Скидки сайт https://Wodolei.ru
«Этот фильм сделал известным Пуэрто-Валларта, – сказал Сэм, – спасибо Элизабет Тейлор и Ричарду Бартону». Известные американские киноактеры.
Дорога огибала остатки декораций и исчезала в зарослях, окаймлявших горы, они тянулись бесконечной цепью до самого горизонта: одна заросшая буйной растительностью вершина как отдаленное эхо повторяла другую. А справа, насколько хватало глаз, раскинулся Тихий океан, – сегодня бурный и взбаламученный, – бесконечная водная пустыня, простиравшаяся до самого Китая. Недалеко от берега над водой возвышались две громадных скалы, которые Сэм назвал «los arcos», очевидно потому, что под действием ветра и воды в их толще образовались сквозные арки. И вдруг над океаном загорелась радуга. «Папа, ты только посмотри, какая красота!» – прошептала Джоан и взяла меня за руку.
– Вы привезли хорошую погоду, – с улыбкой сказал Сэм. – Давайте-ка выпьем по этому случаю. Тони вернется из города с минуты на минуту.
Тони оказалась девятнадцатилетней шведкой, почти такой же высокой, как Сэм, более яркой блондинкой, чем моя дочь, лифчика Тони не носила, а ее мешковатые белые брюки были подпоясаны бечевкой. Судя по тому, как горячо она обняла Сэма, примчавшись на виллу и освободившись от многочисленных покупок, они жили «au pair». Как супруги (фр.).
Энергично пожав нам руки, она извинилась («Я оставлю вас на минуточку, хорошо?») и, собрав свои пакеты, побежала вниз по каменным ступенькам, в спальню хозяина. Спальня и комнаты для гостей находились этажом ниже гостиной, их двери выходили на террасу с бассейном.
– На нашу кровать стоит посмотреть, – сказал Сэм, четко определив, как и положено добросовестному судье, характер их отношений. – Она и по форме круглая, как у того плейбоя из Чикаго.
Мы вышли из гостиной на террасу, и Карлос принес нам туда выпивку, – «маргаритас», приготовленный Марией. Эта супружеская пара казалась просто идеальной прислугой, я не мог понять, почему Сэму так хотелось избавиться от них.
– Тони говорит на шести языках, – с гордостью заявил Сэм.
Тони владела шведским (само собой), английским, испанским, французским, итальянским и немного говорила на португальском. Она присоединилась к нам, переодевшись в одно из тех платьев, которые только что купила в городе, – это был белый кружевной наряд, обильно украшенный бахромой, которая, тем не менее, не скрывала ее наготы. Тони была босиком («Так удобнее ходить по этим плиткам», – объяснила она), а в руках держала босоножки на низком каблуке, которые собиралась надеть вечером, когда поедем в город обедать.
– Я уже заказала столик на девять часов, – сказала она Сэму, а тот, выслушав эту информацию, молча кивнул, – судья не должен делиться с окружающими своими соображениями.
За ту «минутку», что Тони провела в спальне хозяина, она успела принять ванну, вымыть голову шампунем, тщательно сделать макияж и облачиться в белоснежный наряд, который назвала своим «подвенечным платьем». Она присоединилась к нам только в пятом часу. Пробормотав что-то невразумительное о каких-то таинственных поручениях, с которыми ей срочно надо разобраться, Тони заверила нас, что вернется домой к семи. Может, нам будет интересно побродить по городу или заглянуть в магазины («Я в полном восторге от здешних магазинов!» – воскликнула Тони, широко распахнув свои большие голубые глаза), а потом пообедаем в «Ла Конха», лучшем ресторане в городе, по ее словам, и Сэм подтвердил эту информацию. На ходу чмокнув Сэма в щеку, Тони бросила нам: «Так увидимся позднее», – и мгновенно птицей взлетела по каменным ступенькам. На секунду над нашей головой мелькнули ее длинные ноги, босоножки, болтавшиеся в руке, – и она исчезла. Еще через несколько секунд услышат шум отъезжающей машины.
– Я без памяти влюблен в нее, – сказал Сэм, а я тут же вспомнил Джорджа Харпера, который произнес те же слова на допросе в полиции, и меня пронзило острое чувство вины перед ним.
