Он отхлебывает кофе Ц без молока. Он думает о Селесте, о
том, как этот тип будет сжимать своими пальцами-сосисками ее хрупкие руч
ки, представляет себе, как Пиппо спускает с плеч подтяжки. Фрэнки не хочет
ся об этом думать. Его глаза устремляются в дальний угол комнаты, где стоя
т дедушкины часы и горка красного дерева, забитая хрусталем и серебром. Б
ольшая комната, в коврах, теплая, с изображениями святых, которых он не мож
ет узнать, и Иисуса, которого может Ц у того из груди исходит сияние. Иису
с протягивает Фрэнки руку, словно говоря: В чем загвоздка, Фрэнк? Отличная
партия! Иисус, но он же такой… уродливый, возражает про себя Фрэнки. Правда
… правда, богатый. И не такой уж старый. Фрэнки переводит взгляд с Иисуса н
а Пиппо и обратно. Иисус по-прежнему улыбается. Фрэнки кивает ему. Ну ладн
о, мысленно произносит он. Тогда подай мне знак.
Пиппо замечает опущенные уголки рта, прижатый к груди кулак, замечает та
кже, что Фрэнки едва притронулся к кофе. Может, он считает, что его дочь сли
шком молода?
Итак, Селеста. Сколько ей лет? Ц спрашивает Пиппо как бы вскользь, наклон
яясь, чтобы налить еще кофе.
Семнадцать, отвечает Фрэнки, накрывая свою чашку ладонью.
У нее есть ухажеры? Она красивая девушка, Фрэнк. У нее есть ухажеры?
Пиппо ухмыляется, трет жирные указательные пальцы друг о друга.
Нет, отвечает Фрэнки, оскорбленный этим жестом. Она порядочная девушка.
Пиппо громко смеется, хлопает Фрэнки по колену. Кофейные чашки на поднос
е подпрыгивают.
Пойдите поговорите с ней, Фрэнк. Скажите ей, я добрый человек. А там посмот
рим, ладно?

Выйдя на улицу, Фрэнки хватается за перила. Он окидывает взглядом сверка
ющие белые ступени, тяжелую черную дверь с блестящим латунным молотком и
отвратительным венком; из окон льется теплый свет. Вроде бы лестное пред
ложение Ц это и впрямь будет хорошая партия, Ц но грудь распирает, а чел
юсти свело. Рот Фрэнки наполняется чем-то горьким, скользким, как яичный б
елок, и он, покрывшись испариной, перегибается через перила. Из него поток
ом льется скисшее молоко и подгоревший кофе.

* * *

Фрэн наклонила голову так, что ее подбородок упирается мне в плечо, и я щек
ой чувствую, что лицо ее холодное, как мрамор. От волос пахнет гарью. Она пр
ижимается ко мне, и по тому, как шевелится ее щека, я догадываюсь, что она ул
ыбается. Я пришла попросить ее вести себя хорошо и не огорчать маму, но, во
всяком случае, она здесь, рядом, и мне не хочется нарушать это состояние. М
ы сидим на Розиной кровати, смотрим вдаль Ц за ограду, за переулок, за гор
ящие уличные фонари Ц на темные ряды приговоренных к уничтожению домов
под холмом. В этом свете их крыши кажутся синими. Мы чего-то ждем.
Вот увидишь, Дол, сейчас они появятся.
Она трепещет от волнения: я спиной чувствую, как бешено бьется ее сердце. Я
вижу на ее ноге следы маминых пальцев, но Фрэн об этом и думать забыла Ц о
на слишком счастлива.
По лестнице барабанят шаги, звучит знакомая песенка:
Собирайте по-жиит-ки,
Розин голос становится громче, дверь распахивается:
Иголки и ни-ит-ки!
Она научилась этой песенке у мамы. Роза стоит в дверях, включает свет. Из ч
ерноты окна проступают два отражения: у Фрэн бледное лицо призрака, а мое
круглое, как луна.
Что это вы здесь делаете? Ц спрашивает Роза. У вас что, своей комнаты нет?

