Миссис Харпер собиралась звонить Джорджу как раз на следующий день, – теперь она вспомнила, что, должно быть, Мишель появилась у ее дверей в пятницу, потому что миссис Харпер собиралась звонить на следующий день своему сыну, а она раз-говаривача с ним по телефону каждую субботу, – и тогда узнала бы у него, правильно ли поступила, не дав незнакомке его адреса.
Затем Мишель спросила ее – и это удивило мать Джорджа, – не знает ли миссис Харпер, как ей найти человека по имени Ллойд Дэвис, который был другом Джорджа и с которым, по словам Мишель, она также познакомилась в Бонне.
Теперь миссис Харпер пришла к выводу, что оба, Джордж и Ллойд, попали в какую-то неприятную историю. Со слов сына она знача, что Ллойд служил вместе с ним в военной полиции хам, в Германии. Встречаясь с Ллойдом на улице, она узнавала его, но они никогда даже не здоровались. Она не знача, где в то время жил Ллойд, ей было известно, что он женат и живет со своей женой где-то в этом же районе, но не знала его точного адреса, а если бы знала, все равно не дача бы этой красотке, точно так же, как не собиралась рассказывать какой-то белой женщине, от которой ждала одних неприятностей, где найти Джорджа.
– Я была с ней вежлива, – объяснила миссис Харпер, – но посоветовала попытать счастья в супермаркете или порасспрашивать в барах, походить в том районе, где живет Ллойд Дэвис, потому что у меня-то не было его адреса.
– Какие, по-вашему, неприятности могли быть связаны с этой женщиной? – спросил я.
– Не знала я, какие, мистер Хоуп, только видела, что на пороге моего дома, посреди негритянского квартала, стоит красивая молодая женщина, расспрашивает про моего сына, а уж это означает одно: жди беды, беды от белых. Выходит, я сильно ошиблась, но тогда не поняла этого.
– В чем ошиблись? – спросил я.
– Так я ведь не знала, что Джордж влюблен в нее. Не знала, что он был бы без памяти рад увидеться с ней.
Я посмотрел на нее.
– Когда вы говорите «без памяти рад увидеться с ней»…
– Совсем голову потерял от радости. Я позвонила на следующий день, в субботу, как обычно, и рассказала про эту молодую даму, которую звали Мишель: что она заходила ко мне накануне, спрашивала, где его найти, все такое. Ну, скажу вам, никогда не слыхивала, за всю жизнь, чтобы он так разволновался. Просто засыпал меня вопросами по телефону: да как Мишель выглядела, во что была одета, идет ли ей короткая стрижка, – она, дескать, говорила ему в их последнее свидание, что хочет подстричься, – оставила ли свой телефон, как ее разыскать…
– А он сказал вам, когда это было?
– Что?
– Их последнее свидание?
– Не припомню что-то, наверное, не говорил. Бог ты мой, он просто башку потерял, когда узнал, что она здесь, в Штатах.
Я сказала ему, что она расспрашивала про Ллойда, и Джордж сказал, что срочно позвонит Ллойду, как только мы закончим, невтерпеж ему было освободить телефон, не спросил меня даже про ревматизм, который тогда не давал мне житья.
– Не знаете, звонил он мистеру Дэвису или нет?
– Мне кажется, звонил, – только без толку.
– Как это?
– Да почти две недели все никак не мог с ней увидеться. Пока она сама не объявилась в Калузе.
– Ей понадобилось почти две недели, чтобы разыскать его, так?
– Около того.
– Тут что-то не так. Мистер Дэвис сказал мне, что дал ей адрес вашего сына в Калузе.
– Ну не знаю. Знаю только, что где-то через две недели Джордж позвонил мне и сказал, что Мишель там, с ним, и он просил ее выйти за него замуж, а она согласилась.
– Угу.