На потолке нашей ванной жили два паука, каждый размером с монетку в пятьдесят песо. Я хотел уничтожить их, но Дейл воспротивилась, указав, что пауки поселились здесь раньше нас и имели законное право на свою площадь. Она дала им имена: Айк и Майк. Входя в ванную, я каждый раз смотрел, где они находятся и что делают. Пауки неподвижно сидели на одном месте, казалось, они прилипли к нему. Паутины не плели. Просто сидели неподвижно. Непонятно, чем же они питались.
* * *
В первое же утро нашего пребывания на «Каза Эспинья» я понял, почему Сэм решил уволить своих слуг. Проснувшись в то утро, мы поспешно привели себя в порядок, и к половине восьмого все были готовы, но Карлос с Марией появились на кухне только к девяти часам и начали готовить завтрак. По словам Марии, они не поняли (хотя Тони накануне отдала распоряжение на чистом испанском языке), в котором часу господа собирались завтракать. Зато сам завтрак оправдал наши долгие ожидания: свежий апельсиновый сок, папайя, особым способом приготовленная яичница с ветчиной (хрустящая корочка и чуть-чуть соли), крепкий черный кофе в глиняных кружках, которые Сэм привез из последней поездки в Гвадалахару. Сэм поинтересовался, передают ли еще по телевизору ту дурацкую рекламу бескофеинного кофе «Брим», в которой актеры, пропев хором: «Пейте только кофе „Брим“ – и здоровье ваше с ним», заливались истерическим хохотом, как будто это была самая удачная шутка века. Я не смог ответить на этот вопрос, потому что не люблю смотреть телевизор.
На вилле телевизора не было. И телефона – тоже. Сэм объяснил мне заранее, что, в случае необходимости, можно доехать до отеля «Гарса Бланка» – милях в двух отсюда, по дороге к городу, – там есть телефон, и если звонят обитателям виллы, управляющий любезно отправляет за ними посыльного. Перед отъездом я на всякий случай оставил Синтии номер телефона этого отеля, но не ожидал звонков, если только не случится что-то из ряда вон выходящее. Сэм сказал, что мог бы установить телефон на вилле, но предпочитал обходиться без него.
– Из всех достоинств здешней жизни больше всего ценю покой, – сказал Сэм. – Шум поднимает только стая зеленых попугаев, которая каждое утро пролетает мимо моей террасы ровно в девять часов. Как только вспомню, Мэттью, что в Калузе телефон трезвонит без умолку каждые десять минут, мне становится нехорошо. Просто счастлив, что уехал, и обратно ни за что не вернусь.
Я был тоже счастлив пожить вдали от всей той суеты. Но, в отличие от Сэма, мне предстояло вернуться к пятому декабря.
* * *
В воскресенье Сэм разбудил нас в семь утра, объявив, что сразу же после завтрака отправляемся на лодке в Ялапу, – до этой части побережья можно добраться только по воде часа за два. Мы погрузились на паром (вместо обещанной лодки) и к девяти утра прибыли в Ялапу. Ленч у нас состоялся в ресторанчике на берегу под названием «У Рохелио», где бродячий разносчик пытался всучить Дейл заколку для волос, сделанную из раковины (она купила точно такую же в Пуэрто-Валларта на сорок песо дешевле). Затем мы расположились на пляже, и тут я познакомился с человеком, который неожиданно снова напомнил о том, что ожидало меня по возвращении в Калузу.