Тсс! Выключи свет, машет рукой Фрэн. Мы слушаем!
Роза встает коленями на кровать, теребит Фрэн за плечо.
А почему надо слушать в темноте?
Потому что там пожар!
Как только Фрэн это произносит, воздух пронзает вой сирен: он идет волнам
и, и я начинаю дрожать. Мои кости ходят ходуном, и голова с одной стороны ст
ановится горячей Ц как будто ее облили кипятком. Роза подпрыгивает на к
ровати, выключает свет, и тут внезапно возникает грандиозная вспышка, чт
о-то грохочет на далекой улице, и ночь заливают снопы искр.

Переходя по дороге домой Дьяволов мост, Фрэнки уголком глаза замечает ка
скад ярко-оранжевых огней, вспышку солнца в полуночном небе. И принимает
это за знак, который подал Господь.


семь

Я еще не успела открыть глаза, а уже слышу их голоса; сегодня суббота Ц ед
инственный день, когда и мама, и папа все утро дома, поэтому обычно случает
ся скандал.
Нет, Фрэнк, говорит мама.
Да, Мэри, говорит отец. На сей раз дело точно серьезное. Мама тоже кричит.
Мы уже потеряли одну дочь!
Я не терял.
Мамин голос становится глуше: я представляю себе, как она ходит по дому, бе
рет стопку выстиранного белья из столовой и несет его в кухню, ударяясь о
стул отца, когда проходит мимо. А он сидит за столом со «Спортивной жизнью
», зажав зубами карандаш, и изучает прогнозы.
Ей всего семнадцать, Фрэнк, умоляюще говорит мама.
Вполне достаточно, отрезает отец.
Он хочет сказать, что она достаточно взрослая. Мама не может долго так спо
рить Ц у отца есть способ добиться своего. Внизу становится очень тихо. Я
приподнимаю голову над подушкой и вижу, что Люкина половина кровати пуст
а. А в углу в своей кровати под грудой одеял лежит Фрэн. В комнату вбегает Л
юка и, увидев меня, подносит палец к губам.
Они снова завелись, шепчет она. Селеста замуж выходит!
Она там, внизу? Ц спрашиваю я.
Люка оттопыривает губу.
Ты что, совсем глупая? Она на работе.
Селеста работает в коопе, кооперативном магазине, всего шесть месяцев, н
о уже стоит в мясном отделе. Мама говорит, это потому, что у нее отцовская д
еловая жилка, но Селеста знает настоящую причину: менеджер Маркус в нее в
люблен, и ему нравится, когда она на виду.
В мясе он дока, гордо говорит она, словно все должны быть в чем-нибудь дока
ми, иначе и жить-то не стоит. Она приходит домой со свиными сардельками Бо
йера, с толстыми серыми брикетами грудинки, которую отец полюбил есть сы
рой. Что угодно, только не ливер.
Черви! Ц предупреждает мама, когда видит, как он, зажав в кулаке кусок гру
динки, рвет его зубами. У тебя в животе заведется ленточный червь шести фу
тов длиной!
Я не знаю, как выглядит ленточный червь. Я представляю, будто рулон мерной
ленты из маминой коробки для рукоделия ползет по лицам мужчин из «Кримин
альных новостей»; представляю, как он поднимается жирной желтой змеей по
горлу отца. Может, у него от этого изжога?
Влажное шипение сковороды, запах сосисок, стук в дверь. Родители его не сл
ышат, а Люка слышит; она одним прыжком оказывается у окна, набрасывает на г
олову тюлевую занавеску и вжимается лицом в угол оконной рамы.
Там полиция! Идите посмотрите!
Фрэн высовывает голову из-под вороха одеял; волосы у нее сбились набок, ще
ки пылают. Она пронзительно взвизгивает и снова ныряет под одеяла.
Я вижу из окна верхушку полицейской каски и плечо с номером. Рядом с ним же
нщина. Она без шляпы. Они оба нагибаются и смотрят в щель почтового ящика,
а потом кричат в нее. Я пытаюсь разглядеть их получше, но стекло затуманил
ось от Люкиного дыхания. Она вытирает его тюлем, поэтому туман теперь кло
чковатый. Внизу открывается входная дверь.
Миссис Гаучи? Ц спрашивает женщина. Вы позволите зайти? Мы хотим с вами п
обеседовать.
Люка оборачивается и пихает меня.
Иди послушай, говорит она.
Нет, ты иди.
Ты! Я покараулю.
Покараулить Ц это так называется; просто Люка теперь оказывается вне оп
асности. Она будет ждать, пока я вернусь с новостями или меня поймают на ле
стнице. Я не хочу, чтобы меня поймали на лестнице. Люка знает, что это для ме
ня значит, но ей плевать; она придвигается ко мне так близко, что видны тол
ько ее зубы.
Иди сейчас же, шипит она.

