Великолепно сайт Водолей
Ева угадывает ее мысли.
Я тебе все сама расскажу, Мэри, говорит она. Если меня кто не упредит. И скло
няет голову к Люке.
Может, я пока отнесу малышку к себе? В четырнадцатый, хорошо?
Мама глядит вслед удаляющейся Еве.
Артур Джексон скалит зубы: вроде нужно вежливо улыбаться, но ему не по себ
е оттого, что она стоит и смотрит прямо ему в глаза, и Артур Джексон не може
т с собой справиться.
Я пришла за своими детьми, коротко говорит Мэри, словно напоминая: заберу
их, и мы не будем вам мешать.
Он быстро кивает, вытаскивает из кармана брюк конверт.
Они вот туда пошли, видите? Ваша дочь просила вам передать.
Мэри читает записанное им имя.
Селеста? Селеста? Она трясет головой, пытаясь разобрать прыгающие перед
глазами буквы.
Ага, миссис… Мэри, точно. Они туда пошли. Мэри кривится.
Селеста Ц это моя дочь , говорит она. И, вдруг вспомнив про соц
иального работника, начинает паниковать. Кто их забрал?
Да нет же, Мэри, они туда сами пошли.
Мистер Джексон тычет пальцем в свои каракули. Мэри вырывает у него из рук
конверт, прижимает ко рту. Она думает. Перебирает места, где они могут быть
. Селеста могла отвести их в «Лунный свет». Или забрала на улицу погулять.
Мэри оборачивается к двери. На улице совсем стемнело. Что еще могла сдела
ть Селеста? Артур смотрит на нее, видит, что она уставилась в темноту. Сам н
е зная почему, он чувствует себя виноватым.
Дверь все еще нараспашку? Ц следует очередной крик из столовой.
Здесь жуткий сквозняк!
Мэри прижимает конверт к груди; она пытается унять сердцебиение. Мистер
Джексон замечает этот жест, видит, как рука скользнула от губ к груди, и эт
о его трогает. В коридоре появляется Элис Джексон. Мэри замечает, что она в
шлепанцах Ц голубых с помпонами.
Они пошли к своей тете, говорит Элис и, заметив озадаченный взгляд Мэри, по
ворачивается к мужу.
Как она ее называла, Артур?
Он пожимает плечами. Он боится повторить вслух то, что запомнил. Элис скло
няет голову набок, теребит нос. Задумывается.
Карлотта, говорит она твердо. Так ваша девочка сказала. Пошли к тете Карло
тте ужинать. Нашего есть не пожелали!
И она удаляется в столовую. Артур Джексон провожает ее взглядом, наклоня
ется к маме.
Это далеко, Мэри? Давайте я с вами схожу.
Нет, спасибо, отвечает мама. На автобусе доеду.
* * *
Селеста перевела Розу, Марину и Фрэн через Площадь. Если не найду дом сраз
у, решила она, пойдем в больницу. Спрошу у кого-нибудь дорогу. Или заглянем
в «Лунный свет»; Сальваторе наверняка там.
Так что поначалу Селеста не очень волнуется, но когда они оказываются у «
Парада», она приходит в замешательство. Они стоят на углу и ждут, пока Мари
на сбегает к жилым домам, посмотрит, как называется улица.
Что там написано? Ц кричит Селеста.
Погоди, Сел… Южная… Церковная… улица.
Они идут дальше, но на следующем перекрестке Ц Северная Церковная улица
, а потом Греческая Церковная. Все три пересекает Западная Церковная. Это
похоже на дурной сон. Селеста негодует: оказывается, здесь не одна церков
ь, а она-то взяла за ориентир свою.
Она решает пойти в «Лунный свет». И только они поворачивают за угол, как гл
аза ослепляют фары мчащейся на них машины. Селеста толкает сестер к ближ
айшему подъезду. На улице темно, льет дождь, а сидящий за рулем Джо Медора
занят своими мыслями и не замечает четырех маленьких девочек, жмущихся к
стене.