Они с женой приехали позагорать и устроились рядом с нами. Мне не доводилось встречать такой тоненькой женщины, как его жена, с такой непропорционально пышной грудью. Ее груди просто вываливались из лифчика коричневого бикини, которое почти сливалось с загоревшей до черноты кожей, волосы у нее были черные. Женщина улыбнулась мне, устраиваясь поудобнее на расстеленном одеяле, муж улыбнулся тоже, и вскоре мы разговорились. Он рассказал мне, что они живут в Мексике уже восемь лет, а до этого он работал в рекламном агентстве в Нью-Йорке. Его там обвинили в убийстве жены, которую он якобы задушил как-то ночью в приступе ярости. После судебного разбирательства, продолжавшегося почти два месяца, оправдали. Вскоре после окончания процесса он ушел с работы, распродал имущество и переехал вместе со своей бывшей секретаршей сюда, в Ялапу. Эта женщина с неестественно пышным бюстом, которая сейчас, улыбаясь, лежала рядом с ним на одеяле, его жена. Здесь они наконец обрели неведомое им дотоле счастье. Он рассказывал мне о своей жизни, заметно волнуясь, губы и веки подергивались в нервном тике, и я ощущал в его словах столь глубокое и трогательное одиночество, что сам чуть не расплакался. Паром готовился к отплытию, и мы на прощание крепко пожали друг другу руки. Я брел по воде вслед за Дейл и своей дочерью к поджидавшей нас моторной лодке и думал о Джордже Харпере, который, сломав решетку, сбежал из тюрьмы, угнал машину шерифа, – и понимал, каким одиноким должен он себя чувствовать. Паром отчалил в половине пятого, и к семи мы вернулись в Пуэрто-Валларта. Пообедали в городе в ресторане, и за обедом Джоан сообщила нам великую новость: завтра предстоит необычный день: завтра она впервые обновит на публике свое бикини, а поэтому требует отнестись к этому событию со всей серьезностью и не подшучивать над ней. Когда вернулись на виллу, вся «женская половина», как называл их Сэм, тут же отправилась спать, оставив нас с хозяином в гостиной сыграть партию в шахматы и выпить по рюмочке коньяка. Сэм играл белыми, я – черными. Не прошло и десяти минут, как Сэм сделал мне мат.
– Что с тобой? – спросил он.
Я рассказал ему о деле Харпера. Рассказал о своей беседе с Ллойдом Дэвисом и его женой, с Салли Оуэн и ее бывшим супругом, рассказал о своем разговоре с матерью Харпера и с ее соседкой, поведал о своем неудачном визите к Китти Рейнольдс, поделился своими подозрениями, что почти все лгали мне.
– Никто не лжет просто так, если не хочет скрыть что-то, – сказал Сэм.
– Но они все лгали. Неужели у каждого есть что скрывать?
– Да, если налицо преступный сговор.
– Погоди, Сэм, какой «преступный сговор»?
– Может, наркотики? – предположил Сэм.
– Нет, нет.
– Флорида по количеству туристов занимает второе место в Штатах. Ты говоришь, некоторые из них живут в Майами?
– Да.
– Торговля наркотиками там приносит доход в семь миллионов долларов, – сказал Сэм, – семьдесят процентов кокаина, восемьдесят – марихуаны и девяносто процентов всякой дряни поступают в Штаты из Южной Америки через порт в Майами.
– Не думаю, что Харпер и его жена замешаны в торговле наркотиками.
– А их друзья?
– У меня нет оснований подозревать их, Сэм.
– Тогда почему они лгут?
– Не знаю.
– Ладно, оставим это. Что еще?
Я рассказал ему, что поручил Карлу Дженнингзу допросить служащего заправочной станции, который продал Харперу канистру для бензина и залил в нее пять галлонов; рассказал, что просил Карла выяснить, почему на канистре не оказалось отпечатков пальцев Лумиса, а потом добавил, что меня волнует отсутствие вестей от Карла.
– Ты оставил ему телефон «Гарса Бланка»?
– Да.
– Так сегодня ведь – воскресенье, – напомнил Сэм. – В четверг был День Благодарения, и твоя контора, вероятно, в пятницу не работала…
– Это верно.
– Ты же не можешь требовать от своего Карла, чтобы он работал на уик-энде, Мэттью. Кроме того, ему известно, что ты вернешься только к пятому декабря, так что даже получив эту информацию – а разузнать все это, между прочим…
– Это не моя идея, – прервал я его. – Выполняю поручение Джима Уиллоби.
– Ты с ним работаешь?
– Да.
– Хороший парень; правда, иной раз ведет себя как параноик. Скай Баннистер – лучший из окружных прокуроров, работавших в Калузе, а я повидал немало на своем веку, можешь мне поверить. Уиллоби так поливает его грязью, что невольно подумаешь… – Сэм покачал головой. – В любом случае, – добавил он, – к тому времени, как вернешься домой, тебя будет ждать информация об этой канистре, не волнуйся.
– Да, – согласился я, – наверное, ты прав.
– Зачем тебе знать о ней здесь?
– Да вроде незачем.
– Верно. Расслабься, Мэттью. Наслаждайся тем, что ты в этих благословенных краях, наслаждайся красотами Мехико, когда попадешь туда. Очень скоро тебе предстоит возвратиться на свои соляные копи – в Калузу.
