Каждый уик-энд Синтия или на пляже, или в море на лодке. Несомненно, она – самый красивый сотрудник адвокатской конторы «Саммервилл и Хоуп».
Ей двадцать пять лет, и она работает у нас секретарем. У нее уже есть степень бакалавра гуманитарных наук и если бы она сдала экзамен на адвоката, мы в ту же минуту взяли бы ее к себе в контору. Но каждый раз, как мы заговариваем на эту тему, Синтия со смехом уверяет нас, что не может думать без содрогания об учебе. Она одна из самых милых девушек, которых я знаю, и наделена к тому же острым умом, ровным характером и прекрасным чувством юмора. Сейчас она мне сообщила, что по шестому каналу звонит детектив Морис Блум. Я нажал кнопку на пульте и сказал:
– Привет, Мори.
– Привет, Мэттью, – отозвался он. – Парень у нас.
– Прекрасно, – ответил я, глядя в противоположный угол комнаты. Фрэнк испепелял меня взглядом, услыхав, что я разговариваю с Блумом. Сейчас он стоял, скрестив на груди руки, и выразительно смотрел на меня. – Где вы его нашли?
– Он сам пришел к нам. Сказал, что провел несколько дней в Майами, узнал о том, что случилось с его женой, из выпуска новостей по радио, когда возвращался домой. Я хотел бы задать ему несколько вопросов, но тут возникла проблема.
– Какая проблема?
– У него нет адвоката, а он хочет, чтобы при допросе присутствовал адвокат. Я предложил ему подобрать адвоката, но он подозревает в этом какой-то подвох. Так вот я и подумал… если у тебя найдется минутка… Может, ты подъехал бы к нам и поговорил с ним, может, он согласится принять тебя. Только для предварительного допроса, Мэттью. Что ты решишь потом – если мы предъявим ему обвинение, – целиком и полностью твое дело. Что скажешь?
– Когда я тебе нужен?
– Как только сможешь приехать сюда.
Я посмотрел на Фрэнка.
– Дай мне десять минут, – попросил я.
– Договорились, до встречи, – ответил Блум и повесил трубку.
Я медленно опустил трубку на рычаг. Фрэнк все еще пристально и сердито смотрел на меня.
– Что ему понадобилось? – спросил он.
– Джордж Харпер у них. Мори просил меня защищать его интересы на предварительном допросе.
– Черт бы его побрал, – выругался Фрэнк.
Мне не приходило в голову, что Джордж Н. Харпер мог оказаться негром. Салли Оуэн, та женщина, по просьбе которой год назад наша фирма готовила бракоразводный процесс, та женщина, по совету которой Мишель обратилась ко мне, была черной, – но даже в Калузе встречаются белые, имеющие черных друзей. И адрес Мишель, Уингдейл, 1124, не заставил меня насторожиться, интуиция изменила мне на этот раз. Уингдейл-Уэй находилась в «черном» районе города, который многие из белых жителей старшего поколения все еще называют «цветным» районом, а политические круги Калузы – «Новым городом». Я просто не уловил связи между этими фактами.
Я всегда испытывал неловкость, употребляя слово «черный», как называют себя сами негры. Полагаю, это такой же ни о чем не говорящий ярлык, как «белый», «желтый» или «красный», но до этого вторника мне никогда не приходилось встречать такого «черного» человека, в цвете кожи которого не было ни малейшего оттенка коричневого. Джордж Н. Харпер был чернее угля, темнее безлунной ночи, он был черный, как траур. Он был самым черным из всех черных на свете. И самый громадный. И самый уродливый.
Когда я, открыв дверь, вошел в кабинет капитана полиции в здании Службы общественной безопасности, этот «черный» ходил взад-вперед по комнате. Он тут же повернулся лицом ко мне – испуганный гигант ростом около шести футов четырех дюймов и весом не меньше 350 фунтов. На нем были синие потрепанные джинсы с подтяжками, синяя хлопчатобумажная рубашка и коричневые кожаные рабочие башмаки. У него были широченные плечи и бочкообразная грудь, лицо в оспинах, приплюснутый нос и толстые красные губы, африканская стрижка, слезящиеся карие глаза, которые уставились прямо на меня из-под широченных бровей, чудовищные кулаки сжались, когда он обернулся, – просто вылитый портрет застигнутого врасплох неандертальца.