* * *
Ева накормила Люку хлебом, напоила какао и завернула в одну из свекровин
ых шалей. Теперь Люка спит посреди дивана, зажатая между Евиным мужем Юсу
фом и его матерью Наймой. Найма ничего не говорит, но ей нравится, что в дом
е ребенок: она пристально следит за Евой, пытается понять, есть ли у Евы ма
теринский инстинкт, а когда Люка шевелится во сне, ласково над ней курлыч
ет. Рот у Люки открыт, ноги раскинуты в стороны, палец одной руки торчит вв
ерх, в другой она крепко сжимает цепочку, что сорвала с Евиной шеи. Похоже,
она чувствует себя как дома.
Ой-ей-ей, шепчет Ева. Какая лапуля.
Юсуф протягивает руку и дотрагивается до ступни Люки.
Очень красивая девочка, миссис, ухмыляется он маме, появившейся в дверях.
Не стоит ее тревожить, Мэри, поспешно говорит Ева. Можешь оставить ее на но
чь Ц она нам не помешает!
Спасибо, радость моя, отвечает мама, но я ее заберу. Она со стоном взвалива
ет Люку на руки. Цепочка падает из Люкиного кулачка на пол.
Ой, извини, говорит мама, когда Ева наклоняется ее подобрать. Мама вздыхае
т, укрывает полой жилета Люку.
Я сначала, пожалуй, схожу посмотрю на дом. Нет смысла приводить туда детей
, если там… нельзя жить. Ева делает Юсуфу большие глаза и берет Мэри под ру
ку.
Вдвоем сходим, ладно? Посмотрим, что за кавардак они там устроили.
В столовую проникает оранжевый свет уличного фонаря. Ева видит в полумра
ке фигуру Мэри, которая понапрасну щелкает выключателем.
Электричество отключили!
Оно у нас на счетчике, говорит мама. Это в кухне, под лестницей. Только у мен
я нет монеток.
И начинает плакать. Ева берет Мэри за руку и выводит на улицу.
Иди, найди детей, говорит она ей. Мы все сделаем. Возвращайся утром.
Ева вынимает из кошелька десятишиллинговую банкноту, сует маме в ладонь.
Это на автобус, радость моя. И купи себе чего-нибудь поесть по дороге. На те
бе лица нет!
Когда наконец приходит автобус, Ева помогает Мэри сесть. Она наклоняется
, берет Люкин кулачок и целует его.
Какая лапуля! кричит она, спустившись на тротуар.
Ева поплотнее запахивает шубку. И, пока автобус не уехал, смотрит на мамин
о лицо в окне.
пять
Второй раз в моей жизни отец стоит надо мной, стиснув кулаки. Этот раз не п
оследний, но для отца воспоминания о походах в больницу самые тяжелые. Он
плачет.
Бамбина, причитает он. Бамбина… Бамбина… Бамбина…
На самом деле он никак не может вспомнить моего имени. Забыл. Мысли о Джо М
едоре, о том, что сказать Мэри, что делать дальше, Ц все это утонуло в гимна
х, которые он поет в мою честь. Сальваторе сидит рядом с моей кроваткой, то
и дело проводит ладонью по влажным волосам. Он слышит тихий плач ребенка
где-то в углу палаты, слышит, когда наклоняется, чтобы найти носовой плато
к, свой судорожный вздох. Сложенный носовой платок оказывается в кармане
брюк, он дает его отцу, тот прикрывает им глаза, чтобы не видеть меня, Ц ра
зворачивает и водит им ото лба к подбородку, словно утирает с лица пот. До
меня отец пока что даже не дотронулся.
Медсестра приносит две чашки чая; тишину нарушает звяканье фарфора. Отец
пялится в чашку Ц он рад, что есть куда смотреть, дует на чай, пока не подым
ается пена, продолжает дуть, и пена тает, как грязный снег весной.
Медсестра стоит рядом, зажатая между этими двумя мужчинами в костюмах, и
вертит в руках мою карту. Украдкой смотрит на часы.