– Как по-твоему, я правильно веду это дело? – спросил я.
– Как бы ты ни вел его, закрыть его не удастся, – ответил Сэм, ухмыльнувшись.
Мы допили коньяк. Сэм поднялся и, зевнув, заметил, что завтра можно поспать подольше, так как никаких мероприятий, кроме похода на пляж, не предвидится. Дейл еще не спала, когда я вошел.
– Что здесь затевают? – спросила она.
– О чем ты?
– Почему Тони с таинственным видом шмыгает туда-сюда?
– Мне так не показалось.
– А ты не обратил внимание, что она все время шепчется о чем-то с Карлосом и Марией?
– Нет.
– Интересно, что они затеяли? – снова спросила Дейл.
Что затеяла Тони, нам удалось узнать только в восемь часов вечера, в понедельник. Вся наша четверка: Сэм, Тони, Дейл и я – Джоан наконец вернулась с пляжа и торопливо укладывала свои вещи внизу – сидела в гостиной и пила «Пинья Коладас», приготовленный Карлосом. Вдруг мы услышали, что к вилле подъехало несколько машин, захлопали дверцы, послышались голоса окликавших друг друга людей, кто-то засмеялся, – и внезапно заиграл маленький оркестр. Тони расплылась в улыбке, когда человек двенадцать гостей в сопровождении группы «марьячи» спустились по ступенькам с верхнего этажа и вошли в гостиную. Во всю силу своих легких они пели хором: «Счастливого дня рождения!», а группа музыкантов аккомпанировала, придавая мелодии несколько мексиканский оттенок.
– Черт побери! – воскликнул Сэм и обнял сначала Тони, потом нас с Дейл, а потом – всех гостей, которых Тони пригласила отпраздновать шестидесятипятилетие Сэма. Карлос и Мария, ничего, разумеется, не объяснив, только предупредили нас, что обед будет подан к девяти часам, и теперь они спускались по ступенькам с подносами, уставленными блюдами устриц и стаканами с «Пинья Коладас». Им помогала сестра Марии Бланка, специально нанятая по такому торжественному случаю, она несла блюдо с закусками. Группа «марьячи» состояла их двух гитаристов, трубача, скрипача и ударника с маракасами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Дорога огибала остатки декораций и исчезала в зарослях, окаймлявших горы, они тянулись бесконечной цепью до самого горизонта: одна заросшая буйной растительностью вершина как отдаленное эхо повторяла другую. А справа, насколько хватало глаз, раскинулся Тихий океан, – сегодня бурный и взбаламученный, – бесконечная водная пустыня, простиравшаяся до самого Китая. Недалеко от берега над водой возвышались две громадных скалы, которые Сэм назвал «los arcos», очевидно потому, что под действием ветра и воды в их толще образовались сквозные арки. И вдруг над океаном загорелась радуга. «Папа, ты только посмотри, какая красота!» – прошептала Джоан и взяла меня за руку.
– Вы привезли хорошую погоду, – с улыбкой сказал Сэм. – Давайте-ка выпьем по этому случаю. Тони вернется из города с минуты на минуту.
Тони оказалась девятнадцатилетней шведкой, почти такой же высокой, как Сэм, более яркой блондинкой, чем моя дочь, лифчика Тони не носила, а ее мешковатые белые брюки были подпоясаны бечевкой. Судя по тому, как горячо она обняла Сэма, примчавшись на виллу и освободившись от многочисленных покупок, они жили «au pair». Как супруги (фр.).
Энергично пожав нам руки, она извинилась («Я оставлю вас на минуточку, хорошо?») и, собрав свои пакеты, побежала вниз по каменным ступенькам, в спальню хозяина. Спальня и комнаты для гостей находились этажом ниже гостиной, их двери выходили на террасу с бассейном.
– На нашу кровать стоит посмотреть, – сказал Сэм, четко определив, как и положено добросовестному судье, характер их отношений. – Она и по форме круглая, как у того плейбоя из Чикаго.
Мы вышли из гостиной на террасу, и Карлос принес нам туда выпивку, – «маргаритас», приготовленный Марией. Эта супружеская пара казалась просто идеальной прислугой, я не мог понять, почему Сэму так хотелось избавиться от них.
– Тони говорит на шести языках, – с гордостью заявил Сэм.
