Марта Кыпса, информационная записка отдела Джи-2 Главного штаба Минобороны Эстонии о герое фильма, штандартенфюрере СС Альфонсе Ребане, сканированный на компьютере его парадный снимок со всеми регалиями, сделанный сразу после вручения ему Рыцарского креста с дубовыми листьями, о чем свидетельствовала впечатанная в угол снимка надпись: «Alfons Rebane. 9.05.45. Murwik-Flensburg».Но главное, что было в кейсе: три пачки старых гербовых бумаг, перевязанных шпагатом.Томас поразился:— Но это же…— Да, — кивнул Артист. — Это купчие твоего деда. Мы хотели отдать их Розе Марковне.— Она бы их не взяла.— Тем более. Теперь это все твоё.— Откуда они у вас?— Неважно. Важно, что их нет там, где они были ещё вчера.Томас оглянулся на дальний берег залива, где чадило то, что ещё вчера было базой отдыха национал-патриотов.— По-моему, я знаю, где они были. В сейфе Янсена?— Верно, — сказал Муха. — Там они и были. В этой фразе мне больше всего нравится прошедшее время.— И он вам их отдал?— Почему нет? Как попросить.— И что мне с ними делать?— А вот это, Фитиль, решать тебе.— Ну вот, Рита Лоо, я снова самый богатый жених Эстонии, — констатировал Томас. — Ты выйдешь за меня замуж?— Нет, — сказала она. — Я не хочу быть самой богатой вдовой Эстонии.— Мне кажется, мы с тобой поладим. Мы сходимся в главном. А в чем главное? В том, что не в бабках счастье. Мне тоже почему-то не хочется, чтобы ты стала самой богатой вдовой Эстонии. И вообще вдовой. Из-за этих бумаг образовалось уже два трупа. Нет, три, если считать и генерала Мюйра. А его можно считать, он приложил к этим бумагам руку. Три трупа. Пожалуй, хватит. Как ты считаешь?Рита оглянулась на бывшую базу отдыха национал-патриотов и заметила:— По-моему, уже четыре.— Шесть, — сказал Артист.— А кто ещё? — встревожился Томас.— Два солдата из спецподразделения «Эст». Ты их не знаешь. И не узнал бы, даже если бы знал.— Они имели отношение к бумагам дедули?— Прямого — нет.— Но все же имели?— Все же имели.— Значит, шесть трупов, — заключил Томас. — Многовато будет. Так недалеко до демографической катастрофы. Нет-нет, с этим делом надо кончать.Он развязал на пачках шпагат. Взял одну из бумаг. Это была купчая на землю, на которой стояли кварталы таллинского района Вяйке-Ыйсмяэ.— Граждане Вяйке-Ыйсмяэ, я возвращаю вам вашу землю, — возвестил Томас и чиркнул зажигалкой. Пламя мгновенно охватило сухую, как порох, бумагу. — Живите на ней мирно и любите друг друга. Иначе я на вас обижусь.Следующая купчая была на землю, на которой стоял таллинский телецентр.— Господа телевизионные журналисты, объективно освещайте действительность, — дал им строгий наказ Томас. — Не приукрашивайте её, но и не очерняйте. Употребляйте свободу слова на пользу эстонскому обществу, а во вред ему не употребляйте.Он бросил горящий листок на кострище и выудил из пачки следующую бумагу.— А это у нас что? Это у нас земля, на которой стоит загородный дом президента. Господин Леннарт Мери! Помните, что вы президент всех граждан Эстонии независимо от их национальности. Если всем будет хорошо, то и Эстонии будет хорошо. А если одним будет хорошо, а другим плохо, то в конце концов всем будет плохо. Извините, что говорю вам такие очевидные вещи, но иногда нужно о них напоминать. Чтобы не забывались.Томас свалил все бумаги на кострище и поджёг кучу с четырех сторон. Потом достал сигарету и прикурил от огня.— Меня надо занести в Книгу рекордов Гиннеса, — сообщил он. — Ещё ни один человек в мире не прикуривал от костра, в котором горят тридцать или пятьдесят миллионов долларов. Или даже сто в зависимости от конъюнктуры.— Фитиль, я тебя уважаю, — торжественно произнёс Муха.— А это я уже понял. Ты назвал меня словом «жопа». Этим словом ты называешь только своих друзей. Мне приятно, что ты считаешь меня своим другом. Если я, конечно, не ошибаюсь.— Фитиль, ты не ошибаешься, — заверил Муха и обратился к Рите. — Рита Лоо! В Чечне всем нам повезло. Нам повезло, что мы не попали в прицел твоего «Винтореза». Тебе повезло, что ты не попалась нам. Ладно. Проехали. Но если эта жопа будет из-за тебя плакать, я на тебя очень обижусь!