– Мистер Харпер? – спросил я.
– Вы адвокат? – спросил он вместо ответа.
– Я – Мэттью Хоуп, – ответил я, протянув руку. Он не шевельнулся.
– А для чего это мне адвокат? – сказал он. Его глаза внимательно изучали мою физиономию.
– Мистер Блум сказал мне, что будет вас допрашивать…
– Не убивал я ее.
– Никто и не говорит, что это сделали вы.
– А тогда зачем мне адвокат?
– Вы имеете право на адвоката, если таково ваше желание. Разве мистер Блум не разъяснил вам ваши права?
– Чего?
– Вы можете, если захотите, потребовать адвоката. Или можете вообще отказаться отвечать на вопросы, если таков ваш выбор. Все зависит от вас.
– Вас «фараоны» прислали?
– Не понимаю, о чем вы.
– Вы из тех адвокатов, которых они мне совали?
– Нет, я не из тех, кого назначают решением суда.
– Так, по-вашему, мне здесь нужен адвокат?
– Это уж как хотите. Если вы имеете какое-то отношение к убийству вашей жены…
– Нет.
– Это точно?
– Точно.
– Потому что, если вы…
– Говорю вам, я не делал этого.
– Вы понимаете, что любое ваше слово, все, что вы скажете здесь, в полиции, позднее может быть использовано как свидетельские показания? Вам это понятно? Если вы обманываете меня, мистер Харпер, советую вам хранить молчание, советую вам не отвечать ни на один вопрос.
– Я не вру. Не убивал я ее.
– Уверены на все сто процентов в своих словах?
– На всю сотню.
– Так как вы хотите вести себя?
– Если я не стану отвечать на их вопросы, они решат, что это я убил ее.
– Не обязательно. Я потребую, чтобы в протокол внесли ваше заявление о полной непричастности к этому преступлению. В протоколе будет совершенно четко записано, что вы согласились отвечать на вопросы исключительно по своей доброй воле. Если таков ваш выбор. Вас уже ждут, что скажете?
– Ну что ж, пусть будет так, – решил Харпер.
Допрос (или «беседа», как принято называть это в благовоспитанной Калузе) проводился в кабинете Блума, по соседству с капитанским. Кроме Блума, Харпера и меня, там находился полицейский с магнитофоном фирмы «Сони». Харпер посмотрел на магнитофон, потом перевел взгляд на Блума и спросил:
– Хотите все записывать?
– Да, сэр, – подтвердил Блум.
– Все-все, что скажу?
– До последнего слова. Ваш адвокат объяснил вам, что эта запись может быть использована в качестве свидетельских показаний?
– Да, вроде бы говорил. Это по правилам, чтобы все записывали? – спросил он меня.
– Если хотите отвечать на их вопросы, должна быть запись того, что вы скажете.
– Тогда ладно, – согласился Харпер.
Полицейский, занимавшийся магнитофоном, нажал кнопки «включение» и «запись». Он произнес для проверки несколько слов в микрофон, прослушал, перемотал пленку и снова нажал на кнопку «запись». Как положено по закону, Блум зачитал Харперу положение «Миранда – Эскобедо» и добился от Харпера ответов, что тот осведомлен о своих правах, понял, в чем они заключаются, и изъявил желание отвечать на вопросы полиции.
– Детектив Блум, – вмешался я, – хочу, чтобы совершенно четко было зафиксировано заявление моего клиента: ему ничего неизвестно относительно убийства его жены, он отвечает на ваши вопросы по своей доброй воле из желания помочь полиции.
– Ваши слова записаны на пленку, – сказал Блум и приступил к допросу. – Мистер Харпер, когда вы в последний раз видели свою жену живой?