– Свадьба была тоже такая красивая. Невеста хорошенькая, прямо загляденье, прекрасная, как июньский день. На ней было, помню, белое атласное платье. Признаюсь, мистер Хоуп, мне не очень-то нравилось, что мой сын женится на белой, я ведь знала, какими бедами это ему грозит. А получилось-то – лучше и не бывает, по крайней мере, я никогда ничего другого от него не слыхала. До нынешнего дня все было в полном порядке. А теперь кто-то подкараулил ее, убил, а обвинили в этом моего мальчика, и это очень нечестно, не мог он убить ее, мистер Хоуп. Уж слишком он ее любил.

* * *

Я еле успел на самолет, вылетавший в Калузу в половине третьего…
Прямо от миссис Харпер я поехал к ее соседке, по тому адресу, который дала мне мать Джорджа, – к миссис Бут, и получил там подтверждение, что Джордж Харпер действительно приезжал в воскресенье повидаться с матерью, как он заявил об этом в полиции. Поскольку миссис Бут была слепа, я старательно расспросил ее, каким образом она догадалась, что это был Харпер, и получил информацию, что она знала Джорджа с пеленок и всегда узнает его по голосу и запаху. Раньше мне не приходило в голову, что слепые распознают людей по слабому запаху, абсолютно индивидуальному для каждого человека. Я поблагодарил миссис Бут за беседу и уехал от нее несколько успокоенным.
Я понимал, что она будет надежным свидетелем, когда придется точно установить, что делал Харпер в Майами.
Проблема была, конечно, не в том, где он провел воскресное утро пятнадцатого числа, нас гораздо больше интересовало, где он был в 11.45 в ту ночь, когда Мишель жестоко избили, и где он провел весь день в понедельник, когда ее убили. Я попал в окружную тюрьму только к четырем часам. Надзиратель не выразил особого восторга при виде меня, он ворчал всю дорогу, пока мы шли к камере Харпера, выговаривая мне, что следовало сначала позвонить, что у него не гостиница, куда можно приехать в любое время.
На Харпере была тюремная одежда, не слишком отличавшаяся от той, что была на нем при первой нашей встрече: темно-синие брюки, голубая хлопчатобумажная рубашка, черные носки. Вместо коричневых рабочих башмаков в окружной тюрьме ему выдали черные ботинки, которые выглядели несколько странно в сочетании с остальной одеждой, – до блеска начищенные башмаки, которые можно надеть на ежегодный зимний карнавал. Он вскочил на ноги в ту же секунду, как надзиратель отпер дверь его камеры и впустил меня. Потолок казался слишком низким, а стены – слишком тесными для его громадной фигуры. Ощущение угрозы, опасности, исходившее от Харпера, было настолько сильным, что меня снова охватил страх, когда дверь за мной закрылась и надзиратель повернул ключ в замке. Звук его шагов, отдаваясь эхом от асфальтированного пола, замер вдали. Мы с Харпером остались наедине.
– Я просил этого сукина сына, надзирателя, позвонить к вам в контору, – сердито начал Харпер. – Он три раза звонил, и три раза ему говорили, что вас все еще нет в городе. Куда, черт побери, вы запропастились, приятель? Вы, кажись, мой адвокат?
– Был в Майами, – ответил я. – Расспрашивал людей, которые нам понадобятся как свидетели, когда дело передадут в суд.
– Каких это людей?
– Ллойда Дэвиса и его жену. Вашу мать и ее соседку, миссис Бут.
– Чего это вам пришло в голову беспокоить их?
– Чтобы выяснить, действительно ли вы были в Майами, как заявили в полиции.
– Был.
– Теперь уверен в этом. По крайней мере, знаю, где вы находились в течение часа или чуть больше. Но главное – надо выяснить, где вы были все остальное время.
– Говорил вам, где был это остальное время: в Помпано, Веро-Бич, потом вернулся в…
– И ни одного свидетеля.