Тони владела шведским (само собой), английским, испанским, французским, итальянским и немного говорила на португальском. Она присоединилась к нам, переодевшись в одно из тех платьев, которые только что купила в городе, – это был белый кружевной наряд, обильно украшенный бахромой, которая, тем не менее, не скрывала ее наготы. Тони была босиком («Так удобнее ходить по этим плиткам», – объяснила она), а в руках держала босоножки на низком каблуке, которые собиралась надеть вечером, когда поедем в город обедать.
– Я уже заказала столик на девять часов, – сказала она Сэму, а тот, выслушав эту информацию, молча кивнул, – судья не должен делиться с окружающими своими соображениями.
За ту «минутку», что Тони провела в спальне хозяина, она успела принять ванну, вымыть голову шампунем, тщательно сделать макияж и облачиться в белоснежный наряд, который назвала своим «подвенечным платьем». Она присоединилась к нам только в пятом часу. Пробормотав что-то невразумительное о каких-то таинственных поручениях, с которыми ей срочно надо разобраться, Тони заверила нас, что вернется домой к семи. Может, нам будет интересно побродить по городу или заглянуть в магазины («Я в полном восторге от здешних магазинов!» – воскликнула Тони, широко распахнув свои большие голубые глаза), а потом пообедаем в «Ла Конха», лучшем ресторане в городе, по ее словам, и Сэм подтвердил эту информацию. На ходу чмокнув Сэма в щеку, Тони бросила нам: «Так увидимся позднее», – и мгновенно птицей взлетела по каменным ступенькам. На секунду над нашей головой мелькнули ее длинные ноги, босоножки, болтавшиеся в руке, – и она исчезла. Еще через несколько секунд услышат шум отъезжающей машины.
– Я без памяти влюблен в нее, – сказал Сэм, а я тут же вспомнил Джорджа Харпера, который произнес те же слова на допросе в полиции, и меня пронзило острое чувство вины перед ним.
На потолке нашей ванной жили два паука, каждый размером с монетку в пятьдесят песо. Я хотел уничтожить их, но Дейл воспротивилась, указав, что пауки поселились здесь раньше нас и имели законное право на свою площадь. Она дала им имена: Айк и Майк. Входя в ванную, я каждый раз смотрел, где они находятся и что делают. Пауки неподвижно сидели на одном месте, казалось, они прилипли к нему. Паутины не плели. Просто сидели неподвижно. Непонятно, чем же они питались.
* * *
В первое же утро нашего пребывания на «Каза Эспинья» я понял, почему Сэм решил уволить своих слуг. Проснувшись в то утро, мы поспешно привели себя в порядок, и к половине восьмого все были готовы, но Карлос с Марией появились на кухне только к девяти часам и начали готовить завтрак. По словам Марии, они не поняли (хотя Тони накануне отдала распоряжение на чистом испанском языке), в котором часу господа собирались завтракать. Зато сам завтрак оправдал наши долгие ожидания: свежий апельсиновый сок, папайя, особым способом приготовленная яичница с ветчиной (хрустящая корочка и чуть-чуть соли), крепкий черный кофе в глиняных кружках, которые Сэм привез из последней поездки в Гвадалахару. Сэм поинтересовался, передают ли еще по телевизору ту дурацкую рекламу бескофеинного кофе «Брим», в которой актеры, пропев хором: «Пейте только кофе „Брим“ – и здоровье ваше с ним», заливались истерическим хохотом, как будто это была самая удачная шутка века. Я не смог ответить на этот вопрос, потому что не люблю смотреть телевизор.
На вилле телевизора не было. И телефона – тоже. Сэм объяснил мне заранее, что, в случае необходимости, можно доехать до отеля «Гарса Бланка» – милях в двух отсюда, по дороге к городу, – там есть телефон, и если звонят обитателям виллы, управляющий любезно отправляет за ними посыльного. Перед отъездом я на всякий случай оставил Синтии номер телефона этого отеля, но не ожидал звонков, если только не случится что-то из ряда вон выходящее. Сэм сказал, что мог бы установить телефон на вилле, но предпочитал обходиться без него.