Дверь на лестницу приоткрыта. Я просовываю голову в щель и смотрю. Сквозь
голубую дымку я вижу маму у раковины, прижимающую к груди тарелку. Отец си
дит за столом, женщина с ним рядом, на скатерти лежит ее открытый блокнот.
Полицейский стоит ко мне спиной, и я вижу только его затылок и волосы, кото
рые примялись под каской, сама каска, похожая на гигантский чехол для чай
ника, стоит на столе. Они замерли как на картине. Ее я не знаю, но
по тому, как откашливается полицейский, перед тем как заговорить, понима
ю, что это констебль Митчелл.
К-хм… Это очень серьезное преступление, миссис Гаучи, говорит он. Мистер и
миссис Эванс могли погибнуть.
Собственно говоря, они потеряли всё, говорит женщина.
Они пострадали? Может… Ц начинает говорить мама, но отец яростно хлопае
т ладонями по расстеленной на столе «Спортивной жизни».
Приведи ее! Ц кричит он. Немедленно приведи!
За моей спиной легкое, как шелк, шуршание: это Фрэн в ночнушке проскальзыв
ает на нижнюю ступеньку.
Увидев ее, отец кидается вперед, она тряпичной куклой отскакивает от его
кулака. Он держит над ней занесенную руку Ц если она шевельнется, снова е
е стукнет, но Фрэн отлично знает, как вести себя в таких случаях. Мы все зна
ем. Она застывает на месте и тихонько дышит ртом. Констебль Митчелл делае
т шаг вперед, но мама его опережает. Она отпихивает отца, и тот ударяется с
пиной о дверь кладовки.
Как ты можешь? Ц кричит она, но не полицейскому, а Фрэнки. Докажи, что это о
на! Давай, доказывай!
Они глядят друг на друга, оба тяжело дышат. Мама не подняла рук, но уже разд
винула их в стороны. Она готова разорвать кого угодно.
Рой и Томми Джексоны, тихо говорит констебль Митчелл. Г-хм… они сделали за
явление, Мэри.
Он ведет ее обратно к столу и заботливо усаживает на место.
Они видели ее вчера вечером в лавочке Эвансов. Сказали, что она разводила
костер.
Фрэн на нижней ступеньке судорожно глотает ртом воздух.

* * *

Прошла целая неделя с тех пор, как сгорела лавочка Эвансов. А мое воображе
ние все рисует картины: задняя комната объята пламенем, рушатся полки, ст
ановясь из коричневых огненно-красными; полыхает фартук мистера Эванса
; миссис Эванс выскакивает на улицу, вокруг ее рта кольцо густого дыма, жил
ет падает с плеч. Взрываются банки с горошком, масло истекает кровью, вязк
ими лужами расползаются круги сыра. Чего я не вижу , так это мал
ьчиков Джексонов, без конца дымящих сигаретами «Парк Драйв», «Соверен»,
«Плейерз», «Крейвен А», хотя они отродясь ничего, кроме бычков, подобранн
ых на улице, не курили. Не вижу и мистера Эванса, держащего двумя пальцами
обугленные останки бухгалтерской книги. Теперь ему долгов уже не стребо
вать. И никто из соседей нашу Фрэн не осуждает.