Ваша жена ушла домой, говорит она, окидывая взглядом и Фрэнка, и Сальватор
е: у обоих такой потерянный вид, что она не может определить, кто из них пап
аша. Не получив ответа, продолжает уже строже:
Лучше утром приходите. Ребенку нужен сон. Она склоняется над моей кроват
кой и выключает лампочку.
В палате не совсем темно, под бинтами жарко, от меня подымается горячая во
лна, а где-то рядом чуть слышный шум, который то появляется, то исчезает. По
началу не поймешь, откуда идут звуки, похожие на вздох. Это ветер, колышущи
й остатки листвы на дереве за окном, но для меня он как шипение кипящей оли
фы. Теперь надо мной склоняется отец: он хочет до меня дотронуться, но не з
нает как, и от его руки, зависшей над призраком моей, исходит самый сильный
, самый мрачный жар. Палату наполняет истошный визг.
* * *
Поздно вечером автобус идет по другому пути Ц «последняя надежда полун
очника», как называет его кондуктор. Мама нетерпеливо ерзает; ей необход
имо немедленно пересчитать всех детей. Через три остановки автобус уже п
олон, и мама сидит, прижатая к окну седым мужчиной, от которого несет пивом
. Он вытягивает ноги, хватается за спинку переднего сиденья и заводит пес
ню.
А Ц ты ангелочек!
Б Ц ты бесподобна!
В Ц ты вечный восторг!
и склоняет сизый нос к Люке, которая зарывается лицом в мамин жилет.
Мама утыкается головой в Люкину макушку, вдыхает запах ее волос. Та самая
«Алфавитная песенка». Странно, что ее призрак явился именно сейчас. Она с
мотрит в окно Ц сквозь свое отражение в ночь, поверх маслянистых крыш до
мов, туда, где темнеют холмы, где скоро затеплится восход.
Мэри пришлось пройти две мили от своей деревни до Хирвауна, где обещал жд
ать ее с фургоном Клиффорд. Она все отлично придумала; положила в сумку ко
шелек, щетку для волос, платье в горошек и туфли. А пока что ковыляет в стар
ых рабочих башмаках отца, в которые напихала выдранные из «Эха» страницы
. Он взбесится от злости, думает она, но он так и так взбесится Ц при мне или
без меня. Разницы никакой: отец по утрам всегда одинаковый.
Мэри смотрит на башмаки, языки болтаются туда-сюда, пока она пробирается
по крутой тропинке, по скользким камням, по заиндевевшей траве. Плевать, ч
то нет шнурков: вот доберется до Кардиффа и отошлет эти опорки домой Ц ка
к есть, набитые газетой.
Остаток пути она видит будто на карте: спуститься по склону холма, что воз
ле дома, обойти по задам церковь и ферму Кутов, дальше по дорожке вдоль бер
ега реки к подножию Минидд-Фаур. А как доберется туда, будет стоять и ждат
ь. При дневном свете видно, что тропинка вся в рытвинах, но в этот утренний
час, пока лучи солнца сюда не дотянулись, земля кажется прозрачной как ст
еклышко. Она бредет дальше, хрустит льдом на краях лужи, подцепляет льдин
ку ботинком и гонит впереди себя. Мэри девятнадцать лет, она решила остав
ить отца и родные сланцевые холмы: отправляется с Клиффордом в Город.
Она ходит взад-вперед по дорожке. Наверное, пришла слишком рано. Мэри смот
рит на еще бледное небо, проглядывающее поверх потрепанных крон дубов; с
той она повыше, скорее бы разглядела фургон Клиффорда. И она взбирается н
а склон, ее взгляд скользит по извилистой тропе Ц та скрывается из виду, а
потом возникает снова, широкой лентой тянется к городу. Мэри наблюдает, к
ак тает над долиной туман, замечает, как крохотные точки вдали оживают и н
ачинают шевелиться Ц отсюда они совсем маленькие, а шуму производят на
удивление много. Но ни одна не похожа на фургон Клиффорда, да и звук у них д
ругой. Она уже тыщу лет ждет. Мэри кладет руку под подбородок и чувствует,
как бьется пульс. Стоит неподвижно, словно каменная, но считает отдающие
в пальцы удары. Сотня, другая, еще, еще, еще, и вот уже солнце стоит высоко на
д головой, и она понимает, что он не появится. Мэри спускается с горы и отпр
авляется дальше, пешком.