– В субботу вечером.
– В котором часу в субботу вечером?
– Что-то около двух.
– Ночи?
– Да, сэр.
– Тогда правильнее было бы сказать: в воскресенье утром.
– По-моему, это было в субботу ночью.
– Где это было?
– Дома.
– Будьте любезны, назовите адрес.
– Уингдейл, 1124.
– Тогда в последний раз вы видели ее живой?
– Да, сэр. Как раз перед тем, как уехал в Майами.
– В два ночи?
– Да, сэр.
– Не кажется ли вам, что это не самое подходящее время отправляться в путешествие?
– Нет, сэр. С утра пораньше хотел приняться за работу.
– Зачем вы поехали в Майами?
– Хотел повидать маму. И сбросить груз.
– Груз – чего?
– Всякого старья. Это мой бизнес. Покупаю и продаю подержанные вещи.
– И вы поехали в Майами…
– Чтобы продать кой-какое старье. Одному парню, с которым веду там дела.
– Как его имя?
– Ллойд Дэвис. А вышло, что съездил впустую.
– В каком смысле?
– Не застал Ллойда на месте. Жена его сказала, что в этот уикэнд он на сборах, в армии. У него, понимаете, уходит на эти сборы пропасть времени. Он резервист. Я служил с Ллойдом в армии, за океаном. Вот там мы и свели знакомство.
– Но вы не застали его дома, когда в воскресенье приехали в Майами?
– Нет, сэр, его не было, мамы тоже не было дома. Соседка сказала, что она уехала в Джорджию, повидаться с моей сестрой.
– В какое время это было, мистер Харпер?
– Да совсем рано утром. На дорогу у меня ушло часов шесть приблизительно, да, что-то около этого, я бы сказал, было часов восемь, может, девять. Вот в это время приблизительно.
– И чем же вы занялись, когда обнаружили, что ни мистера Дэвиса, ни вашей матери нет в Майами?
– Пошел пожрать.
– Куда?
– Не помню, как называлась эта забегаловка. Такая кафешка рядом с дорогой.
– Вы завтракали в одиночестве?
– Да, сэр.
– Что потом?
– Позвонил одному армейскому корешу. Он – сержант, занимается с призывниками там, в Майами.
– А как его фамилия?
– Ронни Палмер.
– Вы позвонили ему…
– Из той кафешки, где ел.
– И о чем вы с ним говорили?
– Да так, ни о чем: как живешь, как дела…
– Что потом?
– Поехал в Помпано.
– Зачем?
– Решил, раз уж я тут поблизости, заеду заодно посмотреть, что там и как. Это ж, знаете, прямо за Лодердейлом.
– И сколько времени вы провели в Помпано?
– Да вполне хватило, чтобы оглядеться как следует.
– Потом что?
– Поехал дальше на север. К Веро-Бич.
– Зачем вы поехали туда!
– Чтобы поглядеть, как там.
– И ради этого проделали весь путь до Веро-Бич?
– А это не так уж далеко.
– Что-то около ста миль к северу от Помпано, так?
– Не так уж много.
– И сколько времени вы там провели?
– Пару часов, не больше.
– Потом что?
– Покатил обратно в Майами.
– И что делали там?
– Зашел перекусить, потом поехал на пляж. Чтобы поспать. Хотел было в мамином доме, да ее не было, а у меня нет ключей.
– Итак, вы спали на пляже.
– Да, сэр.
– В Майами.
– Майами-Бич, точно, сэр.
– И без пятнадцати двенадцать ночи вы находились на пляже?
– Проспал на пляже всю ночь, верно, сэр.
– Вы были на пляже ночью, в одиннадцать часов сорок пять минут?
– Мори, – прервал я его, – мне кажется, он уже ответил на этот вопрос.
– Если не возражаешь, Мэттью, мне бы хотелось уточнить время, – сказал Блум.
– Мистер Харпер, у вас нет возражений?