— Пока из-за него плачу я, — ответила Рита. Она подгребла разлетевшиеся бумаги в огонь и со вздохом сказала: — Даже не верится. Наконец-то кончился этот кошмар.— Ещё не кончился, — возразил Артист. — И неизвестно, чем кончится. Пора ехать. Рита, отгони в город тачку Томаса. Пастух ждёт тебя в гостинице. Нам понадобится твоя помощь. Он скажет, что делать. А мы проскочим за Розой Марковной.— Я сам отгоню, — запротестовал Томас. — Вы поезжайте, а мы с Ритой поедем на моем «жигуле». Рита Лоо, я по тебе соскучился.— Ты придурок, — сказала она. — Но я тоже по тебе соскучилась.— Скажи не так, — попросил он. — Скажи так, как ты сказала вчера.— Томас Ребане, я по тебе соскучился, — сказала она.— Извините, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, но с ней придётся погодить, — заявил Артист. — Томас, поедешь с нами. Покажешь дорогу. Мотель «Линда» в Марьямаа. Знаешь, где это?— Артист, ты меня обижаешь. Эстонию я знаю до последней родинки. Потому что люблю. Вот ты однажды сказал, что тебе не нравится Эстония. И мне это очень обидно.— Она начинает мне нравиться, — сказал Артист.Муха кивнул:— Мне тоже.
Мотель «Линда» располагался на трассе Таллин — Пярну километрах в восьмидесяти от Таллина на северной окраине небольшого городка Марьямаа. О том, что до поворота к мотелю осталось 500 метров, предупреждал большой красочный щит, но Артист приказал водителю не останавливаться. «Линкольн» вплыл в пригород, развернулся на оживлённой рыночной площади и вернулся к мотелю с юга. Здесь Артист велел тормознуть. Он немного посидел в лимузине, внимательно осматривая подходы к мотелю, потом удовлетворённо кивнул и приказал высаживаться. Муха прихватил из салона спортивную сумку с надписью «Puma», а Томасу было велено забрать серый кейс, который без купчих дедули напоминал ему змеиную кожу, сброшенную змеёй.«Линкольн» отослали в Таллин, потому что обратный путь предполагалось проехать на «фиате» Розы Марковны. Артист и Муха прошли к мотелю, а Томасу приказали стоять на месте и ждать. Он остался в одиночестве на солнечном тротуаре, снял плащ и вскоре ощутил сладкое бремя славы.Он не понял, узнавали его самого или сначала узнавали его элегантный серый сюртук, в котором он не раз появлялся на телеэкранах. Но уже минут через десять негромким возгласом «Зиг хайль!» и вскинутым к плечу кулачком его приветствовал какой-то старикан, который тут же удалился, опасливо посматривая по сторонам. Потом какая-то русская женщина средних лет с чувством сплюнула в его сторону. Потом на него налетела стайка старшеклассниц и начала совать ему тетрадки и учебники. Томас охотно одарил всех автографами, при этом несколько сожалея в душе, что фашистские, в сути своей человеконенавистнические, идеи уже проникли в души даже этих аполитичных вроде бы школьниц, таких милашек. Но тут одна из них робко спросила, в каком новом фильме он будет сниматься, и он с облегчением понял, что его тревоги за будущее молодёжи Эстонии были несколько преувеличенными.Потом два горячих русских парня вознамерились набить ему морду, за него заступились два горячих эстонских парня. Пока они выясняли отношения с помощью слов и угрожающих, а также неприличных жестов, подкатил на мощном «харлее» толстый бородатый байкер в чёрной коже с цветной косынкой на голове и объяснил сидевшей за его спиной герле в такой же коже:— Этого мэна я видел в ящике. Он говорил.Герла выразила неумеренный восторг, что заставило Томаса заподозрить, что она под лёгким кайфом, и пожелала получить автограф. А поскольку писать было нечем и не на чем, сунула Томасу тюбик губной помады и бесстрашно распахнула куртку, обнажив и подставив Томасу очень симпатичную левую сисечку. Он не без удовольствия расписался на ней и не без некоторого труда подавил в себе соблазн нажать на сосочек, как на кнопку дверного звонка. Но рассудил, что с его стороны это будет несолидно и можно схлопотать от байкера, которому экзальтированность подруги не слишком понравилась.