– Из всех достоинств здешней жизни больше всего ценю покой, – сказал Сэм. – Шум поднимает только стая зеленых попугаев, которая каждое утро пролетает мимо моей террасы ровно в девять часов. Как только вспомню, Мэттью, что в Калузе телефон трезвонит без умолку каждые десять минут, мне становится нехорошо. Просто счастлив, что уехал, и обратно ни за что не вернусь.
Я был тоже счастлив пожить вдали от всей той суеты. Но, в отличие от Сэма, мне предстояло вернуться к пятому декабря.
* * *
В воскресенье Сэм разбудил нас в семь утра, объявив, что сразу же после завтрака отправляемся на лодке в Ялапу, – до этой части побережья можно добраться только по воде часа за два. Мы погрузились на паром (вместо обещанной лодки) и к девяти утра прибыли в Ялапу. Ленч у нас состоялся в ресторанчике на берегу под названием «У Рохелио», где бродячий разносчик пытался всучить Дейл заколку для волос, сделанную из раковины (она купила точно такую же в Пуэрто-Валларта на сорок песо дешевле). Затем мы расположились на пляже, и тут я познакомился с человеком, который неожиданно снова напомнил о том, что ожидало меня по возвращении в Калузу.
Они с женой приехали позагорать и устроились рядом с нами. Мне не доводилось встречать такой тоненькой женщины, как его жена, с такой непропорционально пышной грудью. Ее груди просто вываливались из лифчика коричневого бикини, которое почти сливалось с загоревшей до черноты кожей, волосы у нее были черные. Женщина улыбнулась мне, устраиваясь поудобнее на расстеленном одеяле, муж улыбнулся тоже, и вскоре мы разговорились. Он рассказал мне, что они живут в Мексике уже восемь лет, а до этого он работал в рекламном агентстве в Нью-Йорке. Его там обвинили в убийстве жены, которую он якобы задушил как-то ночью в приступе ярости. После судебного разбирательства, продолжавшегося почти два месяца, оправдали. Вскоре после окончания процесса он ушел с работы, распродал имущество и переехал вместе со своей бывшей секретаршей сюда, в Ялапу. Эта женщина с неестественно пышным бюстом, которая сейчас, улыбаясь, лежала рядом с ним на одеяле, его жена. Здесь они наконец обрели неведомое им дотоле счастье. Он рассказывал мне о своей жизни, заметно волнуясь, губы и веки подергивались в нервном тике, и я ощущал в его словах столь глубокое и трогательное одиночество, что сам чуть не расплакался. Паром готовился к отплытию, и мы на прощание крепко пожали друг другу руки. Я брел по воде вслед за Дейл и своей дочерью к поджидавшей нас моторной лодке и думал о Джордже Харпере, который, сломав решетку, сбежал из тюрьмы, угнал машину шерифа, – и понимал, каким одиноким должен он себя чувствовать. Паром отчалил в половине пятого, и к семи мы вернулись в Пуэрто-Валларта. Пообедали в городе в ресторане, и за обедом Джоан сообщила нам великую новость: завтра предстоит необычный день: завтра она впервые обновит на публике свое бикини, а поэтому требует отнестись к этому событию со всей серьезностью и не подшучивать над ней. Когда вернулись на виллу, вся «женская половина», как называл их Сэм, тут же отправилась спать, оставив нас с хозяином в гостиной сыграть партию в шахматы и выпить по рюмочке коньяка. Сэм играл белыми, я – черными. Не прошло и десяти минут, как Сэм сделал мне мат.
– Что с тобой? – спросил он.
Я рассказал ему о деле Харпера. Рассказал о своей беседе с Ллойдом Дэвисом и его женой, с Салли Оуэн и ее бывшим супругом, рассказал о своем разговоре с матерью Харпера и с ее соседкой, поведал о своем неудачном визите к Китти Рейнольдс, поделился своими подозрениями, что почти все лгали мне.
– Никто не лжет просто так, если не хочет скрыть что-то, – сказал Сэм.
– Но они все лгали. Неужели у каждого есть что скрывать?
– Да, если налицо преступный сговор.
– Погоди, Сэм, какой «преступный сговор»?
– Может, наркотики? – предположил Сэм.
– Нет, нет.
– Флорида по количеству туристов занимает второе место в Штатах. Ты говоришь, некоторые из них живут в Майами?
– Да.
– Торговля наркотиками там приносит доход в семь миллионов долларов, – сказал Сэм, – семьдесят процентов кокаина, восемьдесят – марихуаны и девяносто процентов всякой дряни поступают в Штаты из Южной Америки через порт в Майами.