– Не знал же я, что мою жену убьют. Знать бы заранее, так я бы у всех встречных на этой проклятой улице спросил имя и адрес.
– Где у вас был ленч в то воскресенье?
– В Помпано.
– Название кафе помните?
– Нет. Первый раз в жизни приехал в Помпано.
– А где обедали?
– В Майами.
– Где именно?
– В какой-то забегаловке.
– Помните ее название?
– Нет.
– А где находится, на какой улице?
– Где-то в центре.
– Смогли бы узнать, если бы попали туда?
– Да она не отличается от всех забегаловок.
– Не помните, как выглядел официант?
– Я перекусил за стойкой.
– А как выглядел продавец за стойкой?
– Не помню.
– Это был мужчина?
– Наверное.
– Белый или черный?
– Не помню. Я попросил гамбургер, жареной картошки и коку. Потом заплатил этому мужику и отчалил.
– И поехали к пляжу?
– Точно.
– Поспать.
– Точно.
– И проспали на пляже всю ночь.
– Именно так все и было.
– И провели в Майами весь понедельник.
– Да.
– Зачем?
– Уже говорил вам. Решил, может, вернется Ллойд.
– Ллойд рассказал, что у вас в Майами были и другие покупатели.
– Пара-другая была, верно.
– Вы не попытались увидеться с одним из них в понедельник?
– Нет.
– Но ведь ваш грузовичок был забит вещами, которые вам не удалось продать Ллойду?
– Ллойда-то не застал.
– Знаю. Но вы не попытались связаться с кем-нибудь из своих покупателей?
– Этот груз годился только для Ллойда.
– А вы обычно работаете по воскресеньям?
– Я был уверен, что в воскресенье застану Ллойда на месте. В конце недели у Ллойда самая бойкая торговля.
– Но его не было дома.
– Нет, не было.
– И вы не позвонили ему, прежде чем…
– А зачем? По воскресеньям он обычно дома.
– Вы заправили свою машину бензином в субботу, перед отъездом, так?
– Так.
– На бензоколонке «Эй энд Эм Эгзон» в субботу, в семь – половине восьмого утра?
– Ага.
– И вы еще купили там пустую канистру на пять галлонов и попросили налить в нее бензин.
– Так все и было.
– Служащего звали Гарри Лумис.
– Гарри продал мне канистру и налил в нее бензин, верно.
– Он был в перчатках?
– Что?
– Перчатки. Были на мистере Лумисе перчатки, когда он держал в руках эту канистру?
– Да зачем человеку здесь, в Калузе, носить перчатки?
– Некоторые служащие бензозаправочных станций…
– Не упомню, чтобы он носил какие-то перчатки, нет, сэр.
– Лумис обтер канистру, прежде чем передал ее вам?
– Не помню.
– А что вы сделали с этой канистрой, мистер Харпер?
– Поставил в кузов грузовика.
– Взяли ее с собой, в Майами?
– Нет, сэр.
– Что же вы с ней сделали?
– Поставил ее в свой гараж.
– Зачем?
– Нужна была.
– Для чего?
– Для газонокосилки.
– Вы говорите, что купили бензин для этого? Чтобы заправить газонокосилку?
– Да, сэр.
– Какая была срочность с утра пораньше, до отъезда в Майами, покупать бензин для газонокосилки?
– Никакой «срочности», просто поехал заправляться, вот и прикупил новую канистру и велел налить в нее бензин.
– А что случилось со старой канистрой?
– Продырявилась, пришлось выбросить.
– Когда вы ее выбросили?
– Когда продырявилась.
– Это произошло до вашей поездки в Майами?
– Дня за два – за три. Бензин разлился по всему гаражу, пришлось подтирать, чтобы не случилось пожара.
– Куда вы ее выбросили?
– В мусор.
– Когда забирают мусор у вашего дома?
– По понедельникам и четвергам.