Эта сцена ненадолго отвлекла горячих русских парней и горячих эстонских парней от выяснения идеологических разногласий, но, едва байкер свалил, они схватились уже всерьёз. Тут же вокруг них образовалась небольшая толпа и начала степенно обсуждать шансы противоборствующих сторон на победу. Про Томаса все забыли, чему он был очень рад. А тут подкатил и синий «фиат браво», за рулём которого сидела Роза Марковна. Муха перебрался на заднее сиденье, уступая Томасу место. Томас нырнул в «фиат» и сообщил Розе Марковне, что она была права, в своё время остерегая его от политической карьеры, так как он ещё раз убедился, что не чувствует к публичной политике никакого призвания.Роза Марковна посмотрела в зеркало заднего вида на потасовку и неодобрительно покачала седой головой:— Это в Марьямаа в будни. А что же будет в Таллине в субботу?— А что будет в Таллине в субботу? — заинтересовался Томас.— Он меня спрашивает, что будет в Таллине в субботу. Это я должна вас спросить, что будет в Таллине в субботу. Торжественные похороны останков эсэсовца — вот что будет в Таллине в субботу!— Черт! — сказал Томас. — Совсем про это забыл. А сегодня у нас какой день?— Сегодня у нас пятница. Вашего деда будут хоронить завтра.— Уже завтра? — удивился Томас. — Время-то как идёт! Но не такой уж он мне и дед, — дипломатично заметил он, имея в виду, что кое у кого из присутствующих родственные связи с вышеупомянутым эсэсовцем немножко более прямые и не такие сомнительные, как у него. Но тут до него дошло, что Роза Марковна не просто так сказала «вашего деда», а не сказала «моего отца». Он понял, что эта тема ей неприятна, и не стал её развивать.— Ваш друг Сергей Пастухов сказал, что на нелегальном положении мне, возможно, придётся прожить несколько дней, — продолжала Роза Марковна, обращаясь к Артисту и Мухе. — Я прожила всего день. Из этого я заключаю, что опасность для моей жизни миновала. Что произошло за этот день?— Да ничего, — ответил Артист. — Никакой опасности и не было. Мы просто подстраховались.— Не думаю, что вы просто подстраховались. Ладно, попытаюсь понять сама. В этом контексте мне видится только одно событие. В утреннем выпуске новостей сообщили, что ночью на базе отдыха Национально-патриотического союза в Пирита произошёл сильный пожар. В огне погиб оргсекретарь союза, член политсовета Юрген Янсен.— Как?! — ахнул Томас. — Янсен погиб?!— Какая утрата! — воскликнул Артист.— Кто же теперь будет за меня платить? — расстроился Томас. — А стипендия? Он обещал мне стипендию!— Томасу верю. Вам не верю, — заметила Роза Марковна. — Семён, вы плохой актёр. Почему ваши друзья называют вас артистом?— Потому что я артист. Плохой? Может быть. Потому что у меня роли плохие.— Наконец-то я вспомнила, откуда мне знакомо ваше лицо. Ну конечно же! Вы снимались в рекламном ролике про какой-то стиральный порошок. Правильно?— Роза Марковна, я вас умоляю! — завопил Артист. — Смотрите на дорогу, а не на меня! Мы сейчас будем в кювете!— Никогда, — парировала она. — У меня хорошее боковое зрение. И все-таки — я права?— Вот такова судьба у человека искусства, — со вздохом сказал Артист. — Тратишь половину жизни, чтобы тебя узнавали на улицах, а вторую половину — чтобы не узнавали.— Я ошиблась. Вы хороший актёр, Семён. Вы очень умело увели разговор от нежелательной для вас темы. Но я все-таки к ней вернусь. Как-то не очень удачно складываются в последние дни дела Национально-патриотического союза. Прямо какая-то чёрная полоса. Лидер в реанимации, врачи оценивают его состояние как тяжёлое.— А что с ним? — из вежливости поинтересовался Томас.— Цирроз печени. Профессиональная болезнь эстонских политиков. А теперь вот и Янсен. Его прочили в председатели Национально-патриотического союза. Любопытная складывается ситуация. Благоприятная для появления теневых фигур. И одна из таких фигур очевидна. Это некто Генрих Вайно.— Господин Вайно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48