Нас послали наверх, в комнату, потому что вернулась социальный работник.
Дверь на лестницу заперта, но мы, если бы хотели, могли бы слушать, прижавш
ись ухом к деревянной стене. Мы знаем, что она заставляла делать Фрэн Ц ри
совать картинки, выбирать из книжки цвета, знаем про заявления, отчеты, ре
комендации. Ева сказала маме, что вся улица считает мальчиков Джексонов
лгунами, но это не новость, а еще Ц что Эвансы на страховку купят новый ма
газин в Лланрамни. Мы все это уже слышали, и слушать нам надоело. Решено, чт
о Фрэн отправят в монастырский приют. Социальный работник рассуждает об
этом так, будто это дом отдыха, но у Розы другие сведения; она говорит, что п
риютского ребенка видно за милю.
Тебя сначала бьют, а потом уж спрашивают. Я так полагаю, у тебя таких еще мн
ого будет, кивает она на синяк над бровью Фрэн. За несколько дней он из сиз
ого стал ржаво-бурым. Фрэн отцовскую отметину носит с гордостью, но до ее
отъезда появятся и новые. Она касается синяка кончиком пальца.
Надеюсь, сойти не успеет, говорит она. С ним я выгляжу круче.
Это ты хочешь так выглядеть, поправляет ее Роза. Приютские Ц они сами кру
тые.
Тебе знаешь что нужно… Татуировка, задумчиво произносит Люка. Она сидит
на обычном месте у окна, со своей лысеющей куклой Синди, держит ее за прядь
волос и стучит ей по подоконнику.
Татуировка их наверняка напугает.
Люка Ц она собирает переводные картинки из комиксов Ц поддергивает ру
кав пуловера: по руке ползет к локтю Человек-паук. Роза фыркает, но я вижу, ч
то Фрэн заинтересовалась; она хватает Люку за запястье, рассматривает гл
янцевую картинку Ц темно-синие разводы, алую сеть паутины. Голова Синди
вращается в тисках Люкиной ладони.

Социального работника зовут Элизабет Прис. Называйте меня просто Лиззи,
говорит она маме, которая пропускает это мимо ушей и не называет ее никак.
И еще она толстая, как Карлотта. А одежду, наверное, покупает в том же магаз
ине: зеленое твидовое пальто, плотное шерстяное платье, грязно-коричнев
ые чулки. Лиззи огорчает то, что она всякий раз застает у нас дома Еву, кото
рая потчует маму сигаретами и ромом из чайных чашек. Она не одобряет куре
ния и выпивания, а также нашего отца: сделала о нем пометку в своем блокнот
е. Насилие в семье, написано там. А вот я ей нравлюсь Ц она называет меня
кариад , это по-валлийски значит «дорогуша».
Говорит только Лиззи, она разложила на кухонном столе бумаги и перечисля
ет все документы, которые надо подписать.
Ну вот, Мэри, произносит она, тут Ц вы подтверждаете, что поняли условия д
оговора о попечении, а это Ц о том, что Франческа может взять с собой всяк
ую мелочь, которая поможет ей обжиться на новом месте.
Мэри дергает головой, будто получила пощечину.
Вы же знаете, это не навсегда, говорит Лиззи, протягивая авторучку. Вы сами
сказали, что не справляетесь с ней. Подумайте об остальных, радость моя.
Без таких, как вы, она бы справилась лучше, изрекает Ева и, приподняв крышк
у чайника, жмурится от поднимающегося пара. Она мешает в чайнике ложкой, и
брелки на ее браслете позвякивают. Лиззи не придает ее словам никакого з
начения и смотрит поверх бумаг на маму. Ее беспокоит взгляд Мэри, прозрач
ный и застывший; кто собирается отдать ребенка под опеку государства, та
к не смотрит. Лиззи сделала у себя в блокноте пометку и про маму: «Психичес
ки неуравновешенна, подвержена депрессиям, одна из дочерей отдана в прие
мную семью на Мальту».
Она считает, что знает всю нашу историю, потому что записала ее;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32