– Так если это произошло за два-три дня до вашего отъезда в Майами, старую канистру увезли в четверг?
– Наверное, так.
– И вы говорите, что поставили новую канистру с бензином в гараж в то самое утро, в воскресенье?
– Все точно.
– Где именно в гараже вы ее поставили?
– Там, на полке. Над моим верстаком.
– Вы уверены, что не брали с собой в Майами эту канистру?
– Уверен.
– Хорошо. Давайте поговорим немного о Бонне, не возражаете? Там вы познакомились со своей женой, правда?
– Угу.
– Как вы с ней познакомились?
– В одном баре.
– И начали за ней ухаживать?
– Угу.
– И влюбились в нее, правда?
– Да, сэр.
– Тогда почему вы даже не позвонили ей перед отъездом?
– Что?
– Ллойд Дэвис…
– Я звонил ей десять, двадцать раз на дню перед тем, как уехать. Все просил ее выйти за меня замуж, а она все…
Он покачал головой.
– Вы просили ее выйти за вас замуж, когда были еще в Бонне?
– Да. Сто раз, тысячу раз.
– И?..
– Она сказала, что должна обдумать все это.
– Что, очевидно, и сделала.
– Не понимаю, о чем это вы.
– Я говорю о том, что через три месяца она приехала сюда и разыскала вас.
– Это верно.
– Требовала, чтобы вы женились на ней, грозила утопиться.
Первый раз за все время нашего знакомства с Харпером лицо его осветила улыбка. Его лицо не стало при этом более привлекательным, но улыбка осветила его глаза и совершенно изменила выражение лица, чудесным образом преобразив весь его облик: исчезли грубая неуклюжесть и агрессивность.
– Ага, – подтвердил он, с удовольствием погрузившись в воспоминания. – Сколько раз говорила мне это, Мишель-то. Дескать, если я на ней не женюсь, так она тут же утопится.
– А для такой угрозы были какие-то основания?
– Так это же просто шутка, понимаете?
– Она не была беременна?
– Беременна? Мишель? Нет, сэр, не была.
– В Бонне у вас были с ней интимные отношения?
– Вот что: по-моему, это вас не касается, мистер Хоуп.
– Возможно. Но если мы не хотим, чтобы вы попали на электрический стул…
– Я и пальцем не дотронулся до Мишель, пока мы не поженились.
– Понятно.
– Это правда. Немножко целовались, немножко обнимались, но больше ничего не было. Мишель была девственницей, когда я на ней женился. Пришлось учить ее всему как несмышленыша. Богом клянусь, мистер Хоуп, ничего такого в Бонне между нами не было.
– А какие чувства вызывало у вас ее поведение с другими мужчинами?
– Какими такими «другими мужчинами»? Кроме меня, у Мишель никого не было. Она была мне верной женой, мистер Хоуп. А если кто говорит другое, так он просто врет.
– Но вы ведь очень ревновали ее, разве не так?
– У меня не было причин ее ревновать. С чего это мужу ревновать свою жену, если она ведет себя как полагается?
– Вы никогда не ссорились из-за ее недостойного, как вам казалось, поведения?
– Не знаю, что это значит: недо… как вы сказали?
– Вам не казалось, что она уделяет слишком много внимания другим мужчинам?
– Нет. Потому что она и не делала этого, все ясно и просто. Она любила меня, мистер Хоуп. Женщина, которая сходит с ума по своему мужу, не станет ни на кого смотреть…
– Она все еще была без ума от вас после полутора лет брака, так?
– Да, сэр.
– У вас не было никаких проблем, верно?
– Не совсем так, кое-что изменилось, но…
– Что именно?
– Вы же знаете, как бывает, когда люди женятся, они… А вы женаты, мистер Хоуп?
– Был.
– Тогда вы знаете, как все происходит. Все меняется. Это не значит, что люди больше не любят друг друга, просто приходится приспосабливаться друг к другу, все становится иначе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30