Ее отец читает записку, которую она оставила. Швыряет бумажку в огонь.
И хрен с тобой, говорит он пустому дому.
Вроде бы весна, а ветер пронизывающий, как в ноябре. Мэри кутается в воротн
ик пальто. Ее голые ноги побагровели от холода, щека онемела, руки стынут.
А внутри все кипит. Мэри хватает ртом воздух, и ее слова несутся над долино
й.
Ты Ц убожество, Клиффорд Тейлор! Подлый сукин сын!
Взмывает в небо стайка птиц, и наступает тягучая тишина. Мэри чувствует, к
ак стучит в висках кровь.
Не плачь, девочка, говорит она тихо. Не надо плакать.
Она присаживается у обочины на корточки и ищет в сумке перчатки, находит
одну и вспоминает, где вторая Ц в столовой на каминной полке. Она снимала
их, чтобы написать папе записку. Мэри открывает кошелек, пересчитывает д
еньги, которые удалось накопить. Каждое утро по любой погоде Ц в Пендери
н, в «Шахтерское счастье». Расколешь лед в бочке с водой, сунешь туда руки,
а они от студеной воды совсем потрескались, стали как куриные лапы: шутка
ли, простоять всю зиму во дворе, чистя картошку! А по вечерам! Мужчины с ост
екленевшим взглядом и провонявшие дрожжами пялятся на нее, пока она нали
вает им в кружки пиво, только пялятся Ц ни слова не проронят. И жар, жар от и
х припорошенных углем глаз.
Все ради тебя, говорит она, потирая замерзшие руки. Сукин ты сын!
Мэри закидывает сумку на плечо и решает, что в Кардифф пойдет все равно. Но
деньги транжирить не собирается, даже на автобус: доходит, стерев ноги в к
ровь и клокоча от злости, до главной дороги и поднимает руку.
Все глубже и глубже. Сон, который, как мама думала, уже не придет никогда, на
крывает ее. Автобус трясется по Пэрейд, останавливается, снова трогается
, и звяканье колокольчика кондуктора, гул пьяных разговоров вплетаются в
ее сны.
Эй, ты! Я тебе, тебе!
Мужчина размахивает салфеткой как сигнальным флажком.
Я сказал Ц два «Лэмз»! «Лэмз»!
Мэри хочется вырвать у него салфетку и запихнуть в глотку. Но она виноват
о улыбается, ставит отвергнутые стаканы обратно на поднос и несется к ба
ру. Это ее второй вечер в баре Лючано. Ей что ром, что коровье молоко. А они ч
его только не требуют: джин с имбирной, ананасовую шипучку, скотч с закуск
ой. Не то что в «Шахтерском счастье», где пили только пиво, легкое или горь
кое Ц в зависимости от настроения.
Пока официантка, стоящая перед ней, ставит на поднос свои заказы, Мэри при
слоняется к стойке. Самим здесь напитки разливать не разрешают Ц для эт
ого есть специальный человек. Мэри разглядывает его: черный костюм, рука
ва поддернуты, манжеты белоснежной рубашки завернуты, видны золотые зап
онки, на которых выгравировано восходящее солнце. Официантка впереди не
е не торопится, кокетничает с ним. А он глядит поверх ее головы Ц наблюдае
т за залом, на нее же и внимания не обращает. Когда подходит очередь Мэри, о
н смотрит на нее и спрашивает:
Он чего к тебе привязался? Ц кивая головой в сторону типа с салфеткой. Мэ
ри на мгновение берет оторопь: у него голос, как у Марио Ланца, думает она, о
н даже похож на Марио Ланца. К лицу приливает кровь. Чтобы скрыть волнение
, она утыкается в блокнот, привязанный к фартучку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Я тебе все сама расскажу, Мэри, говорит она. Если меня кто не упредит. И скло
няет голову к Люке.