– Нисколечко. Я был на пляже ночью, в одиннадцать часов сорок пять минут, это точно, сэр. Всю ночь. Все было так, как я сказал.
– Майами-Бич, правильно? – переспросил Блум.
– Да, сэр, Майами-Бич.
– Так вас здесь не было, в Калузе, я правильно понял?
– Мори, – вмешался я, – он только что ответил на твой вопрос и по меньшей мере четыре раза повторил это…
– Хорошо, хорошо, – успокоил меня Блум и обратился снова к Харперу. – Мистер Харпер, – сказал он, – известно ли вам, что ваша жена подала на вас жалобу в калузское отделение полиции и обвинила вас в нанесении ей тяжких физических увечий? Как написано в заявлении, это произошло в одиннадцать часов сорок пять минут, в воскресенье ночью, пятнадцатого ноября.
– Что? – воскликнул Харпер и, отвернувшись от Блума, посмотрел на меня.
– Известно ли вам об этом? – спросил Блум.
– Нет, сэр, я не знал об этом, – ответил Харпер. – Как мог я… повторите, что, вы сказали, будто бы я сделал с ней?
– В жалобе указывалось, что вы сломали ей нос и…
– Нет, сэр, в этой жалобе все вранье.
– Она написана вашей женой.
– Нет, сэр, Мишель не могла так поступить. Нет, сэр.
– Мистер Харпер, когда вы уехали из Майами?
– Этим утром.
– Поточнее, – когда именно «этим утром»?
– Наверное, около десяти часов.
– И вы приехали прямо сюда, в полицейский участок, когда вернулись в Калузу, правильно?
– Прямехонько.
– Почему вы не вернулись домой вчера? Ведь вашего компаньона не оказалось на месте…
– Ллойд мне не компаньон. Он просто мой кореш по армии, с ним у меня дела, вот и все.
– Но его не было?
– Верно.
– И вашей матери – тоже.
– Верно.
– Тогда зачем вы остались в Майами? Почему вы не отправились домой вчера утром?
– Я решил, может, Ллойд вернется.
– Он вернулся?
– Нет, сэр.
– Так зачем вы там остались?
– Думал, может, еще вернется.
– Угу. Как давно вы женаты, мистер Харпер?
– В следующем июне было бы два года.
– Ваша жена иностранка…
– Да, сэр.
– Где вы с ней познакомились?
– В Бонне, в Германии. Я служил в военной полиции в Бонне.
– Когда это было?
– Вы спрашиваете меня, когда я с ней познакомился?
– Да.
– В этом месяце будет два года. Познакомился с ней в ноябре, а женился на следующий год, в июне.
– Вы поженились в Германии?
– Нет, сэр, здесь, в Калузе.
– Каким, по-вашему, был этот брак? – спросил Блум.
– Я без памяти любил ее, – ответил Харпер и вдруг, закрыв лицо руками, зарыдал.
Тишину, воцарившуюся в комнате, нарушал только шелест магнитофонной ленты, бесстрастно фиксировавшей скорбь Харпера. Он сидел в кресле, которое казалось слишком хрупким для его громадной фигуры, его широкие плечи сотрясались, бочкообразная грудь вздымалась от рыданий; закрыв руками изуродованное оспинами лицо, он безуспешно старался справиться со своим горем. Казалось, Харпер никогда не успокоится. Издаваемые им звуки напоминали стоны раненого животного, нашедшего укрытие в глубине джунглей, где уже ничто не могло причинить ему боль и только луна была немой свидетельницей его страданий. Мало-помалу его рыдания наконец иссякли; он полез в задний карман джинсов и, вытащив довольно грязный носовой платок, вытер глаза, потом нос и неподвижно замер в кресле, шмыгая носом и устало опустив плечи. Похоже, в этом громадном теле не осталось ни капли жизненных соков.
– Мистер Харпер, – заговорил мягко Блум, – вы утверждаете, что в воскресенье утром были в Майами, потом ездили в Помпано и Веро-Бич, а затем в тот же день, позднее, опять вернулись в Майами, так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30