– Не думаю, что Харпер и его жена замешаны в торговле наркотиками.
– А их друзья?
– У меня нет оснований подозревать их, Сэм.
– Тогда почему они лгут?
– Не знаю.
– Ладно, оставим это. Что еще?
Я рассказал ему, что поручил Карлу Дженнингзу допросить служащего заправочной станции, который продал Харперу канистру для бензина и залил в нее пять галлонов; рассказал, что просил Карла выяснить, почему на канистре не оказалось отпечатков пальцев Лумиса, а потом добавил, что меня волнует отсутствие вестей от Карла.
– Ты оставил ему телефон «Гарса Бланка»?
– Да.
– Так сегодня ведь – воскресенье, – напомнил Сэм. – В четверг был День Благодарения, и твоя контора, вероятно, в пятницу не работала…
– Это верно.
– Ты же не можешь требовать от своего Карла, чтобы он работал на уик-энде, Мэттью. Кроме того, ему известно, что ты вернешься только к пятому декабря, так что даже получив эту информацию – а разузнать все это, между прочим…
– Это не моя идея, – прервал я его. – Выполняю поручение Джима Уиллоби.
– Ты с ним работаешь?
– Да.
– Хороший парень; правда, иной раз ведет себя как параноик. Скай Баннистер – лучший из окружных прокуроров, работавших в Калузе, а я повидал немало на своем веку, можешь мне поверить. Уиллоби так поливает его грязью, что невольно подумаешь… – Сэм покачал головой. – В любом случае, – добавил он, – к тому времени, как вернешься домой, тебя будет ждать информация об этой канистре, не волнуйся.
– Да, – согласился я, – наверное, ты прав.
– Зачем тебе знать о ней здесь?
– Да вроде незачем.
– Верно. Расслабься, Мэттью. Наслаждайся тем, что ты в этих благословенных краях, наслаждайся красотами Мехико, когда попадешь туда. Очень скоро тебе предстоит возвратиться на свои соляные копи – в Калузу.
– Как по-твоему, я правильно веду это дело? – спросил я.
– Как бы ты ни вел его, закрыть его не удастся, – ответил Сэм, ухмыльнувшись.
Мы допили коньяк. Сэм поднялся и, зевнув, заметил, что завтра можно поспать подольше, так как никаких мероприятий, кроме похода на пляж, не предвидится. Дейл еще не спала, когда я вошел.
– Что здесь затевают? – спросила она.
– О чем ты?
– Почему Тони с таинственным видом шмыгает туда-сюда?
– Мне так не показалось.
– А ты не обратил внимание, что она все время шепчется о чем-то с Карлосом и Марией?
– Нет.
– Интересно, что они затеяли? – снова спросила Дейл.
Что затеяла Тони, нам удалось узнать только в восемь часов вечера, в понедельник. Вся наша четверка: Сэм, Тони, Дейл и я – Джоан наконец вернулась с пляжа и торопливо укладывала свои вещи внизу – сидела в гостиной и пила «Пинья Коладас», приготовленный Карлосом. Вдруг мы услышали, что к вилле подъехало несколько машин, захлопали дверцы, послышались голоса окликавших друг друга людей, кто-то засмеялся, – и внезапно заиграл маленький оркестр. Тони расплылась в улыбке, когда человек двенадцать гостей в сопровождении группы «марьячи» спустились по ступенькам с верхнего этажа и вошли в гостиную. Во всю силу своих легких они пели хором: «Счастливого дня рождения!», а группа музыкантов аккомпанировала, придавая мелодии несколько мексиканский оттенок.
– Черт побери! – воскликнул Сэм и обнял сначала Тони, потом нас с Дейл, а потом – всех гостей, которых Тони пригласила отпраздновать шестидесятипятилетие Сэма. Карлос и Мария, ничего, разумеется, не объяснив, только предупредили нас, что обед будет подан к девяти часам, и теперь они спускались по ступенькам с подносами, уставленными блюдами устриц и стаканами с «Пинья Коладас». Им помогала сестра Марии Бланка, специально нанятая по такому торжественному случаю, она несла блюдо с закусками. Группа «марьячи» состояла их двух гитаристов, трубача, скрипача и ударника с маракасами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30