Может, я пока отнесу малышку к себе? В четырнадцатый, хорошо?
Мама глядит вслед удаляющейся Еве.
Артур Джексон скалит зубы: вроде нужно вежливо улыбаться, но ему не по себ
е оттого, что она стоит и смотрит прямо ему в глаза, и Артур Джексон не може
т с собой справиться.
Я пришла за своими детьми, коротко говорит Мэри, словно напоминая: заберу
их, и мы не будем вам мешать.
Он быстро кивает, вытаскивает из кармана брюк конверт.
Они вот туда пошли, видите? Ваша дочь просила вам передать.
Мэри читает записанное им имя.
Селеста? Селеста? Она трясет головой, пытаясь разобрать прыгающие перед
глазами буквы.
Ага, миссис… Мэри, точно. Они туда пошли. Мэри кривится.
Селеста Ц это моя дочь , говорит она. И, вдруг вспомнив про соц
иального работника, начинает паниковать. Кто их забрал?
Да нет же, Мэри, они туда сами пошли.
Мистер Джексон тычет пальцем в свои каракули. Мэри вырывает у него из рук
конверт, прижимает ко рту. Она думает. Перебирает места, где они могут быть
. Селеста могла отвести их в «Лунный свет». Или забрала на улицу погулять.
Мэри оборачивается к двери. На улице совсем стемнело. Что еще могла сдела
ть Селеста? Артур смотрит на нее, видит, что она уставилась в темноту. Сам н
е зная почему, он чувствует себя виноватым.
Дверь все еще нараспашку? Ц следует очередной крик из столовой.
Здесь жуткий сквозняк!
Мэри прижимает конверт к груди; она пытается унять сердцебиение. Мистер
Джексон замечает этот жест, видит, как рука скользнула от губ к груди, и эт
о его трогает. В коридоре появляется Элис Джексон. Мэри замечает, что она в
шлепанцах Ц голубых с помпонами.
Они пошли к своей тете, говорит Элис и, заметив озадаченный взгляд Мэри, по
ворачивается к мужу.
Как она ее называла, Артур?
Он пожимает плечами. Он боится повторить вслух то, что запомнил. Элис скло
няет голову набок, теребит нос. Задумывается.
Карлотта, говорит она твердо. Так ваша девочка сказала. Пошли к тете Карло
тте ужинать. Нашего есть не пожелали!
И она удаляется в столовую. Артур Джексон провожает ее взглядом, наклоня
ется к маме.
Это далеко, Мэри? Давайте я с вами схожу.
Нет, спасибо, отвечает мама. На автобусе доеду.
* * *
Селеста перевела Розу, Марину и Фрэн через Площадь. Если не найду дом сраз
у, решила она, пойдем в больницу. Спрошу у кого-нибудь дорогу. Или заглянем
в «Лунный свет»; Сальваторе наверняка там.
Так что поначалу Селеста не очень волнуется, но когда они оказываются у «
Парада», она приходит в замешательство. Они стоят на углу и ждут, пока Мари
на сбегает к жилым домам, посмотрит, как называется улица.
Что там написано? Ц кричит Селеста.
Погоди, Сел… Южная… Церковная… улица.
Они идут дальше, но на следующем перекрестке Ц Северная Церковная улица
, а потом Греческая Церковная. Все три пересекает Западная Церковная. Это
похоже на дурной сон. Селеста негодует: оказывается, здесь не одна церков
ь, а она-то взяла за ориентир свою.
Она решает пойти в «Лунный свет». И только они поворачивают за угол, как гл
аза ослепляют фары мчащейся на них машины. Селеста толкает сестер к ближ
айшему подъезду. На улице темно, льет дождь, а сидящий за рулем Джо Медора
занят своими мыслями и не замечает четырех маленьких девочек, жмущихся к
стене.
* * *
Ева накормила Люку хлебом, напоила какао и завернула в одну из свекровин
ых шалей. Теперь Люка спит посреди дивана, зажатая между Евиным мужем Юсу
фом и его матерью Наймой. Найма ничего не говорит, но ей нравится, что в дом
е ребенок: она пристально следит за Евой, пытается понять, есть ли у Евы ма
теринский инстинкт, а когда Люка шевелится во сне, ласково над ней курлыч
ет. Рот у Люки открыт, ноги раскинуты в стороны, палец одной руки торчит вв
ерх, в другой она крепко сжимает цепочку, что сорвала с Евиной шеи. Похоже,
она чувствует себя как дома.
Ой-ей-ей, шепчет Ева. Какая лапуля.
Юсуф протягивает руку и дотрагивается до ступни Люки.
Очень красивая девочка, миссис, ухмыляется он маме, появившейся в дверях.
Не стоит ее тревожить, Мэри, поспешно говорит Ева. Можешь оставить ее на но
чь Ц она нам не помешает!
Спасибо, радость моя, отвечает мама, но я ее заберу. Она со стоном взвалива
ет Люку на руки. Цепочка падает из Люкиного кулачка на пол.
Ой, извини, говорит мама, когда Ева наклоняется ее подобрать. Мама вздыхае
т, укрывает полой жилета Люку.
Я сначала, пожалуй, схожу посмотрю на дом. Нет смысла приводить туда детей
, если там… нельзя жить. Ева делает Юсуфу большие глаза и берет Мэри под ру
ку.
Вдвоем сходим, ладно? Посмотрим, что за кавардак они там устроили.
В столовую проникает оранжевый свет уличного фонаря. Ева видит в полумра
ке фигуру Мэри, которая понапрасну щелкает выключателем.
Электричество отключили!
Оно у нас на счетчике, говорит мама. Это в кухне, под лестницей. Только у мен
я нет монеток.
И начинает плакать. Ева берет Мэри за руку и выводит на улицу.
Иди, найди детей, говорит она ей. Мы все сделаем. Возвращайся утром.
Ева вынимает из кошелька десятишиллинговую банкноту, сует маме в ладонь.
Это на автобус, радость моя. И купи себе чего-нибудь поесть по дороге. На те
бе лица нет!
Когда наконец приходит автобус, Ева помогает Мэри сесть. Она наклоняется
, берет Люкин кулачок и целует его.
Какая лапуля! кричит она, спустившись на тротуар.
Ева поплотнее запахивает шубку. И, пока автобус не уехал, смотрит на мамин
о лицо в окне.
пять
Второй раз в моей жизни отец стоит надо мной, стиснув кулаки. Этот раз не п
оследний, но для отца воспоминания о походах в больницу самые тяжелые. Он
плачет.
Бамбина, причитает он. Бамбина… Бамбина… Бамбина…
На самом деле он никак не может вспомнить моего имени. Забыл. Мысли о Джо М
едоре, о том, что сказать Мэри, что делать дальше, Ц все это утонуло в гимна
х, которые он поет в мою честь. Сальваторе сидит рядом с моей кроваткой, то
и дело проводит ладонью по влажным волосам. Он слышит тихий плач ребенка
где-то в углу палаты, слышит, когда наклоняется, чтобы найти носовой плато
к, свой судорожный вздох. Сложенный носовой платок оказывается в кармане
брюк, он дает его отцу, тот прикрывает им глаза, чтобы не видеть меня, Ц ра
зворачивает и водит им ото лба к подбородку, словно утирает с лица пот. До
меня отец пока что даже не дотронулся.
Медсестра приносит две чашки чая; тишину нарушает звяканье фарфора. Отец
пялится в чашку Ц он рад, что есть куда смотреть, дует на чай, пока не подым
ается пена, продолжает дуть, и пена тает, как грязный снег весной.
Медсестра стоит рядом, зажатая между этими двумя мужчинами в костюмах, и
вертит в руках мою карту. Украдкой смотрит на часы.
Ваша жена ушла домой, говорит она, окидывая взглядом и Фрэнка, и Сальватор
е: у обоих такой потерянный вид, что она не может определить, кто из них пап
аша. Не получив ответа, продолжает уже строже:
Лучше утром приходите. Ребенку нужен сон. Она склоняется над моей кроват
кой и выключает лампочку.
В палате не совсем темно, под бинтами жарко, от меня подымается горячая во
лна, а где-то рядом чуть слышный шум, который то появляется, то исчезает. По
началу не поймешь, откуда идут звуки, похожие на вздох. Это ветер, колышущи
й остатки листвы на дереве за окном, но для меня он как шипение кипящей оли
фы. Теперь надо мной склоняется отец: он хочет до меня дотронуться, но не з
нает как, и от его руки, зависшей над призраком моей, исходит самый сильный
, самый мрачный жар. Палату наполняет истошный визг.
* * *
Поздно вечером автобус идет по другому пути Ц «последняя надежда полун
очника», как называет его кондуктор. Мама нетерпеливо ерзает; ей необход
имо немедленно пересчитать всех детей. Через три остановки автобус уже п
олон, и мама сидит, прижатая к окну седым мужчиной, от которого несет пивом
. Он вытягивает ноги, хватается за спинку переднего сиденья и заводит пес
ню.
А Ц ты ангелочек!
Б Ц ты бесподобна!
В Ц ты вечный восторг!
и склоняет сизый нос к Люке, которая зарывается лицом в мамин жилет.
Мама утыкается головой в Люкину макушку, вдыхает запах ее волос. Та самая
«Алфавитная песенка». Странно, что ее призрак явился именно сейчас. Она с
мотрит в окно Ц сквозь свое отражение в ночь, поверх маслянистых крыш до
мов, туда, где темнеют холмы, где скоро затеплится восход.
Мэри пришлось пройти две мили от своей деревни до Хирвауна, где обещал жд
ать ее с фургоном Клиффорд. Она все отлично придумала; положила в сумку ко
шелек, щетку для волос, платье в горошек и туфли. А пока что ковыляет в стар
ых рабочих башмаках отца, в которые напихала выдранные из «Эха» страницы
. Он взбесится от злости, думает она, но он так и так взбесится Ц при мне или
без меня. Разницы никакой: отец по утрам всегда одинаковый.
Мэри смотрит на башмаки, языки болтаются туда-сюда, пока она пробирается
по крутой тропинке, по скользким камням, по заиндевевшей траве. Плевать, ч
то нет шнурков: вот доберется до Кардиффа и отошлет эти опорки домой Ц ка
к есть, набитые газетой.
Остаток пути она видит будто на карте: спуститься по склону холма, что воз
ле дома, обойти по задам церковь и ферму Кутов, дальше по дорожке вдоль бер
ега реки к подножию Минидд-Фаур. А как доберется туда, будет стоять и ждат
ь. При дневном свете видно, что тропинка вся в рытвинах, но в этот утренний
час, пока лучи солнца сюда не дотянулись, земля кажется прозрачной как ст
еклышко. Она бредет дальше, хрустит льдом на краях лужи, подцепляет льдин
ку ботинком и гонит впереди себя. Мэри девятнадцать лет, она решила остав
ить отца и родные сланцевые холмы: отправляется с Клиффордом в Город.
Она ходит взад-вперед по дорожке. Наверное, пришла слишком рано. Мэри смот
рит на еще бледное небо, проглядывающее поверх потрепанных крон дубов; с
той она повыше, скорее бы разглядела фургон Клиффорда. И она взбирается н
а склон, ее взгляд скользит по извилистой тропе Ц та скрывается из виду, а
потом возникает снова, широкой лентой тянется к городу. Мэри наблюдает, к
ак тает над долиной туман, замечает, как крохотные точки вдали оживают и н
ачинают шевелиться Ц отсюда они совсем маленькие, а шуму производят на
удивление много. Но ни одна не похожа на фургон Клиффорда, да и звук у них д
ругой. Она уже тыщу лет ждет. Мэри кладет руку под подбородок и чувствует,
как бьется пульс. Стоит неподвижно, словно каменная, но считает отдающие
в пальцы удары. Сотня, другая, еще, еще, еще, и вот уже солнце стоит высоко на
д головой, и она понимает, что он не появится. Мэри спускается с горы и отпр
авляется дальше, пешком.
Ее отец читает записку, которую она оставила. Швыряет бумажку в огонь.
И хрен с тобой, говорит он пустому дому.
Вроде бы весна, а ветер пронизывающий, как в ноябре. Мэри кутается в воротн
ик пальто. Ее голые ноги побагровели от холода, щека онемела, руки стынут.
А внутри все кипит. Мэри хватает ртом воздух, и ее слова несутся над долино
й.
Ты Ц убожество, Клиффорд Тейлор! Подлый сукин сын!
Взмывает в небо стайка птиц, и наступает тягучая тишина. Мэри чувствует, к
ак стучит в висках кровь.
Не плачь, девочка, говорит она тихо. Не надо плакать.
Она присаживается у обочины на корточки и ищет в сумке перчатки, находит
одну и вспоминает, где вторая Ц в столовой на каминной полке. Она снимала
их, чтобы написать папе записку. Мэри открывает кошелек, пересчитывает д
еньги, которые удалось накопить. Каждое утро по любой погоде Ц в Пендери
н, в «Шахтерское счастье». Расколешь лед в бочке с водой, сунешь туда руки,
а они от студеной воды совсем потрескались, стали как куриные лапы: шутка
ли, простоять всю зиму во дворе, чистя картошку! А по вечерам! Мужчины с ост
екленевшим взглядом и провонявшие дрожжами пялятся на нее, пока она нали
вает им в кружки пиво, только пялятся Ц ни слова не проронят. И жар, жар от и
х припорошенных углем глаз.
Все ради тебя, говорит она, потирая замерзшие руки. Сукин ты сын!
Мэри закидывает сумку на плечо и решает, что в Кардифф пойдет все равно. Но
деньги транжирить не собирается, даже на автобус: доходит, стерев ноги в к
ровь и клокоча от злости, до главной дороги и поднимает руку.
Все глубже и глубже. Сон, который, как мама думала, уже не придет никогда, на
крывает ее. Автобус трясется по Пэрейд, останавливается, снова трогается
, и звяканье колокольчика кондуктора, гул пьяных разговоров вплетаются в
ее сны.
Эй, ты! Я тебе, тебе!
Мужчина размахивает салфеткой как сигнальным флажком.
Я сказал Ц два «Лэмз»! «Лэмз»!
Мэри хочется вырвать у него салфетку и запихнуть в глотку. Но она виноват
о улыбается, ставит отвергнутые стаканы обратно на поднос и несется к ба
ру. Это ее второй вечер в баре Лючано. Ей что ром, что коровье молоко. А они ч
его только не требуют: джин с имбирной, ананасовую шипучку, скотч с закуск
ой. Не то что в «Шахтерском счастье», где пили только пиво, легкое или горь
кое Ц в зависимости от настроения.
Пока официантка, стоящая перед ней, ставит на поднос свои заказы, Мэри при
слоняется к стойке. Самим здесь напитки разливать не разрешают Ц для эт
ого есть специальный человек. Мэри разглядывает его: черный костюм, рука
ва поддернуты, манжеты белоснежной рубашки завернуты, видны золотые зап
онки, на которых выгравировано восходящее солнце. Официантка впереди не
е не торопится, кокетничает с ним. А он глядит поверх ее головы Ц наблюдае
т за залом, на нее же и внимания не обращает. Когда подходит очередь Мэри, о
н смотрит на нее и спрашивает:
Он чего к тебе привязался? Ц кивая головой в сторону типа с салфеткой. Мэ
ри на мгновение берет оторопь: у него голос, как у Марио Ланца, думает она, о
н даже похож на Марио Ланца. К лицу приливает кровь. Чтобы скрыть волнение
, она утыкается в блокнот, привязанный к фартучку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32